Грехи людские - Маргарет Пембертон

– Пройдет. – Ей самой пришлось очищать рану и перевязывать Адама. Странное было чувство: тут Адам, а рядом, за стеной, Риф. – Хотя воевать он больше не сможет. Впрочем, в такую даль по пересеченной местности ему, видит Бог, уж никак не следовало бы отправляться. Ему необходим полный покой, но сейчас это невозможно.

– Да, – сказал Риф, крепче прижимая ее к себе. – И поэтому мы должны пользоваться случаем, раз уж он подвернулся.

Через час ему надлежало покинуть отель с отрядом наскоро собранных мидлсексцев. Они намеревались двинуться в сторону захваченного японцами ущелья. Риф пока еще не сообщил Элизабет о скорой разлуке. Он хотел, чтобы они занялись любовью так же радостно и легко, как в залитой солнечными лучами спальне своего дома, который неизвестно когда им суждено увидеть вновь.

– Пойдем, – сказал Риф, и в его голосе отчетливо прозвучало желание. – У меня есть для тебя сюрприз.

Скажи кто-нибудь Элизабет, что в отеле можно отыскать свободный номер, она бы рассмеялась этому человеку прямо в лицо. После того как японцы заняли Новую территорию, ее перепуганные жители, как и многие обитатели других захваченных районов, перебрались в «Репалс-Бей», считая его островком безопасности. Тут было сейчас более тысячи постояльцев, да еще сотни две солдат и масса невесть откуда взявшихся людей. Апартаменты были заняты пожилыми американцами и китайцами, аристократами из Англии и молодыми женами французских и португальских бизнесменов. По ночам все спальные места и даже стулья были заняты. Немыслимо было даже и мечтать о возможном уединении. Но Риф открыл дверцу бельевой комнаты и закрыл ее изнутри на замок.

– Вот! – сказал он, стащил с полки одеяло и бросил его ей под ноги. – Как же я соскучился по тебе, Лиззи!

Впоследствии, когда бы она ни вспоминала, как они любили друг друга в душной, тесной, пропахшей лавандой комнате, события представали в памяти, как при замедленном показе кино. Элизабет опустилась на колени, а он нежно гладил ее щеки, подбородок, скулы. Затем Риф снял с нее белую сестринскую шапочку, вытащил шпильки, удерживающие прическу. Волосы послушно рассыпались по плечам густыми шелковыми прядями.

– Ты прекрасна, Лиззи, – исполненным благоговения голосом произнес он. – Восхитительна, необыкновенна... – Он целовал ее лоб, виски, шею... – Я люблю тебя, Лиззи, очень люблю, – шептал он изменившимся голосом.

Риф стащил с нее платье, осторожно снял ее кружевной бюстгальтер и ласкал ее грудь. Как бы со стороны, она услышала свой стон удовольствия, почувствовала горячую влажную волну, все ее тело напряглось в предвкушении.

– О, Риф, я так соскучилась по тебе... – прошептала она, чувствуя, как его руки переместились на ее талию, затем на покатые бедра. И только когда Риф довел ее почти до состояния безумия – только тогда он поспешно скинул с себя рубашку и брюки и осторожно опустил Элизабет на пол. Сдерживаясь изо всех сил – для чего понадобилась вся его огромная сила воли, – он склонился над ней и возобновил свои поцелуи.

Элизабет лежала, испытывая невообразимое наслаждение. Руки ее в блаженном разлете были разбросаны за головой, она тихо стонала, чувствуя на своем теле его горячие губы. Терпеть эту сладостную пытку было совершенно невмоготу.

– О Боже, Лиззи! – простонал Риф. – Я люблю тебя. Ты моя единственная... Навсегда...

Потом она отдыхала, лежа в его объятиях. По ее щекам струились слезы. Прежде чем он отстранился, она сказала:

– У меня будет ребенок, Риф. Еще две недели назад я была не уверена, но вот уже два дня как поняла, что это правда.

Он пристально посмотрел на нее. Его глаза так и искрились любовью.

– На сей раз все будет нормально, Лиззи, вот увидишь! – сказал он уверенно.

Он покрепче обнял Элизабет. Японцы продолжали наступать. Прежний уютный мир рассыпался на куски, все летело в тартарары. Но как ни странно, в это мгновение, лежа в объятиях Рифа и говоря ему о своей новой беременности, она чувствовала себя как никогда счастливой.

Когда они оделись и закрыли за собой дверь бельевой комнаты, только тогда Риф рассказал ей о гибели Жюльенны.

Элизабет была потрясена и убита услышанным, и даже слез у нее не было.

– О нет... – чуть слышно вымолвила она. – О нет... не могу поверить! Не могу! Только не Жюльенна... Это невозможно...

– Мне очень жаль, любимая, – сказал Риф, обнимая Элизабет. Он и сам не мог поверить, что бесшабашную Жюльенну, неукротимую и жизнерадостную, они больше никогда не увидят. – Но как бы там ни было, а это правда. Свидетельница тому – Мириам Гресби. Но я верю, что в один прекрасный день японцы сторицей за все заплатят. Сполна, что называется!

Он поцеловал ее и разжал объятия, понимая, что ей нужно какое-то время, чтобы свыкнуться с горем. Тут уж Риф ничем не мог ей помочь. Бледная, она вернулась в комнату, которую делила с другими десятью женщинами. Понимая, что к обеду ей нужно вернуться в госпиталь на дежурство, Элизабет попыталась заснуть, но, несмотря на физическую усталость, сон долго не приходил. Она все лежала и вспоминала подругу – вечно смеющуюся, милую, ослепительно красивую. Казалось немыслимым, что она никогда больше не увидит Жюльенну. Никогда больше не услышит ее заразительного смеха. Никогда не восхитится немыслимыми поступками этой женщины. А когда Элизабет подумала о Ронни, о том, как он будет жить без Жюльенны, то повернулась лицом к стене и заплакала.

Через шесть часов она вернулась в палаты к раненым и доложилась старшей сестре. На лице той отражалась душевная мука; она сказала Элизабет, что лейтенант Питер Граундз убит во время атаки на гаражи отеля.

– На гаражи?! – как громом пораженная переспросила Элизабет. – Вы хотите сказать, что японцы сюда добрались?

– Боюсь, что да, – мрачно подтвердила старшая сестра. – Они захватили пленных. Лейтенант мужественно бросился в атаку, чтобы их освободить, и, хотя сама по себе атака удалась и японцев отбросили, Граундз погиб в этой схватке.

С этого момента собравшихся в отеле охватило чувство, что они в осаде. Адам помогал персоналу и постояльцам закладывать оконные проемы мешками с песком. А когда один из постояльцев, голландский инженер, предложил использовать главный водоотвод для бомбоубежища во время авианалетов, Адам всецело поддержал его. Труба водоотвода оказалась внушительных размеров, как минимум футов восьми в диаметре; она шла от здания отеля под дорогой и выходила на пляж. Всю субботу и ночь с субботы на воскресенье все трудоспособные постояльцы работали под началом голландца, расширяя вход и пробивая шахты для притока воздуха. Когда Риф и его люди вернулись после попытки очистить ущелье от японцев, все женщины и дети из отеля уже заняли места в водоотводе, куда им доставляли кофе и бутерброды. Там они были в относительной безопасности и могли не бояться участившихся бомбежек.