Варяжская правда: Варяг. Место для битвы. Князь - Александр Мазин

– Я сам старейшина, и говорю от Старшего Круга! – заносчиво заявил вятич.

– Верю, – кивнул Духарев. – А скажи мне: много ль вы хузарам платите?

С коня он так и не слез, возвышался над парламентёром закованной в железо башней.

Тот запнулся, но сообразил:

– Десятину![54]

Духарев не стал уличать лесовика во лжи.

– Добро, – сказал он. – Пойдете под киевского князя, он с вас двенадцатую долю возьмет. А хузар мы от вашей дани отучим.

Лоб у парламентёра пошел морщинами: ловко рус поймал его за язык.

– Все одно! – наконец родил вятич. – Хотите мимо нас по Оке идти – идите, не тронем. А в наши леса вам дороги нет!

– Значит не люб тебе великий князь киевский? – осведомился Духарев. – А ведь он дань с тебя меньшую просит (вятича слегка перекосило), и великое уважение роду вашему оказал – сам к вам пришел…

– Не люб! – буркнул парламентер.

– …А люб вам хузарский хакан, – невозмутимо продолжал Духарев, – который сидит от вас за тысячи поприщ, с племенем вашим без толмача и слова сказать не может?

– Люб! – без промедления ответил лесовик.

– Что ж, – сказал Сергей. – Ты свое слово сказал. А теперь я скажу! Великий князь Киевский, хакан Тмутараканский Святослав Игоревич ежели куда идти решил – уже не свернет. Добром ли, силой, а дань ему платить вы будете…

– Не будем! – от возмущения лесовик аж подпрыгнул.

– …Лучше, конечно, добром, – невозмутимо продолжал Духарев. Голос у него был зычный, натренированный, как и подобает голосу воеводы, поэтому слышали его и вятичи, укрывшиеся за засекой, и киевляне. – Добром, потому как не дело это – своих собственных данников бить. Но коли будете артачиться – придется вас поучить. И если кто думает, что эта куча дров, – Духарев пренебрежительно махнул рукой в сторону засеки, – остановит русскую дружину, то он просто дурачок. Князь Киевский каменные крепости брал (Тут Сергей соврал – не было еще такого. Но будет). Вот его слово: освободите путь, сопроводите нас с почетом к вашему городищу, поклонитесь Киеву – и будет он вам защитой и опорой, а дань с вас меньшую возьмет, чем хузары. Не то размечут вас вои великого князя, ворвутся в дома ваши и возьмут, что пожелают, по закону войны: богатства ваши возьмут, жен и дочерей ваших, а детей ваших, полонянников, погонят на невольничьи рынки. И пойдет русская рать по вашим землям железной бороной, повытащит всех вас, лесовиков, из самых дремучих берлог – и уж тогда такой данью обяжет вас киевский князь, какой пожелает.

– Врешь! – закричал переговорщик. – Не быть такому!

Но этот визгливый вопль выглядел совсем несолидно на фоне могучего гулкого баса Сергея.

– Почему ж не быть? Мы – не хузары-полевики. Есть под киевским князем леса и погуще ваших, есть у нас следопыты-охотники. Нынче пришел к вам князь Киевский с малой дружиной, а пожелает: кликнет и большую. Воинов у князя больше, чем белок в ваших лесах. Иль не веришь мне?

Старейшина подавленно молчал. Но кто-то на засеке не выдержал: пустил стрелу. Духарев поймал ее рукой (невелик фокус: не на бронь стрела, на белку), погрозил кулаком невидимому стрелку, сказал строго, будто ребёнку:

– Не балуй! – и снова к парламентёру поворотился. – Ладно, лесовик. Время тебе до полудня. Если до полудня люди ваши не начнут растаскивать этот хворост, начнем вас бить. А уж ежели начнем – не остановимся. Вои князя моего в бою, как медведи иль туры: от крови хмелеют – не удержать.

Развернул коня и неторопливо поехал к своим. А парламентер вятичский так и остался – с открытым ртом и задранной бородищей. И племя его за справной, надо признать, засекой тоже безмолствовало. Переваривали нарисованные Духаревым перспективы.

– Хорошо говорил! – похвалил Святослав.

Видно было: он горд своим воеводой.

Зато в глазах Свенельда сквозила зависть.

– Думаешь, они послушаются? – спросил князь.

Духарев пожал плечами.

– Я бы на пустую похвальбу не купился! – гордо заявил Икмор. – Кто пугает, тот слаб. Сильный сразу бьет!

– Точно! – подхватил Лют.

Святослав потер затылок.

– А ты что думаешь, Свенельд?

– Так мыслят воины, – нехотя произнес князь-воевода. – А скажи такое нашим смердам, они тотчас подожмут хвосты. Но лесовики – не воины. И не смерды. Они – что-то посередине. Может, испугаются, может, будут драться. А воевода Серегей все правильно сказал. И я бы не сказал лучше.

