Фан-клуб - Ирвинг Уоллес

Он злобно взглянул на нее. Лицо его исказилось от злобы.

— Или ты скажешь правду, или я выбью ее из твоей проклятой глотки…

Она подняла руку, чтобы защитить лицо.

— Нет, нет… — стонала она от ужаса.

— Ты напрашивалась на это, вот и получай. — Он занес для удара ногу, но в этот момент Бруннер бросился к нему, чтобы отвлечь его внимание.

Ее глаза с мольбой глядели на возможного защитника.

— Пожалуйста, пожалуйста, мистер Бруннер, скажите ему, что я ни о чем не знаю!

Шивли замер, уставившись на нее, затем медленно повернулся и остановил взгляд на сконфуженном Бухгалтере.

— И так, теперь это мистер Бруннер, не так ли? Наконец, правда начала выходить наружу. Так что она знает имя одного из нас. Это — все, что я хотел выяснить, этого достаточно. — Он повернулся спиной к Шэрон, взял под руку Йоста, затем из коридора подхватил Мэлона. Он покачивал головой, полностью удовлетворенный. — О'кей, думаю, что все мы хотели бы получить краткое объяснение от мистера Бруннера. Правильно? Пойдемте.

Он направился к открытой двери.

Парализованный от ужаса, Бруннер заволновался, взглянул, как испуганный кролик, на Шэрон и, качаясь, пошел к двери.

Шэрон Филдс осталась лежать на полу, наблюдая за ним, как смотрит подзащитный на присяжных, выходящих из зала суда для определения приговора.

Двадцать минут спустя Шивли, стоя (остальные сидели), закончил безжалостный допрос своих коллег по Фан-клубу.

Он значительно протрезвел, несмотря на то что снова не раз подливал в свой бокал виски. Выпив большой глоток, он облизнул губы и поставил бокал на кофейный столик.

— Хорошо, пока все понятно, — сказал он. — Из всего, что нам удалось вспомнить, дамочка не знает имен Йоста, Мэлона и моего. И вообще ничего не знает о нас. Так что это только ты, Лео. Ты — единственный, нарушивший наше прикрытие и давший ей след.

— Я уже говорил вам, что не знаю, как это случилось, — сказал Бруннер, тряся головой от ужаса. — Это вышло совершенно нечаянно.

— Ты уверен, что она не спровоцировала тебя, не обманула? Ты вполне уверен в этом?

— Утверждаю. Она никак не виновата в том, что случилось. Это произошло совершенно непроизвольно, несчастный случай, промах. Помню все это прекрасно. Как-то на этой неделе, после того как наше свидание закончилось, я одевался и сказал что-то о своей жене. Разумеется, не упоминая ее имени. Я вспоминал о том, как моя жена всегда удивлялась моему умению производить всякие починки в домашнем хозяйстве. Начал имитировать, как она разговаривает со мной и, прежде чем осознал это, произнес свое имя так, как его выговаривает Тельма. Я очень обеспокоился, но Шэрон поклялась, что не слушала меня. Оставалось только поверить ее слову. Позднее я решил, что даже если она и услышала мое имя, не стоит из-за этого беспокоиться. У нее нет причин запоминать его. Ну действительно, кто я такой, чтобы меня помнить?

— Кто ты такой? — ехидно переспросил его Шивли. — Ты — наиглупейший из всех нас, если думаешь, что она сохранит твою фамилию в тайне.

— Ну, если так, то я единственный, кто пострадает из-за своей глупости, — сказал Бруннер с видом жертвы. — Она не знает фамилий никого из вас или кто вы такие. Мы же договаривались об этом специально. Так что вы трое в полной безопасности.

Шивли покачал головой и обратился к Йосту.

