Лабиринт - Кейт Мосс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элис дрожала. Она понимала, что холод исходит изнутри, словно тепло тела вытекало из нее с кровью, но сдержать дрожь не могла. Мари-Сесиль повернула в пальцах оставшиеся листы.
— В каком порядке?
— Освободите меня, — спокойно и холодно предложил Одрик. — Освободите и встаньте посреди зала. Я покажу.
Чуть помедлив, она кивнула Франсуа-Батисту.
— Maman, je ne pense…[117]
— Делай, что велено, — бросила она.
Юноша молча перерезал веревку, притягивавшую Одрика к земле, и отступил назад.
Мари-Сесиль завела руку за спину и вернула обратно, с ножом.
— Если вы попытаетесь… — она кивнула на Элис и перевела взгляд на Одрика, медленно выходившего вперед, — я ее убью. Понимаете? — и, дернув подбородком в сторону Франсуа-Батиста, вставшего над Уиллом: — Или он убьет.
— Я понял.
Он бросил короткий взгляд на лежавшую без движения Шелаг и шепнул Элис:
— Я ведь прав? — В его голосе вдруг прозвучало сомнение. — Грааль не отзовется ей?
Одрик смотрел на нее, но Элис чувствовала — его вопрос обращен к кому-то другому. К кому-то, с кем он уже пережил подобное прежде.
И Элис вдруг поняла, что знает ответ. Она не сомневалась. Она улыбнулась, передавая ему уверенность, которой ему недоставало.
— Не отзовется, — шепнула она еле слышно.
Одрик шагнул вперед.
— Вам следует сложить вместе все три папируса и поместить их перед огнем.
— Сделайте сами.
Одрик сложил три просвечивающих листка, аккуратно подровнял и вставил в щель. На миг почудилось, что огонек в нише погас. В пещере стало совсем темно. Затем, глазами, привыкшими к сгустившемуся мраку, Элис увидела, что лишь несколько иероглифов, высвеченные пятнышка ми светового узора, протянулись вдоль линий лабиринта. Все ненужные слова погасли. «Di ankh djet…» — слова ясно прозвучали в ее мозгу.
— Ди анкх джет, — проговорила она и закончила фразу, мысленно переводя слова древнего языка, произнесенные ее голосом. — В начале времен в земле Египетской повелитель тайн дал слова и знаки.
Мари-Сесиль рывком обернулась к ней.
— Ты прочла слова! — сказала она, шагнув к девушке и схватив ее за плечи. — Откуда тебе известно их значение?
— Неизвестно. Я не знаю.
Элис пыталась вырваться, но Мари-Сесиль подтянула ее прямо к острию ножа, так близко, что Элис видны были бурые пятнышки на темном клинке. Глаза ее закрылись, и она повторила:
— Di ankh djet…
Казалось, все случилось одновременно.
Одрик прыгнул на Мари-Сесиль.
— Maman!
Уилл воспользовался мгновением, на которое Франсуа-Батист забыл о нем, подтянул к себе колени и лягнул противника в крестец. От неожиданности юноша, падая, выстрелил в потолок пещеры. Элис услышала, как пуля щелкнула по камню и отскочила рикошетом.
Рука Мари-Сесиль метнулась к виску. Элис успела заметить кровь, просочившуюся между пальцами, потом женщина покачнулась и опустилась наземь.
— Maman!
Франсуа-Батист был уже на ногах и бежал к ней. Его пистолет отлетел по земле к алтарю.
Одрик подхватил нож Мари-Сесиль и с поразительной силой рассек веревки, связывавшие Уилла, затем вложил нож ему в руку.
— Освободи Элис.
Не услышав его, Уилл метнулся туда, где упавший на колени Франсуа-Батист баюкал на руках мать:
— Non, maman. Ecoute-moi, maman, reveille toi.[118]
Уилл схватил его за ворот слишком широкой куртки и ударил головой о грубый каменный пол. Только после этого он бросился к Элис и принялся пилить веревки.
— Она умерла?
— Не знаю.
— А?..
Он быстро поцеловал ее в губы и сорвал с рук веревку.
— Франсуа-Батист побудет в отключке, пока мы выберемся из этой чертовщины, — сказал он.
— Возьми Шелаг, Уилл, — распорядилась Элис, — а я помогу Одрику.
Уилл поднял на руки бессильное тело Шелаг и пошел к тоннелю. Элис бросилась к Одрику.
— Книги, — настойчиво зашептала она. — Надо их забрать, пока они не опомнились.
Он стоял, глядя сверху вниз на тела Мари-Сесиль и ее сына.
— Одрик, скорее, — повторила Элис. — Надо уходить.
— Напрасно я втянул вас, — тихо заговорил он. — Желание узнать, исполнить обещание, которое я дал когда-то и не мог выполнить, сделало меня слепым к другим заботам. Эгоистичным. Я слишком много думал о себе.
Одрик положил ладонь на одну из книг.
— Вы спрашивали, почему она не уничтожила книгу, — вдруг сказал он. — Ответ таков: я ей не позволил. Тогда мы надумали обмануть Ориану. Потому и вернулись в пещеру. Если бы не это, может быть…
Он подошел к Элис, пытавшейся выдернуть папирусы из прорези.
— Она бы этого не хотела. Слишком много жизней пропало.
— Одрик, — с отчаянием перебила его Элис. — Об этом можно поговорить потом. Вы же этого ждали, Одрик. Увидеть, как трилогия объединится вновь. Нельзя же оставить их ей.
— Не знаю… — Он перешел на шепот. — Я так и не узнал, что сталось с ней в конце.
Масла в светильнике почти не осталось, но свет становился ярче, по мере того как Элис один за другим выдергивала папирусы.
— Они у меня, — сказала она, обернувшись.
Собрала книги с алтаря и сунула их Одрику.
— Возьмите книги. Идем.
Ей пришлось почти тащить за собой Одрика по полутемной камере к тоннелю. Они, спотыкаясь, миновали впадину, где были найдены скелеты, когда в темноте за ними раздался резкий щелчок, заскрежетал камень и дважды раскатился грохот.
Элис бросилась наземь. Это были не выстрелы — совсем другой звук, будто грохотала сама земля.
Адреналин выплеснулся в кровь. Она отчаянно ползла вперед, зажав в зубах папирусы и молясь, чтобы Одрик не отстал. Ткань хламиды путалась в ногах, мешала двигаться. Рука сильно кровоточила, и опереться на нее как следует не получалось, но все же ей удалось добраться до ступеней.
Она слышала рокот в глубине земли, но оборачиваться было нельзя. Пальцы уже нащупали резные буквы на верхней площадке, когда сзади прозвучал голос:
— Остановитесь. Или я его застрелю.
Элис застыла на месте.
«Не может быть. В нее пуля попала. Я же видела, как она падала».
— Обернитесь. Медленно.
Медленно Элис поднялась на ноги. Мари-Сесиль стояла перед алтарем. Пошатывалась. Белое одеяние было забрызгано кровью, прическа растрепалась, и волосы космами вились у щек. В руках она сжимала пистолет Франсуа-Батиста, и он был нацелен прямо на Одрика.
— Медленно пройдите обратно, доктор Таннер.
Элис чувствовала, что земля поплыла под ногами. Дрожь отдавалась в ступнях, в коленях — глухой подземный рокот, с каждой секундой становившийся сильней и настойчивей.