И сплетаются нити судьбы... - Ульяна Подавалова-Петухова

нехотя разомкнула пальцы на его шее и отпустила от себя. Парень суетился и суетился, стащил ботинки, расстегнул шубку. Потом убежал куда-то. На кухне загремела посуда, упало что-то тяжелое, и послышался звон разбитого стекла.

— Всегда терпеть не мог эту вазу! Туда тебе и дорога! Ромашка, давай раздевайся, я сейчас налью ванну, посидишь там с час, а то заболеешь, не дай Бог! — крикнул он.

А она сидела и обозревала царивший вокруг кавардак. Тепло просачивалось к замерзшему телу, и Ромала лишь теперь почувствовала, как сильно замерзла. Она действительно приехала сюда к нему, но это было где-то часов в пять. Ехала полна решимости, но как только увидела дом и окна Диминой квартиры, решимость улетела трусливой синицей. Но сбежать у нее не получилось. Машина ни в какую не заводилась. Ромала всё проворачивала ключ в замке зажигания — «Нива» недовольно ворчала, — пока не увидела красную лампочку, сигнализирующую о том, что бензина в баке не осталось. И вот тогда на девушку нахлынула волна дикого отчаяния, и цыганочка от обиды и злости расплакалась. Черт! А ведь поездка по плану должна была пройти легко и без всяких помех. Девушка даже не предполагала, что единственной загвоздкой станут собственные нервы. Она сдалась на финишной прямой. Теперь Ромала точно знала: если бы машина завелась, она бы ретировалась отсюда.

Глава 54.

Дима влетел в комнату и увидел, что его любимая даже не разделась. Мало того, у нее какой-то отрешенный и уставший вид. Он подошел, присел у ее ног. Ромала заметила в его руках бутылку спиртного. Парень раскупорил ее.

— Я не буду пить, — тихо проговорила девушка.

Милославский усмехнулся.

— Конечно, внутрь бы тоже не помешало, но если не хочешь, то не надо, — с этими словами он стянул с окоченевших ступней гостьи носки, плесканул себе в ладонь из бутылки и стал растирать сведенные от холода пальцы.

Ромала смотрела на его руки и молчала. А Дима говорил, что ванна почти готова и что Ромашка должна пить чай, пока тот не остыл. Девушка слушала его и удивлялась тому, что они так долго не разговаривали. Или вдруг ей начинало казаться, что с момента их последней встречи прошла лишь одна ночь. Такая долгая, безрадостная ночь, полная кошмаров и чужих воспоминаний. То, что эти воспоминания чужие, говорил тот факт, что сама она вряд ли смогла бы держать на него обиду долгих бесцветных дней.

— Я видела твою машину два дня назад в своем дворе, — как бы между прочим сказала она.

Дима замер на пару секунд, а потом вновь принялся растирать, не поднимая головы.

— Ты же правильно сказала. Я действительно трус.

— Почему ты мне ни разу не позвонил? — проговорила девушка, чувствуя, как слезы закипают на глазах.

— Я звонил. В первый день. Даже приезжал к тебе домой. Ты была дома, но не зажигала свет и телефоны отключила, — отвечал он.

— А потом?

— А смысл? Вернее… я боялся. Очень боялся, что ты не станешь со мной говорить или, того хуже, пошлешь куда подальше. Что потом тогда делать? Я ведь люблю тебя.

Он поднял на нее глаза и увидел залитое слезами лицо. Сердце защемило.

— И если бы я не приехала сегодня сама…

— Нет. Я уже всё решил. Я собирался к тебе завтра после загородной встречи. Вон, даже костюм приготовил, — и Милославский кивнул в сторону шкафа. Там на дверце висел костюм в чехле. — Прости меня. Пожалуйста, прости.

Он уткнулся ей в колени лицом, сжал ее руки в ладонях. Нащупал тоненькие пальчики и прижался к ним губами.

— Ромала, если бы ты знала, как сильно я тебя люблю! — проговорил он.

Он целовал ей руки и не сразу понял, что ни на одной нет колец. То есть совсем. Даже того, что Ромала никогда не снимала. Того, что ей подарил Александр. Дима погладил палец, на котором еще был заметен след от колечка.

От цыганочки это не ускользнуло.

— Я его вернула, — тихо проговорила она.

Дима посмотрел на нее. У нее действительно был изможденный вид.

— Я ездила к нему и вернула кольцо, потому что хочу жить. Хочу быть рядом с любимым человеком. Я никогда его не забуду, но… В последнее время, вернее, всё это бесконечное время, только один человек занимал мои мысли. У меня такое ощущение, что он поселился в моем сердце со своими вещами, мечтами и мыслями. И я ничего не могу с этим поделать. Просто ничего. Утром я просыпаюсь и вечером ложусь спать, а в голове, как на старом патефоне, всё та же заевшая пластинка. Поэтому я и приехала. Я видела, как ты сидел в своей машине и курил. И ведь хватило тебе терпения стоять почти полтора часа!

— Два часа, — проговорил Дима.

— Значит, я не сразу тебя почувствовала.

— Почувствовала?

— Дим, с тех пор, как ты спас меня от моего же безумия, я тебя чувствую, как бы странно это не звучало… И еще. — Ромала смотрела на него и понимала, что вот сейчас, именно в этот момент решается ее дальнейшая судьба и жизнь. Ведь она сама себе пообещала, что у нее хватит смелости во всём сознаться. Она облизала пересохшие губы. — Дим, я не всё о себе рассказала. И то, что я хочу сказать, очень, ну, просто очень-очень для меня важно. Ты меня должен выслушать. А потом… Потом будет так, как ты решишь.

Парень смотрел на нее и начинал догадываться, о чем пойдет речь. А она вдруг съежилась и завздыхала. Прошла минута или даже больше, а девушка всё так же молчала. И Милославский не выдержал.

— Ромал, не мучай себя, — проговорил он, кутая ее в плед. — Я всё знаю.

Она уставилась на него, в глазах скользнуло недоумение.

— Я знаю, почему ты старалась ни с кем не сближаться. Почему до этого держала сердце под замком, а ключи выбросила. Извини, я понимаю, что в какой-то мере мой поступок неправильный… Я готов был себя сожрать за тот случай, поэтому не выдержал и ездил к твоей подруге. Я знаю, что у тебя обостренное чувство беды и ты чувствуешь близких тебе людей.