— Гови, скажи ты ему, насколько он глуп для парня, который посещал колледж. — Он снова резко обернулся к Бруннеру. — Ты — единственный, попавший задницей в западню, а мы в безопасности, да? Иисус, никогда бы не поверил, что ты настолько глуп. Как ты себе представляешь, что будет, когда мы заберем в пятницу наличные и освободим ее? Я не писатель, как наш выдающийся Мэлон, но это я могу четко предсказать. Мы отпустим ее. Она — свободна. Звонит своему менеджеру или еще кому-нибудь. Они бросаются ей навстречу. После этого куда они, по-твоему, направляются? Прямо к копам, как выстрел из пушки. Вот так. Прямо в полицию. Она вываливает, что с ней случилось, все, что знает. Что нас было четверо, что она узнала фамилию только одного, его зовут мистер Бруннер. Так, что происходит дальше? Копы проводят проверку, находят его дом, его офис, окружают оба здания и хватают нашего друга Бруннера.

Шивли повернулся, чтобы взглянуть прямо в глаза взволнованному Бухгалтеру.

— Вот так, они хватают вас, мистер Бруннер. Просят нас быть хорошим парнем и все рассказать. Ты не соглашаешься. Говоришь, что они ошибаются. Они ставят тебя в группу для опознания. Даже без твоих средств изменения наружности она опознает тебя. Все же ты продолжаешь настаивать на том, что произошла какая-то ошибка, что не имеешь к этому делу никакого отношения. Поэтому они начинают мучить тебя продолжительными допросами, так как хотят, чтобы ты разговорился, выдал остальные фамилии — наши фамилии! Они поместят тебя в специальную комнату с направленным в лицо ярким, ослепляющим светом, где нет ни воды, ни пищи, ни ванной комнаты. Они не позволят тебе заснуть двадцать четыре часа, сорок восемь часов…

— Нет, — запротестовал Бруннер, — такие вещи уже давно не применяются. Ты говоришь о том, что видел в фильмах. Теперь офицеры полиции весьма гуманны, а каждый гражданин обладает правами…

Шивли фыркнул.

— Иисус, да может ли кто-нибудь разговаривать со столь наивным и глупым парнем, как ты, Лео? Как, по-твоему, мы допрашивали пленных во Вьетнаме? Как ты думаешь, почему моих друзей из Техаса или Лос-Анджелеса, которых застукали за торговлю наркотиками или другие штучки, легавым удавалось расколоть? Я даю тебе представление о джентльменской части такого допроса, Лео. Не полную правду, потому что, уверен, у тебя не хватит пороху узнать остальное. Но что бы ты сделал, если бы они начали сдирать тебе ногти с пальцев? Или стукнули по яйцам разков десять подряд? Или тушили окурки о твою кожу? Ты скажешь очень многое. Ты запоешь. Ты будешь болтать. И наболтаешь о многом. И обязательно назовешь наши имена и фамилии — мистера Говарда Йоста, мистера Адама Мэлона, мистера Кайла Т. Шивли. А затем они придут за нами и пришьют похищение, изнасилование, вымогательство. И никто из нас никогда больше не увидит дневного света.

Бруннер начал покрываться потом.

— Этого никогда не случится, никогда, — клялся он. — Даже если она расскажет, то я ни за что не признаюсь. Скорее умру, чем назову ваши фамилии.

Шивли проворчал в ответ на это:

— Хорошо, будем надеяться на то, что, может быть, ты и не заговоришь. Но будем ссылаться на это как на «может быть». Никогда не знаешь, как поведешь себя, пока копы не наложат на тебя лапы. Но я говорю не об этом. Дело не в тебе, Лео, не в том, расскажешь ты или нет. То, что скажет она, — вот что имеет значение. Если она не сможет заговорить, у нас не будет никаких проблем. Тогда и ты будешь в безопасности. Гови и Адам тоже будут в безопасности. Если она никогда не назовет полиции твою фамилию, мы все окажемся в безопасности, все будем богаты и прекрасно устроены. Теперь до тебя все дошло?