«Вот так, так…» – Духарев с удивлением поглядел на князя уличского. Неужели Свенельд наконец смирился с тем, что Сергей теперь не под ним, а напрямую под Святославом?

– Ждем, – решил великий князь. – Дружине – быть начеку, броней не снимать, дозорам – бдить, лучникам – готовить зажигательные стрелы. Хоть свежие стволы, зато смолистые – может, и займутся.

– Не стоит, княже, – возразил Свенельд. – От засеки весь лес загореться может.

– Верно, – согласился Святослав, – не надо зажигательных. Бить обычными. Но не ранее, чем они начнут.

Время шло. Киевское войско томилось в ожидании. Тяжкое время – ожидание перед сечей. В битве, там думать некогда, а тут, когда сам не знаешь, доживешь ли до вечера, иль хуже того – калекой останешься… И такое может случиться с каждым: от князя до самого юного отрока. Другое дело, что опытным гридням ожидание привычно, да и вера есть в удачу, которая хранила их во всех предыдущих битвах. Молодым – трудней.

– Страшно? – спросил Духарев сына.

– Не без того, – степенно ответил Артем.

Ростом он был отцу чуть повыше плеча, но держался с большим достоинством.

– Не бойся, – сказал Духарев. – Если в самое пекло не полезешь, целым будешь.

Артем сразу успокоился. Он, как и многие, верил в то, что батька – ведун. Но Сергей в данном случае не видел будущего. Он видел своего сына: в добром, под стать старшему гридню, доспехе, прошедшего отменную выучку. Да это и не первая его драка. Успел парень побывать в дюжине стычек: и под Киевом, и у Ольбарда на «стажировке». Должен выжить. Тем более что вокруг него будут личные гридни Духарева: эти уж за сыном воеводы присмотрят.

Но все равно в сердце что-то такое екало. Сергей предпочел бы сам быть рядом с сыном, но нехорошо выйдет. Он – воевода…

Вятичи додумали в срок. Прав был Свенельд – не воины они и не смерды. Потому придумали нечто третье. То есть знай Духарев их обычаи лучше, сам бы догадался. А обычаи у лесовиков были такие: если повздорили два рода – неча всем людям драться и попусту кровь проливать. Пусть богатыри решают, чья возьмёт.

– Как биться будем? – оживился Икмор.

Он, Духарев и Свенельд пришли парламентерами.

– Пеше, конно? В полной зброе или только на мечах?

– Не-е-е! – вятские старейшины энергично замотали головами.

Крови не надо. Если кровь прольется – мира не будет. Бороться надо. Голыми руками.

– Это на кулачках? – Икмор сразу скис.

– И еще – камень бросать. Кто дальше, – заявили старейшины. – Так у нас по обычаю. И еще…

– Погодите! – вмешался Свенельд. – Померимся по вашему обычаю, но и по нашему тоже!

– На мечах нельзя! – сразу объявили старейшины.

– А на дубинках – можно?

Вятичи посовещались, решили: нельзя. Тоже может кровь пролиться.

– А копье метать в цель? Можно?

– Это можно.

– А стрелы?

– Можно, можно! – старейшины даже заулыбались. Полагали, что их охотнички не худо стреляют. Есть перспектива для победы.

– Добро, – резюмировал князь-воевода. – Ваша возьмет – уйдем. Мы осилим – быть вам киевскими данниками. Все?

– Нет, не все! – возразили старейшины. – Меряться не одни лишь мужи бородатые должны, но и юнаки! И поклясться надобно богами и пращурами, что пока борьба пойдет, между нами и вами – мир!

– Поклянемся, – согласились русы. – И юнаков подберем.

На том и порешили.

Местом состязания избрали дорогу.

Русам предстояло выбрать своих «спортсменов».

– Бороться я буду! – решительно заявил Духарев.

Конечно, ему уже не двадцать пять, зато он в отличной физической форме и вдобавок (как чувствовал) в последние полгода перед походом регулярно тренировал рукопашку, используя в качестве спарринг-партнера Сычка.

Спорить с Духаревым не стали. Слава победителя берсерков все еще сохранялась за Сергеем.

– А копье метать я буду! – с ходу объявил Лют.

– Почему ты? – возмутился Икмор.

– Бросьте кости, – предложил Духарев, пока молодые воеводы не переругались.

Бросили. Выпало Люту.

– Тогда я – из лука! – потребовал Икмор.

Святослав покачал головой.

– Думаешь, я этих мохнобородых не перестреляю? – обиделся Икмор.

– Может, и перестреляешь. Но перестрелять мало. Надо так выстрелить, чтоб у них от изумления бороды дыбом встали. Стрелять будет Машег.

– Камень! – напомнил Свенельд.

Этот вид состязания энтузиазма не вызвал.

– У меня в дружине нурман есть, – сообщил Икмор. – Снорри зовут. Здоровый, как тур. Пусть он кидает.