Литература как жизнь. Том II - Дмитрий Михайлович Урнов

меня самого не доходил, пока не начал я читать стихотворение с американскими студентами и оказалось, стихотворения они не понимают или же не хотят понять, о чем вещает Ворон. Преследовало и преследует американцев наследие Старого мира, от которого, как видно, никуда не денешься, что и выразил «Вороном» Эдгар По, ослепительный, вроде Лермонтова, метеор на американском творческом небосводе.

«Утрать надежду на обновление» – суть угрожающего карканья. Устроившийся на голове Афины Паллады Ворон вещает от имени Богини Мудрости. Ты хочешь забыть утрату самого для тебя дорогого и успокоиться душой? «Никогда!» Собираешься начать новую жизнь? «Никогда!».

В кафе на углу 84-й улицы между Бродвеем и Амстердам-Авеню, где когда-то стоял дом, в котором жил Эдгар По, собраны предметы, напоминающие о нем: книги, старинные фотографии. Владелица кафе приняла от меня ещё некоторые материалы, принять приняла, но не выставила. Ей пришлось изменить и французское название кафе Chez Edgar («У Эдгара»). В Америке вспыхнули антифран-цузские чувства: французы высказались против агрессии в Ираке и в Афганистане. Мое поколение помнит, как в борьбе с космополитизмом мы переименовали французские булки в «городские», а в конно-спортивной школе у нас жеребец Дарлинг стал «Дорогим». В Америке картошку, зажаренную на французский манер (к чему я был приучен кулинарным искусством Маруси), стали называть вместо френч-фрайз – фридом-фрайз, не по-французски жареная, а свободно-жареная. В названии кафе убрали французский предлог, Эдгара оставили – написание то же, а что за Эдгар – это всё равно.

В кафе мы пришли с хорошим знакомым и устроились за столиком у книжной полки. Захватил я с собой портативный магнитофон с пленкой: Бэзиль Рэтбон читает «Ворона». Скорее, рассказывает, чем читает стихи, но рассказывает хорошо.

И душе не встать из тени, пусть идут, идут года, —

Знаю, больше никогда!

(Пер. К. Бальмонта).

Никогда из мрака душу, осужденную тонуть,

Не вернуть, о, не вернуть!

(Пер. В. Брюсова).

Подстрочник: «Душа моя не выйдет из тени, колеблющейся на полу, и не воспрянет никогда!» «Это вы сами написали?» – когда звукозапись «Ворона» закончилась, спросил мой собеседник, ушедший на пенсию администратор учебного заведения.

Того дома, где жил Эдгар По, давно нет. Место застроено большими домами. Когда-то буколика, теперь – урбанизм, в таком доме и поселился Рахманинов. Название переулка и вывеска кафе «У Эдгара» напоминают, кто здесь когда-то жил Эдгар По и написал стихотворение, «самое знаменитое во всей американской поэзии».

Путеводитель по литературному Нью-Йорку сообщает, что камин из этого дома сохранился: «Перенесен на кафедру литературы Колумбийского Университета». Университет – выше по Бродвею.

Пошел туда, спрашиваю, где камин, возле которого родились строки:

Прочь – из сердца клюв, и с двери – прочь виденье навсегда!

Пер. К. Бальмонта.

Вынь из сердца клюв проклятый!

Пер. В. Брюсова.

К сожалению, про камин не слыхали. А квартиру Рахманинова купила знакомая наших знакомых, купила вместе с роялем – музыкантша. Она с детства жила в том же доме, помнила Рахманинова. Встречала его в лифте. Изобразила тяжелый взгляд, что был устремлен на неё, знакомый мне взгляд на фотографии в квартире музыкальной учительницы, рахманиновской ученицы.

Жена моя в надписи на мемориальной доске на доме, где жил Рахманинов, заметила грамматическую ошибку. Пришлось менять доску.

По следам Джека Лондона

«Смелые герои Джека Лондона укрепляют волю в борьбе».

Виль Быков. «На родине Джека Лондона» (1962).

Виль Быков, мой старший университетский соученик, книгу мне подарил, книги я, должен сознаться, тогда не прочитал, а теперь не выпускаю из рук: служит мне путеводителем. Оказался я в краю Джека Лондона, где он увидел свет и единственный не уехал, как говорила уроженка тех мест, малый классик Гертруда Атертон. Уехать навсегда действительно не уехал, но странствовал по свету. Каждый день смотрю я на холмы, где он жил, хотя нельзя сказать – о которых писал. Конечно, писал, однако пейзаж, отличивший Джека Лондона в литературе, нашел он в других краях.

Dr. Vil’ Bykoff – так его величают на родине Джека Лондона. Среди наших зарубежников не знаю никого, кто пользовался бы у соотечественников иностранного писателя таким исключительным признанием. Наши шекспироведы, германисты, американисты, испанисты уважаемы, но ни один из них, насколько я знаю, не считается автором трудов фундаментальных, основанных на первоисточниках.

На родине Джека Лондона Виль Быков побывал более семидесяти лет тому назад. Начал он изучать необычайно популярного в нашей стране американского писателя, когда в самой Америке интерес к нему понизился, и происходило понижение по мере переориентации общественных настроений от направления социальнополитического к частно-приватному, дескать «Чего голову ломать? Занимайся собой!». Произошла и переоценка классических литературных величин. Пересмотр велся в пользу писателей, о которых Марк Твен говорил: «Этих я не читаю». Первая фраза романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение» (1819) определяет обертон пересмотра: «Общеизвестно и общепризнано, что одинокий мужчина, обладающий приличным состоянием, должен подыскать себе жену». Как совершает мужчина решительный шаг, и как откликается женщина на прямые и косвенные домогательства? С невероятной проникновенностью именно на такой вопрос, без подтекста, и отвечает Джейн Остин. Подтекст вычитывают истолкователи, способные вычитать что угодно даже из правил уличного движения. Общий уклон – в ретроградную сторону, что ярче всего выразилось у Пруста, «человека с улицы» по сравнению с графами и графинями, маркизами и герцогинями, в круг которых старается втереться его alter ego Сван. «Сервилизм!» – припечатал профессор Самарин, и с тех пор никакие ухищрения истолкователей не извлекли (для меня) из «Поисков утраченного времени» смысла поглубже. Всё это признаки общего поворота вправо некогда левой буржуазной среды. Теперь можем и на себя посмотреть, чтобы убедиться, как выглядит доверие батюшке-царю, тяга к монархизму и преклонение перед дворянскими титулами.

Получив в 1960 гг. зарубежную научную командировку, Виль Быков обошел и обследовал мир Джека Лондона, а тот мир ещё сохранялся. Виль отыскал современников писателя, успел познакомиться с его подругой, российской эмигранткой-еврейкой Анной Струнской, возымевшей над Джеком немалую власть, установил доверительные отношения с его близкими, нашел дорогу к дочерям, подружился с внуком и правнучками.

Один мой американский знакомый, зная, что в России Джека Лондона ставят выше, чем в Америке, обратился ко мне с вопросом о романе «Межзвездный скиталец» – исповедь заключенного в одиночную камеру для смертников. Мы с женой живем неподалеку от печально-знаменитой темницы, что обязывает меня знать роман Джека Лондона, сделавшийся книгой, пусть не популярной, но культовой. Вопрос я решил переадресовать