Том 2. Кащеева цепь. Мирская чаша - Михаил Пришвин

В № 1 «Нового мира» за 1927 год Пришвин публикует пятое звено – «Весна света», которое мыслится им первой частью второй книги «Кащеевой цепи» (роман «Любовь»). Звено состоит из восьми глав. 25 января 1927 года М. Горький писал автору: «Вчера с восхищением прочитал „Любовь“, да и все мои читают ее также с радостью. Чудеснейший Вы художник <…>. Особенно значительны те страницы „Любви“, где Вы изображаете тюрьму» (ЛН, т. 70, с. 338–339). По-видимому, в том же году, посылая Ольге Форш первую книгу «Кащеевой цепи», «остановленную на невыгодном месте», Пришвин приложил журнальный оттиск «Любви». «Я очень боюсь с „Кащеевой цепью“ залезть пока в не дозволенный мне мир, перешагнуть свой предел и стать скучным, холодным» («Русская литература», 1973, № 2, с. 187).

Некоторые представления о плане второй книги «Кащеевой цепи» дает письмо Пришвина В. Полонскому, датированное 17 мая 1927 года: «Вчерне у меня готово звено „Зеленая дверь“, которая представляет из себя такую же цельную повесть листа в 2 1/2, как и „Тюрьма“. Я эту повесть представляю Вам, как говорил, точно 1 августа <…>. Я остерегаюсь давать ее раньше, потому что в связи с работой над дальнейшими частями все более и более является необходимость в маленьких переменах <…>. Надеюсь, что, сдавая 1 августа „Зеленую дверь“, я буду в том виде, как сейчас „Зеленая дверь“, иметь новое звено „Vir ornatissimus russus“, а когда это сдам – новое любовное и, наконец, брачное (все должно кончиться свадьбой). Мои звенья печатайте между другими романами, когда хотите, ведь роман мой весь разрывной и по замыслу, вспомните, что он начался („Кащеева цепь“) года 4 тому назад в „Красной нови“» («Новый мир», 1964, № 10, с. 199).

Следующее, шестое звено «Кащеевой цепи» – «Зеленая дверь» появилось в №№ 11 и 12 «Нового мира» за 1927 год. В № 4 «Нового мира» за 1928 год печатается седьмое звено «Юный Фауст» с авторским примечанием: «Хотя роман „Кащеева цепь“ пишется так, что каждое звено его может считаться самостоятельным, все-таки не лишним считаю напомнить общее его содержание. В первом томе формируется личность с детских лет до эпохи убийства Александра II и до вступления юноши в цикл марксистских идей. Второй том „Любовь“ – начинается изображением тюрьмы, в которой сидит Алпатов за свое „государственное преступление“. К нему является невеста и предвещает ему скорое освобождение. Она зовет его по освобождении уехать учиться за границу и там ее разыскать…» До конца 1927 года в «Новом мире» публикуются восьмое звено «Брачный полет» (№ 5), девятое звено «Положение» (№ 6) – и завершающее вторую книгу десятое звено «Живая ночь» (№ 7). Изучение рукописей Пришвина показывает, что вторая книга «Кащеевой цепи» должна была завершиться звеном «Алпатов у берендеев». «Это последнее звено, – писал Пришвин 27 сентября 1927 года, – должно быть все пронизано детской открытостью к жизни (мотив из „Родников Берендея“)…» Далее Пришвин в сжатой и конспективной форме излагает содержание этого звена. «Алпатов на службе у Бобринского. Граф хочет спасти имение. Алпатов, узнав секрет „Золотой луговины“, может это, но старик Григорий советует ему: „Похрани, время твое придет“. И вот тут-то, может быть, пригодятся на службу злые силы болот. Ребенок Алпатов и тайна Золотой луговины… Вначале Берендей является Алпатову как своя поэтическая мечта… Потом постепенно сгущается мечта и воплощается в овчинника. Тот же самый процесс воплощения будет и с Инной: он ее постепенно будет узнавать и в жене, и в цвете болот <…>. Итог – разбивает Кащееву цепь творчество, которое себе кажется призванием, а со стороны отдачей себя <…>. Итак, 3 части любви, остается: 1) Брачный полет, 2) Свое малое, 3) Берендей» (ЦГАЛИ). Позже материал этого не написанного Пришвиным звена «Кащеевой цепи» был использован автором в «Журавлиной родине».

Обе книги «Кащеевой цепи» вошли в издававшееся в 1927–1930 годах Собрание сочинений Пришвина (т. 5 и 6). Текст первой книги полностью соответствует изданию «Кащеева цепь» (М.–Л., Госиздат, 1927), в котором из второго звена («Маленький Каин») была исключена и никогда не восстанавливалась глава «Бабы». Что же касается второй книги «Кащеевой цепи», то она была подвергнута некоторой авторской правке. Пятое звено «Любовь. Весна света» получило новое название – «Государственный преступник». Выпущенная из этого звена пятая глава «Иван-да-Марья» печаталась в сборниках Пришвина («Рассказы егеря Михал Михалыча». М.-Л., Госиздат, 1928, и др.). В заключительной главе «На волю» автором вычеркнут конец. В звене «Зеленая дверь» глава «Русский» названа «Русский жучок», и, наконец, внесены незначительные исправления стилистического характера в текст входящей в восьмое («Брачный полет») звено главы «Бахрома».

