Восточный фронт адмирала Колчака - Сергей Владимирович Волков

– ничего не приписываю себе. Начальник таких частей едва ли может сделать больше, настолько здесь было все самобытно, не похоже на других, что и придумать трудно. Я молю Бога о том, чтобы Он дал возможность наиболее справедливо, красочно описать их деяния.

В ночь с 4-го на 5-е – разведка по всему фронту. Командир 3-го батальона 1-го полка поручик Ложкин с 15 офицерами и солдатами заставил развернуться два батальона и 100 всадников красных. Это действительно разведка! 6-го утром пошли в наступление на левый фланг. 1-й полк занял в 8.10 Накоряново. Начали поздно, не захватили врасплох, шли во весь рост, и потери велики – более 100 человек. Самого наступления я не видел, так как боялся отлучиться далеко от штаба; возможно, что не было уверенности. Был на перевязочном пункте 1-го полка и видел по настроению раненых, что части идут хорошо.

Небольшая заминка во 2-м полку с гаубичной батареей – отстала из-за поломанного моста, – и командир полка приостановил движение вперед, а затем приказал двигаться, не ожидая гаубиц. В полдень задача, возложенная на бригаду, полностью была выполнена, но противника лишь оттолкнули, он не был разбит, а отошел в порядке, не оставив трофеев. Не было сделано ничего, чтобы произвести обход и ударить во фланг и тыл противнику. Я считал ошибкой, что 2-й корпус начал наступление днем раньше. Нужно было начать наступление левым флангом (7-й Уральской дивизией), что давало возможность разбить красных на две группы – Уфимскую и Бирскую. Я не помню смысла приказа Западной армии, но знаю, что наступление корпусами 3-м Уральским и 2-м Уфимским велось далеко не по этому приказу, а вполне самостоятельно, особенно 2-м Уфимским корпусом: Уральский корпус 7-й дивизией направлялся на Уфу, а Ижевская бригада обеспечивала это движение с севера, где только и был противник на фронте Уральского корпуса. 2-й Уфимский корпус бил кулаком 4-й дивизией на Чишму, 8-й дивизией к северу от линии Байки – Бирск.

Я не помню точного направления 8-й дивизии в целом, но 32-й Прикамский полк, в составе: 1-й батальон – елабужцы, 2-й – чистопольцы и 3-й – мензелинцы – получив задачу двигаться на Бирск, по занятии этого города разбился побатальонно, двигаясь на свои города. Полк остался без управления, что и послужило к неудаче 3-го батальона, мензелинского, на тракте к этому городу. Впоследствии этот полк сыграл большую роль, действуя вполне самостоятельно в направлении Бирск – Чистополь, по занятии которого оставался там, удачно борясь с бригадой противника. Я остановился на действиях этого полка только потому, чтобы оттенить следующее предположение: что было бы, если бы ижевцы были приданы к 2-му Уфимскому корпусу, поставлены с 32-м Прикамским полком на правый фланг и направлены на Сарапул – Елабугу? Как бы дрались ижевцы, направляясь к своим местам? Вопрос другой, если их некем было заменить в Западной армии, но, думаю, последствия были бы огромны. Дело специалистов в этом разобраться, но мне кажется, на место этих частей всегда можно было взять из армии Гайды одну-две дивизии.

Своими рассуждениями я не хочу поддерживать идеи северного наступления (английского), но думаю, что в то время выход на Волгу в районе Казани оказывал громаднейшее влияние на исход всей операции. О том, что у красных была Туркестанская армия, надо было знать командованию, учитывать все возможные последствия активности этой армии и принять меры или не начинать вообще наступательной операции, если не было частей для разгрома этой армии.

А. Ефимов{146}

Ижевцы и воткинцы{147}

За Камой

После отступления за реку Каму воткинцы заняли позиции вдоль левого берега, загибая свой северный фланг фронтом на северо-восток против красных, действовавших со стороны города Осы.

На левом фланге находился 4-й Воткинский полк, растянувшийся от села Сайгатка до деревни Ершовки. У деревни Ершовки воткинцы вошли в связь с отрядом уфимцев под командой поручика Воробьева, который действовал в районе железной дороги Сарапул – Красноуфимск. Ижевцы сосредоточились в селе Сайгатка и ближайших деревнях, где их части переформировывались в бригаду в составе двух полков, запасного батальона, дивизиона артиллерии, конного дивизиона и инженерной роты. Через несколько дней один из полков ижевцев сменил 4-й Воткинский полк, который был отведен в тыл для формирования 2-й бригады Воткинской дивизии.

Потеря родных мест и семейных очагов, боязнь за семьи, часть которых осталась во власти мстительного врага, неизвестность, что предстоит дальше, – все это отражалось на настроении ижевцев и воткинцев. Удары судьбы не проходят даром, вызывают падение духа и выливаются наружу в тех или иных формах. Началось расхождение между ижевцами и воткинцами, до сего времени совместно и дружно боровшимися с красным гнетом.

Раскол появился среди старших чинов и потом распространился вниз. Отсутствие начальников, которые обладали бы неоспоримым авторитетом и могли бы сразу остановить зачатки взаимного недоброжелательства, привело к тому, что недовольство друг другом продолжало углубляться. Начались упреки в несправедливом распределении захваченных у противника орудий и другого имущества, в неправильном расходовании денежных средств, в отказе помочь в бою артиллерийским огнем и т. д.

Большое недовольство, главным образом у ижевцев, вызвал приказ из штаба армии с перечислением целого ряда обязанностей, нарушение которых будет караться расстрелом. Приказ заканчивался указанием, что те, кто не согласен подчиниться дисциплине в указанных рамках, могут уходить обратно домой. Приказ, имевший целью поднять дисциплину, был явно плохо обдуман и неудачен. По свидетельству одного из старших командиров ижевцев, этот приказ вызвал негодование среди рабочих-бойцов, добровольно поднявшихся против насилия большевиков, самоотверженно отдавших все силы на борьбу и принесших большие и кровавые жертвы. Разбираться в правильности, справедливости или необоснованности этих взаимных обвинений теперь не приходится и невозможно. Результат же был тот, что командующий ижевцами штабс-капитан Журавлев увел подчиненную ему бригаду в район Уфимского корпуса.

По мнению ижевца М.Д., внимательно наблюдавшего за всем происходившим, Журавлев сделал это, чтобы избежать недоразумений и, возможно, столкновений. По его впечатлению, взаимная неприязнь начала заходить очень далеко, и можно было опасаться, что горячие головы не остановятся перед пролитием братской крови, что был даже заговор убить капитана Юрьева{148}, но этого не произошло, потому что Юрьев не появлялся в районе ижевцев.

С уходом ижевцев в район Уфимского корпуса их совместный с воткинцами путь борьбы с красными временно разошелся: первые дрались в рядах Западной (позднее 3-й) армии, а вторые в Сибирской (потом во 2-й Сибирской) армии. Только в Забайкалье поредевшие в тяжелых походах