Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза - Николай Берг

Вовка сидит мрачный. Спрашиваю, что случилось. За него отвечает, улыбаясь, Серега: 'Вована мусора заарестовали. Теперь Вовану в свободное время придется мести улицы'.

— А штрафом отделаться можно? — спрашиваю я, понимая, что Вовка влип крепко.

— Нельзя — хмуро и кратко отвечает Ильяс.

Ну понятно. Недавно по примеру благополучной Швейцарии у нас организовали 'мусорную полицию', которая рьяно стала выполнять свои обязанности. Намусорил на улице — влип. Выкинул мусор не туда, куда надо — еще больше влип. И штрафы у них и впрямь такие, что у Ильяса корчи будут и точно придется Вовке самому рассчитываться за прегрешение.

— Я в урну кинул, не заметил, что мимо пролетело — бурчит Вовка.

Это понятно. В 'мусорах' пенсионерок полно. Суровые старухи. И глазастые. Но хоть вВовика и жаль, но такая постановка вопроса мне нравится. Вполне достаточно штрафов. Пример тому — Германия или Швейцария или Таиланд с Сингапуром. За брошенный мусор — тонна баков — и редкая чистота на улицах. Но при этом нюанс — штрафы должны собираться четко и быстро… Вот в чистейшей Швейцарии активно работала мусорная полиция. Именно потому она и чистая. Я просто не представляю себе, чтоб в Швейцарии или Германии посреди города со стройки машины тягали на колесах пуды глины по всему городу. Да строители без штанов останутся при таком методе работы… А у нас весь город загаживали новостройки…

— Нагадил наш Вовик, однако — резюмирует Серега.

— Без зазрения совести и угрызений оной, за отсутствием таковой — подтверждает и Ильяс.

— Вас хлебом не корми, токо б обосрать все! — огрызается Вовка.

— Ладно, не переживай, смотри на вещи просто. Возьми и скажи, например, как Ильяс 'Да шло бы оно крабом!'. И сразу станет легче — поучает друга Серега.

— Да ну вас к черту — наконец начинает всерьез злиться Вовка.

Самое смешное, что у него сейчас нет и не предвидится свободного времени и когда оно будет — не известно. С нашей команды хотели стрясти штраф, но тут Ильяс уперся и даже майор не взялся его переубеждать. Так над Вовкой этот штраф и будет висеть дамокловым мечом.

Наконец подходят катерки. У одного из них на буксире прыгает по волнам лодчонка, в которой мы утром с Енотом плыли. Прощаюсь с Мутабором, тот величественно игнорирует знак внимания и скрывается с Блондинкой в темноватом провале каюты. Туда же заходит лейтенантик — в храбрости этому сукину сыну не откажешь. Катер отваливает и очень быстро отдаляется — с виду он невзрачный, но ходкий.

А мы чапаем до Петропавловки — у моего знакомца, казаха — пулеметчика что-то сердечко стало пошаливать, надо его осмотреть повнимательнее, да и ЭКГ взять. Как расшифровщик я не мастак, но в клинике есть у кого проконсультироваться. Как раз пулеметчик должен смениться, вот я им и займусь. Кроме Енота в Крепости остается со мной и Серега — какие-то у него разговоры с мастером пулеметного боя.

Казах уже ждет, сидя на лавочке у медпункта, и аккуратно ковыряя резцом в когда-то обыкновенной суповой кости, которая от его работы постепенно становится если и не предметом искусства, то во всяком случае весьма изящной резной безделушкой, разве что женщина у него немного коротконогой получилась, зато узор весьма удался.

Некоторых это удивляет, даже слышал, что это анекдотичская ситуация, когда взрослые мужики такой ерундой занимаются. Нифига не анекдот. Ещё когда копал старые окопы и блиндажи в этом убедился наглядно. В окопах каждый оттягивался как мог — кто умел — рисовал, кто умел — рюмки делал из гильз от осветительных ракет, фигурки из дерева вырезал, блиндаж украшал — например, делая надписи на бревнах, вколачивая в них гильзы и патроны — торчащие донца — как точки… отличная мысль, к слову. Некоторые умельцы из запалов к гранатам делали мундштуки, вследствие чего по Ленфронту был запрещающий приказ — приравнивающий потерю пальцев при возне с детонаром к самострелу…

Здороваемся. Садимся рядом. Аппарат ЭКГ еще занят — диспансеризация гарнизона Крепости в полном ходу, опять же медсестрички натаскиваются, дело полезное. Так что предпочитаю пропустить оставшихся пациентов, чтобы потом не торопясь разобраться что там к чему. Казах тоже не спешит, да и Серега явно наслаждается отдыхом. Солнце перестало жарить, мягко греет.

— Ну как ты тут? Не сошел с ума? — спрашиваю я казаха с подначкой.

— С чего это мне с ума сходить? — удивляется он.

— Да так… У вас же работы последнюю неделю много было, вот я и вспомнил немецкие мемуары, где жалость к убиваемым толпам жидомонголов сводила с ума твоих немецких коллег.

— А, шутишь — понимает собеседник не переставая ронять маленькие костяные стружки из под резца.

— Ну да, в общем.

— А насчет сходящих с ума пулеметчиков… Сумашествие же разное. И пулеметчики.

— Тут ведь как с панфиловцами — какая-то писака накорябала, другая подхватила и понесла — поддерживает разговор Серега.

— А ведь пулеметчик мог сойти с ума — озвереть. Просто в азарт войти. Бой штука

такая, а пулемет тем более. И, например, наброситься и избивать второго номера, что патроны кончились или просто ленту не подает. Или по своим врезать в контратаке — типа, это мое поле и нех лезть — со знанием дела задумчиво говорит Енот.

— Или наоборот — он мог испугаться и спятить от ужаса. По ночам ему сниться потом что пулемет заклинило, а ОНИ ИДУТ. Или патроны кончились — это очень страшно, когда ТВОЕ оружие не работает или нет патронов. Тут свихнуться раз плюнуть — и реально потом патроны выпрашивают, даже не смотря, что уже все спокойно — говорит Серега.

— Тебе снятся? — отрывается от резьбы казах.

— Раньше было. А тебе?

Казах ухмыляется. Видно, что да, что-то такое и у него было.

— Ну и плюс. Кто это увидел — тоже важно. Как будут выглядеть номера расчета, закопченые, изодранные, с лихорадочно блестящими глазами, которые набивают и набивают бесконечные казалось бы ленты, время от времени высаживая длинную очередь в поле, где уже и раненные не кричат, а то и из карабинов достреливающих или гранаты кидают — кажется им, что лежащие ближе — все подползти хотят? А если смотрит солдат из свежей части, подошедшей подкрепить? А если он гражданский, мирный человек, которого одели в форму и сунули ружье в руки? — вносит ясность хромой, непривычно серьезный.

— Да даже и офицер, выпускник какого кадетского корпуса — мозг которого отягощен знаниями о фланкирующем огне, эскарпах, стрельбы с закрытой позиции и прочем, но который не представляет еще, что такое три десятка обезумевших мужиков, идущих на тебя со штыками на перевес, которых стреляешь, а падает один-два, остальные идут, и новые выходят — говорит Серега. Он тоже задумался и словно видит что-то свое.