Власть без славы - Иван Лаптев

Перестройка, участие в борьбе за гласность, Горбачев, Верховный Совет, путч — все это уже представлено читателю. Мне остается коснуться только того, что было потом, после развала СССР.

Концерн «Известия» — единый комплекс, объединяющий редакции, типографию, издательство, всю инфраструктуру, мне создать не удалось. Мои друзья — руководители редакций, в первую очередь редакции газеты «Известия», и издательства усмотрели в моих планах опасность для своего положения и, поддерживаемые незаметно выросшей вокруг них челядью, заблокировали создание концерна — он остался крошечным ТОО с громким названием. Хотя кое-что и удалось сделать: создать по России около 30 рекламных агентств, доходы которых в 1992–1993 годах направлялись на поддержку газеты; помочь ей в 1992 году решить спорные вопросы с издательством по поводу цен на бумагу; поддержать редакцию в ее споре с руководством Верховного Совета РСФСР в 1993 году, в частности, и тем, что я категорически отказался от предложений российского парламента создать параллельные «Известия», перетянуть в них лучших журналистов газеты и таким путем задушить ее.

В это же время я предпринимал попытки построить пресс-бизнес-центр «Известия», был уже проект, турецкая фирма «Аларко» провела необходимые подготовительные работы, договорилась о кредитах, условия были весьма благоприятные для нас. Не получилось, опять же из-за позиции издательства. Начал работу с немецким агентством экономической информации, по-русски его название звучит как «Фау-ВД», создали его филиал в Москве, отработали уникальную систему связи, написали оригинальные компьютерные программы, но не выдержали конкуренции с агентством Рейтер, которое к этому времени уже доминировало на российском рынке экономической информации, поступающей потребителю в режиме реального времени. Организовал в Москве отделение мощного швейцарского рекламного холдинга «Публицитас», слава богу, это отделение нормально работает и по сей день.

Что касается политических игр, то после ухода из Кремля я отказался от них навсегда, особенно от членства в каких-либо партиях. Ни «Движение демократических реформ», ни «Гражданский союз», в создании которых я принимал участие, не преодолели этого зарока — как только в них начинали проявляться тенденции партийного строительства, мне приходилось оставлять их ряды. Точно так же расстался я и с клубом «Реалисты», в числе учредителей которого был: мой давний товарищ Ю. В. Петров взялся за создание партии «Реалисты», и я выскочил «из тележки». Я вообще не верю, что сейчас в России может возникнуть, завоевать авторитет и получить массовую поддержку качественная политическая партия. Прежде всего, потому, что нет идеи, которую бы такая партия предложила обществу, нет примера, тиражирование которого привлекло бы к ней внимание масс, а им показало, куда их зовут. Все те партии, которые толкутся сегодня на политической сцене, это что угодно — только не партии. Даже КПРФ, многое сохранившая из опыта КПСС, не является тут исключением, хотя бы потому, что стремится второй раз войти в ту же реку. А уж «Единство», «ОВР», «СПС» и тому подобные — это образования, существующие, пока их кто-то финансирует, поглощенные самими собой. Народ, очевидно, должен крепко забыть ту часть своей жизни, которая определялась КПСС и была связана с нею, чтобы возжелать снова стать в какие-нибудь стройные ряды. Это плохо, очень плохо, но такова ситуация.

26 июля 1996 года меня назначили председателем Государственного комитета Российской Федерации по печати. Я снова оказался на государственной службе, хотя уже давно перестал даже предполагать, что вернусь туда. Комитет занимался периодической печатью, книгоизданием, полиграфическими предприятиями, распространением и пропагандой книги и всем, что связано с этими направлениями деятельности. Телевидение и радио находились в ведении Федеральной службы телевидения и радио (ФСТР). Теперь эти ведомства слиты в единое министерство.

Все, что связано с печатью в России, или почти все, держится пока еще на старом, советском капитале. Доживают свой век печатные машины, остались островки прежней системы распространения периодики, большинство книжных магазинов перепрофилировано, газеты и журналы уже второй, а то и третий раз меняют собственника. Тиражи упали в десятки раз, цены сделали печатную продукцию малодоступной. Люди в издательствах, в типографиях потеряли ощущение важности и абсолютной необходимости своей работы. Отрасль разваливалась, занятое политическими интригами руководство страны не обращало на нее внимания, не выделяло средств на развитие. Дотации на книгоиздание были такими, что их не хватало, чтобы поддержать хотя бы детскую литературу.

Не стану заниматься здесь самоотчетом, скажу только, что нам удалось остановить падение и развал отрасли. Нам — это прежде всего директорам полиграфических предприятий, издательств, магазинов, оптовых баз и фирм, работникам комитета. Мы не стали делиться на начальников и подчиненных — любой директор любой отраслевой структуры был для меня самым желанным гостем. Экономика предприятий стала самым важным и интересным для нас занятием. Мы прекратили также деление на своих и чужих, на частные и государственные доли в книгоиздании, стали налаживать работу с «частниками» так же, как с подведомственными предприятиями. Задача была одна: постараться помочь тем, кто нуждается в нашей помощи и принимает ее. Помочь всем, чем только можем, — от заступничества перед губернаторами до пробивания законодательных льгот, от просьб в банке до поручительств в таможне.

Жизнь моя словно совершила огромный круг и еще раз подарила мне счастье того же рода, что я испытывал, сидя на верхних ступенях стремянки у книжного стеллажа в закрытой библиотеке ремесленного училища № 7 (речников).

Я как бы старался хоть чем-то отплатить вечной моей любви и постоянной наставнице, которая вывела меня из исчезнувшей ныне деревни Сладкое и всю жизнь была мне ангелом-хранителем и движущей силой. Понятно, что я говорю о книге.

Когда сегодня я слышу о том, что развитие компьютеризации, все большее опутывание мира различными «паутинами» типа Интернета сделают книгу ненужной, вытеснят ее из образования, науки, повседневной жизни, я не волнуюсь и не переживаю. Человечество слышало такие прогнозы и обещания много раз. Но всегда оказывалось, что, поработав с новыми средствами информации, человек обращается снова к книге. Видимо, есть какое-то неразгаданное волшебство в этой белой бумаге, покрытой мелкими знаками. Она говорит с нами совсем не так, как компьютер. Ее речь всегда остается живой, ее образы многогранны, ее характер ясен, чаще всего добр. Она — как рука друга, протянутая не только из прошлого и настоящего, но и из будущего. Протянутая и ожидающая, когда ты на эту руку обопрешься, когда ее пожмешь, ощутишь ее силу и тепло. На что же еще можно опереться в наших расколотых днях, напоминающих наши судьбы, в нашем театре, где власть непрерывно играет главного героя, в нашем утраченном прошлом и не найденном будущем…