21 апреля 1928 года Пришвин сообщил М. Горькому из Сергиева Посада: «Был в Питере для сдачи в ГИЗ законченного 2-го тома „Кащеевой цепи“…» (ЛН, т. 70, с. 357). Рецензировавший это издание романа Б. Пятовский (Б. С. Вальбе) назвал «Кащееву цепь» всамделишной историей «нашей общественной мысли». Переходя далее к образу Алпатова, критик писал: «Ярко показана двойственность этого интеллигента-девятидесятника, так метавшегося „от марксизма к идеализму“». По мнению рецензента, Пришвин «романист и историк часто пасует перед лириком и пейзажистом» и что «во всем этом столько художественного очарования, пьянящих ароматов сказки и приключенческой легенды, что теряешь канву, хронику исторических событий» («Красная газета», 1929, 14 февраля, веч. вып.).

Во втором издании Собрания сочинений М. Пришвина (М.-Л., ГИХЛ, 1929–1931) «Кащеева цепь» вышла с послесловием М. Григорьева «Пришвин и Берендеево царство». Без изменений «Кащеева цепь» (в двух томах) выпущена Издательством писателей в Ленинграде в 1932–1933 годах. В-новом Собрании сочинений Пришвина (Гослитиздат, 1935–1939) автор дополнил роман циклом рассказов «Журавлиная родина» (1933), предложив их читателю в качестве третьей книги «Кащеевой цепи», но позже переменил свое решение.

За год до смерти Пришвин перечитывает свой роман. Дневниковые записи 1953 года свидетельствуют о глубоких размышлениях писателя как над своей творческой биографией, так и над судьбой автобиографического героя «Кащеевой цепи» Алпатова. Личная биография Пришвина и биография Алпатова никогда не были для автора равнозначны. Но по мере того, как герой Пришвина взрослел, разрыв между ним и автором все более и более сокращался. И перед писателем встала очень сложная задача: все так же используя факты своей (теперь уже писательской) биографии, избежать неизбежного «слияния» автора и героя «Кащеевой цепи». Дело в том, что, повествуя о жизни Курымушки-Алпатова, подведя героя к природе «как родине талантов», Пришвин предполагал для него иной вид творчества, не литературный. Третья книга «Кащеевой цепи» должна была рассказать о творчестве Алпатова инженера-торфмейстера, осушающего озеро-болото и превращающего его в Золотую луговину. Теперь, заново перечитав роман, Пришвин решает написать к нему автокомментарий. 19 мая 1953 года он заносит в дневник: «Автобиографию, как предисловие, как смысл и вывод „Кащеевой цепи“, начал было сочинять. И понял я, что „Кащеева цепь“ есть песня мальчика о своей родине <…>. Конец „Кащеевой цепи“: костер сгорел, началась открываться родина» (Собр. соч. 1956–1957, т. 6, с. 704). 2 июня 1953 года в дневнике появляется новая запись: «Отдамся работе над автобиографией, большой, включающей, как часть, всю „Кащееву цепь“» (там же, с. 707). И еще, 24 июля 1953 года: «Надо приниматься за „Кащееву цепь“, утопить эту книгу в автобиографии» (там же, с. 733). Но Пришвина не могло не волновать и другое. Возвратившись к «Кащеевой цепи» после большого перерыва, писатель спрашивал себя – насколько художественный образ Курымушки-Алпатова близок и понятен современному читателю. Сумеет ли он, читатель, рассмотреть за тем, что обусловлено в этом образе временем, ушедшей исторической эпохой (метания интеллигента в поисках личного счастья в революционной работе, в любви и, наконец, в природе) то, что составляет его главное содержание? 4 августа 1953 года Пришвин пишет в дневнике: «Начал внимательно читать „Кащееву цепь“ и своими глазами уверился, что это очень ценная вещь и в своем роде единственная. И что самое главное, это роман не в прошлом, а скорее в будущем, что новой своей собственной редакцией я могу обратить на него внимание» (там же, с. 735). «Дочитываю „Кащееву цепь“, – продолжает он развивать свою мысль в дневнике 24 августа 1953 года, – и понимаю так, что далеко я забежал в моем романе и что признание настоящее его еще впереди» (там же, с. 747). Вывод автора: «Правда написанного гораздо фактичней, чем правда сама по себе – правда неодетая» (там же, с. 747). И, наконец, запись от 25 августа 1953 года: «Начинаю не читать, а писать новую „Кащееву цепь“» (там же). Размышления над судьбой героя романа Пришвин записывает в дневнике 9 сентября 1953 года: «Алпатов ушел от себя самого в природу. Вот это, наверно, и было моей главной ошибкой в романе, что от себя самого невозможно уйти никуда и тем более куда-то „в природу“» (там же, с. 755). «Вчера до конца понял себя и своего Алпатова, – запись от б октября 1953 года, – в патриотическом творчестве и лично понятый марксизм обратился в патриотизм» (там же, с. 766). Отказавшись писать третью книгу «Кащеевой цепи», Пришвин дополнил опубликованный текст романа двумя заключительными звеньями – «Искусство как поведение» и «Как я стал писателем», явившимися своеобразным послесловием к этому произведению.