Крадущаяся Тьма - Линн Флевелинг

Микам с улыбкой отмахнулся от ее тревог.

— Я тут поговорил с твоим сержантом Бракнилом и еще кое с кем. По их словам, ты храбрый командир и хороший боец. Я тобой горжусь.

Бека крепко обняла Микама, почувствовав знакомую шершавость его щеки.

— Ну, мне ведь повезло с учителями, разве не так? Я только хотела бы…

— Чего?

Бека отодвинулась и провела рукой по глазам.

— Я всегда надеялась… ну, что, когда я наберусь немножко опыта, Нисандер найдет мне дело вроде тех, что поручает вам с Серегилом.

— Ну, об этом ты не беспокойся. В мире всегда достаточно тревог, чтобы люди вроде нас не сидели без дела. Смерть Нисандера тут ничего не отменила. Однако, сказать по правде, Серегил меня беспокоит.

Бека кивнула:

— И Алек тоже. Ведь видно же, как бедняга переживает из-за того, что Серегил стал таким молчаливым и нелюдимым. Что произошло между ними?

Микам со вздохом откинулся на подушку.

— Бедный Алек. Он и так не знает, что ему делать со своей любовью к Серегилу, а теперь еще и это. Серегил так ушел в себя, что я ума не приложу, чем кто-нибудь из нас может ему помочь.

— Может быть, он должен помочь себе сам. — Бека неохотно поднялась. — Как доберешься, позови Валериуса взглянуть на твою ногу. Мне все же не нравится, как выглядит рана. И передай маме и девочкам, что я их люблю. Пошли мне весточку, когда родится маленький братец.

— Позаботься о том, чтобы вернуться в целости и сохранности, слышишь!

Бека последний раз поцеловала отца и поспешила на палубу. Там у поручней в одиночестве стоял Серегил.

Они пожали друг другу руки; Серегил повернул ладони девушки к свету и провел пальцем по еще видным на них символам.

— У тебя не только волосы такие же, как у отца, но и сердце, — сказал он с намеком на свою прежнюю улыбку. — Всегда можно положиться на то, что вы явитесь, когда меньше всего ждешь и когда больше всего в вас нуждаешься. Да улыбнется тебе удача в сумерках, Бека Кавиш, и при свете дня тоже.

— И тебе я желаю удачи, Серегил. и да исцелит тебя Создатель, — тепло ответила Бека, испытывая облегчение даже от этого слабого проявления интереса к жизни. Серегил почти не раскрывал рта за все время плавания. — Благополучно доставь отца домой.

Алек ждал ее у лодки. Бека крепко обняла юношу и почувствовала ответную ласку.

— Отвези их обоих в Уотермид, — прошептала она, прижавшись щекой к его щеке. — И оставайся там, сколько сможешь. Бедный Нисандер… Не могу поверить, что он хотел бы, чтобы так все обернулось.

— Я тоже. — Алек сделал шаг назад, не выпуская ее рук.

«Он кажется теперь много старше», — подумала Бека, заметив печаль в глубине его глаз.

Когда Нанта скрылась за горизонтом, Алек спустился в каюту. Серегил сидел на краю койки Микама.

— Я нашел для тебя кое-что в Нанте, пока мы там стояли, — сказал ему Алек, протягивая какой-то завернутый в ткань предмет. Это оказалась маленькая арфа, такая же, как была у Серегила в Вольде. — Она, конечно, не сравнится с твоей, я знаю, — быстро продолжал Алек, когда друг развернул подарок и коснулся струн, — но мне подумалось… Ну, Микам все еще страдает от раны, и если ты будешь ему играть, ему станет полегче.

Это, возможно, была ложь во спасение, но Алек добился желаемого. Микам одобрительно подмигнул юноше, когда Серегил пристроил арфу на колене и взял несколько аккордов.

— Замечательный инструмент. Спасибо, — сказал он, не поднимая глаз. Серегил сыграл еще несколько нот, подбирая мелодию, потом провел пальцами по струнам, заставив их нежно зазвенеть.

Теро пришел, чтобы сменить Микаму повязку, и остался слушать. Серегил не стал петь, но играл одну мелодию за другой — печальные, но смягчающие боль.

Под эту музыку Микам задремал. Алек тихо сидел в углу, следя за лицом Серегила; тот играл почти весь день. Лицо его оставалось бесстрастным. Занавес молчания так и остался между ними.

Настроение Серегила как будто несколько улучшалось по мере приближения к Римини. Он стал чуть более разговорчив. хотя никогда не упоминал ни Нисандера, ни Шлем, гулял по палубе с Алеком или Теро, ел то. что ему подавали, без жалоб, но и без похвал и часами играл на арфе, находя облегчение собственным страданиям в том успокоении, которое музыка приносила Микаму. Микам и Теро радовались этим переменам, но Алек, деливший с Серегилом матрац на полу каюты Раля, видел, как дрожит и стонет во сне его друг каждую ночь. Предчувствие, пугающе похожее на то, что привело его в «Петух» той ужасной ночью, заставляло юношу по возможности не оставлять Серегила одного. Тот человек, которого он узнал за последние месяцы, исчез; на его месте теперь оказался молчаливый незнакомец с отсутствующим взглядом.

На пятый день пути, когда Алек вошел в каюту Микама, тот дремал; его лицо было бледным и осунувшимся. В ногах лежала арфа: Серегил оставил ее там, когда тихая музыка усыпила раненого. Неустанные заботы Теро не давали пока развиться гангрене, но в маленькой каюте было душно, ее наполнял тяжелый запах больной плоти.

Двигаясь осторожно, чтобы не разбудить спящего, Алек открыл окно и дверь, подперев ее мешком. Как раз когда он уже собрался прокрасться обратно на палубу, Микам открыл глаза.

— Что-то у тебя сегодня унылое лицо, — хрипло прошептал он, жестом приглашая Алека сесть рядом с собой. — Ну-ка выкладывай. В чем дело?

Алек безнадежно пожал плечами:

— Да все Серегил. Он стал похож на тень. Не разговаривает, не улыбается. Такое впечатление, что его здесь нет на самом деле. И я не знаю, чем ему помочь.

— Думаю, ты ведешь себя правильно: просто будь с ним рядом, как тогда, во время его болезни из-за деревянного диска. Это ведь его и спасло. Он сам мне так говорил.

— Тогда дело было в магии, и он боролся с ней. Но убив Нисандера… — Алек начал вертеть в пальцах угол одеяла, не находя нужных слов. — Словно он убил часть самого себя.

— Так и есть. Мы должны дать ему время разобраться с тем, что осталось.

— Наверное. — Но в душе Алек боялся, что чем дольше они будут ждать, тем больше друг погрузится в черную пучину.

Когда «Зеленая дама» вошла в гавань, на причале ждала Магиана. В одиночестве, без слуг стояла она на берегу; ее серебряные волосы были скрыты черным траурным покрывалом.

Серегил протянул ей маленький узелок с личными вещами Нисандера. Когда он попытался заговорить, голос ему изменил.

— Я все знаю, дорогой мой, — прошептала волшебница, обнимая его. — Мы простились с Нисандером в тот день, когда я перенесла его туда к вам. Он подозревал, что не вернется, и просил меня сказать тебе: не печалься о нем, но попробуй его простить, если сможешь.

— Простить его? — ахнул Теро, стоявший рядом с носилками Микама. — Что же нужно ему прощать?