Хаджи - Леон Юрис

Поразительно, как скоро крадущийся волк начинает чуять добычу. Было совершенно удивительно, что так много женщин готово это делать, и еще более удивительно, что я стал пользоваться спросом.

Не хочу хвастаться подобно другим мужчинам, но почти все мои подружки-вдовы уверяли меня, что я принадлежу к лучшим в мире любовникам. Уверен, что таким сделали меня терпеливость и нежность.

И хотя было трудно, я хранил это в себе. Я не хотел позорить этих женщин и не хо-тел делиться ими. Я принял свое возмужание скромно.

После отъезда Пера Ольсена отец, казалось, был доволен своим чиновничьим поло-жением. До гибели Иерихонского проекта он никогда не позволял нам пользоваться пре-имуществами нашего положения. Теперь же наша семья из девяти человек, включая ново-го ребенка Фатимы и Камаля, приобрела четырнадцать продуктовых карточек. Ибрагим реквизировал стройматериалы, и нам построили хороший дом поближе к шоссе.

Пера Ольсена заменил крошечный человек из Бирмы по имени Не Све. Отец отнюдь не недооценивал его возможности из-за малого роста. А Не Све был достаточно проница-телен, чтобы понимать, что жизнь будет проще и спокойнее с хаджи Ибрагимом на его стороне. Он был из той страны, где обмен одолжениями - в такой же степени образ жиз-ни, что и у нас. И с самого начала они отлично поладили.

До сих пор Ибрагим лишь едва упоминал своих прежних деревенских из Табы или пытался завязать контакты с ними. О да, он часто говорил о своем желании вернуться, но редко - о людях по именам. Почему-то мне казалось, что он чувствует себя виноватым, что откололся от них, хотя, Аллах свидетель, в этом не было его вины.

- Пастух не теряет своего стада ни по одной причине, - вот все, что он говорил на эту тему.

Наш отличный новый дом означал, что Ибрагим остепеняется и примиряется с из-гнанием. Но Таба никуда не девалась, и чем больше он остепенялся, тем больше беспоко-ился о своих старых друзьях. В конце концов он попросил меня разыскать их.

Благодаря своему положению он имел возможность через ЮНРВА послать письма для наведения справок о том, где они находятся. Кроме того, у Ибрагима были две замуж-ние дочери, мои сестры, бежавшие вместе со своими семьями. Годами мы ничего о них не знали. О них я тоже написал запросы.

Прошло несколько месяцев, прежде чем мы получили ответы. Наши деревенские все еще были более или менее целы и жили в лагере возле Бейрута под названием Шатилла. Сестры тоже были в Ливане, в лагере Тель-Затар недалеко от Шатиллы.

Получив их письма, мы на какое-то время впали в ностальгию. Женщины упрашива-ли меня читать им эти письма по два-три раза в день и плакали. Мы узнали, кто женился, у кого появились дети, где кто работал, кто стал у них временным мухтаром. Они были не-довольны. Но хотя ливанцы обращались с ними с презрением и жестокостью, все-таки была работа, и Бейрут оказался явно лучше Иерихона.

При следующем обмене письмами они звали отца снова их возглавить. Не Све не хо-телось терять отца, но будучи реалистом, он понимал, что переезд в Бейрут все-таки ве-роятен.

Я ликовал и парил в раю! В Бейруте - знаменитый Американский университет, а в Иордании и Западном Береге ничего такого нет. Стать студентом университета было моей мечтой, которую раньше я не смел и близко подпустить к себе.

Когда мы говорили о переезде, то сначала наши голоса и настроения были тверды. Мы увидим семью и старых друзей! Мы снова будем народом!

Падение было еще более стремительным, чем воспарение. День ото дня желание от-ца становилось все менее страстным, менее решительным. Переехать нам всем в Бейрут - задача основательная. Ибрагим был теперь в мире с иорданцами. В его нынешнем поло-жении не нужно было много работать, у него были влияние и множество привилегий, ус-ловия нашей жизни были вполне приличными.

Зачем ехать в неизвестность? В Шатилле ему пришлось бы долго и упорно бороться, чтобы утвердить себя и обрести такое же положение, как теперь. По правде говоря, отец устал. Бегство в Яффо, потом Кумран, Цюрих, Джамиль, Чарльз Маан, Иерихонский про-ект, - все это унесло по частичке его души.

Сильный человек, раньше лишь забавлявшийся бахромой фантазии, теперь полно-стью окунулся в нее. О, я изо всех сил настаивал на Бейруте, но он просто свихнулся на этом и приводил нелепые доводы.

Я продолжал писать письма то тем, то другим деревенским и своим сестрам, но странно - не мог хорошенько припомнить их лица. Даже отцу было бы не под силу вос-становить отношения между кланами и семьями Табы.

По прошествии нескольких месяцев Бейрут превратился в мираж.

В те дни, когда у отца происходили личные встречи с Не Све, я переводил для него, чтобы избежать недоразумений. Обычно он ждал меня возле кафе через дорогу от школы. Когда кончались занятия, мы с ним шагали к помещению ЮНРВА. Во время этих прогу-лок я начал замечать в нем перемены. Он стал очень дипломатичным и практичным, избегал треволнений, проницательно разыгрывая племенную игру. Проницательность заняла место гнева.

Я удивился, увидев его однажды в дверях нашей классной комнаты. Он был явно расстроен, хотя никогда не показывал такого чувства на людях. Он позвал меня кивком головы. Я быстро попросил разрешения уйти и последовал за ним из школы.

На дороге он остановился и схватился за меня. Кажется, я в самом деле заметил страх в его глазах.

- Я получил секретную информацию из Аммана. Через две недели иорданцы прика-жут всем ребятам военного возраста зарегистрироваться для призыва в Арабский легион.

- О Боже, - сказал я упавшим голосом.

- С тобой-то все в порядке, - сказал отец, - но они заберут Омара.

Стыдно сознаться, но я скорее почувствовал облегчение за себя, чем огорчение за Омара. После убийства Абдаллы и изгнания Талаля регентское правление его внука, юно-го короля Хусейна, крепко взялось за дело. Иорданцы снова высунулись со своей навязчи-вой идеей аннексировать Западный Берег. Одеть палестинских мальчишек в иорданскую военную форму - хорошо продуманный трюк. Это создаст впечатление, что палестинцы верны королю. Больше того, в случае бунтов и волнений палестинцев Арабского легиона используют для грязной работы. Кровь наших собственных людей будет на наших руках, а иорданцы останутся чистыми.

Отец был глубоко потрясен. Почему? Ведь он уже не представлял политической уг-розы. Он был в мире с иорданцами. И ему, разумеется, известно, как освободить Омара от военной службы. Его реакция была мне непонятна.

Не Све приветствовал нас в манере, отразившей отцовскую безотлагательность. Я объяснил ему, что отец получил намек от иорданского министра.

- Отец говорит, что нам надо немедленно устроить дорожные документы для Омара, чтобы он уехал в Ливан.