Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг. - Виктор Петелин

Вскоре частичные братания превратились в непосредственные переговоры целого участка; красные парламентеры без опасения появлялись в частях Донской армии. Обескураженные командиры частей, считая дальнейшее пребывание в частях опасным, бросились кто куда попало.

В то же время властью окружного атамана Верхне-Донского округа генерала Белоусова были созваны экстренные станичные сборы для изыскания мер предотвращения дальнейшего разложения фронта. Сборы были собраны одновременно в станицах: Вешенской, Мигулинской, Казанской и др. по одному и тому же вопросу, а потому я коснусь только сбора в Вешенской, в которой находился штаб Северного фронта.

Собравшиеся старики и представители хуторов заслушали доклад станичного атамана, сотника Варламова6, о создавшемся положении на фронте, но в то же время потребовали от атамана объяснения: почему фронтовики митингуют и какие к тому причины? Атаман не смог отвечать на такие вопросы, ссылаясь на свою некомпетентность. Сбор просит тогда генерала Иванова пожаловать на сбор и дать исчерпывающие объяснения по вопросу о положении на фронте, но последний не идет. Представители станичного сбора категорически потребовали через станичного атамана, чтобы генерал Иванов немедленно прибыл. Генерал Иванов является на сбор и, крича и размахивая руками, обратился к сбору со следующими словами: «Господа, вам что от меня нужно?» Сбор отвечает: «Просим вас доложить нам

о положении на фронте, так как, по словам наших сынов, жизнь которых мы вверили вам, они обращены в толпу оборванцев, которых пожирает эпидемия и стужа зимы. Генерал Иванов ответил: «Я

– командир Северного фронта, генерал-лейтенант Иванов, по этому вопросу разговаривать с вами не желаю!» Сделав крутой поворот, вышел вон, сопровождаемый криками негодования заволновавшегося сбора. Станичный атаман пытался восстановить нарушенный порядок заседания, но ничего не помогало.

Старики, оскорбленные ответом генерала Иванова, потрясая кулаками в воздухе, покинули заседание и разошлись по домам. Наутро, в первых числах декабря, усилием станичного атамана сбор снова был собран для решения вопросов, объявленных в повестке вчерашнего дня, но представители станичного сбора заявили: «По нашему отцовскому суждению, волнение фронтовиков произошло не на почве коммунистической пропаганды, а на почве тех острых недостатков в обмундировании и других предметов, которые ощущает фронт. Правительство же и командование вместо того, чтобы все отдать для тех бойцов, которые безропотно умирают в окопах в холодной степи, горячо заботится о тыловых увеселениях; крик страждущих казаков на фронте не слышен, а с нами, седыми стариками, разговаривать не желают… Так пусть они желаемый для себя порядок восстанавливают сами, а мы уезжаем по домам».

В то время, когда в станицах происходил шум сборов, на фронте, в крестьянской избе, подписывались мирные условия верхнедонцев с красными. А в степи озлобленные казаки ловили переодетых бегущих офицеров, снимали с них погоны, но не препятствовали уходить на юг.

В первых числах января 1919 года фронт полками Верхне-Донского округа был брошен, и казаки, то в одиночку, то вереницами, пешие и конные тащились в свои хутора. Полки же Донской армии, комплектованные из южных округов, с частичными сопротивлениями спешно отступали на юг, бросая различного рода тяжести, штаб же Северного фронта и окружная администрация в бурную зимнюю ночь бежали в станицу Чернышевскую7.

10 января 1919 года в станицу Вешенскую в боевом порядке вступил 28-й казачий полк. Урядник Фомин, выборный командир полка, и политический комиссар того же полка Мельников приказом № 1 объявили все учреждения «контрреволюционного времени вне закона»; впредь, до особого распоряжения, окружной властью считать штаб 28-го полка, коего приказания и исполнять.

Наступило время собраний, митингов; замелькали красные значки. Станица на осадном положении. Суетятся адъютанты, отдавая приказания, мчатся отдельные всадники, куда-то спешат конные взводы. Любители же послушать и поглазеть до поздней ночи бродили по улицам, перечитывая заборную литературу приказов, воззваний, прокламаций и т. п. Новые правители в Верхне-Донском округе хотя и покраснели, но покраснели только по внешности, внутренние же, душевные качества остались те же. Казаки Фомин, Мельников и др., несмотря на то что они перешли в красный стан, не изменились; с ними можно было говорить на все тоны и лады, и если нужно, выругать напрямик, по-казачьи, то и ругали, не чувствуя никакой опасности. Всем тем, кто не желал оставаться под красной властью, не возбранялось беспрепятственно перебираться в стаи «белых», они даже их снабжали пропускными билетами во избежание всяких самочинных насилий по пути следования.

Те же казаки, которые отступали с фронта без определенного направления, не знали, что делать: идти ли за армией или оставаться. Части, не принимавшие участия в переговорах с красными, протестовали против 28-го полка (37-й Донской казачий полк), но после долгих разъяснений администрации новой власти все расходились туда, куда звал голос каждого в отдельности…8

ПРИХОД КРАСНОЙ АРМИИ

В то время, как в Округе царили шум и болтовня нового «правительства», выделенного из состава 28-го полка, красное командование аннулировало только что заключенные мирные условия с полками Донской армии и, по пятам казаков, красные части вторгались в нейтральную зону Верхне-Донского Округа.

«Товарищи» Фомин и Мельников, напуганные появлением партизанских отрядов Донской армии со стороны станицы Каргиновской9, бросились в разные стороны за вооруженной помощью; делегаты с красными бантами мчались в ближайшие части красных. Штаб 28-го полка, не уверенный в том, что Красная Армия может быстро прийти на выручку, приступил к ликвидации окружного казначейства и продовольственных складов. Настроение жителей подымалось; блеснула мысль о спасении Округа от нашествия большевиков, но увы! надежда на избавление от красных в тот же день была рассеяна прибывшими делегатами 33-го Московского сов. полка. Перепугавшаяся власть успокоилась. Ликвидация остановлена. Партизаны исчезли.

Население, не сочувствующее красной власти, а главное, из-за страха перед «чекой», попряталось; площади, улицы опустели; закрылись наглухо окна; в вечернее время редко где увидишь мерцание огонька; всюду мертвая тишина.

15 января 1919 года штаб 28-го полка, чувствуя конец своего «правления», приступил к расхищению четырех с половиною миллионов денежных знаков, изъятых из окружного казначейства, но в то же время охотно выполнял просьбы отдельных лиц и учреждений, которым надлежало получить причитающиеся «от казны» суммы для погашения долговых документов, которые остались не оплаченными эвакуировавшейся «белой» властью; но, что важно, так это – изъятие денег и распределение их между казаками с целью сохранить казачье достояние от поползновений красных. Значит, мир с красными – мир «внешний», да и то заключенный вынужденно.