Не от мира сего. Криминальный талант. Долгое дело - Станислав Васильевич Родионов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уважаемый гражданин Петельников! Вместо того чтобы думать о женитьбе, вы бы поразмышляли об удивительных явлениях природы. Неужели вам не интересно, как человек видит пожары за десятки километров, почему останавливаются электрические часы, отчего скисает молоко?.. А жениться вы еще успеете.
– А в лицо ее знаешь? – спросила Кашина.
– Вилена, я полгорода знаю в лицо, – заверил Петельников.
– Знаете в лицо один миллион пятьсот тысяч человек? – усомнился Леденцов.
– Да, один миллион пятьсот тридцать пять тысяч сто двадцать восемь человек.
Они стояли у молочного магазина, расположенного в тихом дворе. Высокий Петельников в светлом плаще, который каким–то образом подчеркивал его широкоплечесть. Кашина в тончайшем палевом плащике, каким–то образом делавшим ее фигурку еще стройнее. И Леденцов, прослышавший, что рыжему идет зеленое, и добывший плащ ярко–изумрудного цвета, в котором походил на ряженого.
– А она знает? – опять спросила Вилена.
– Мы договорились по телефону, – успокоил ее инспектор.
Верный своей теории, он не хотел допрашивать в кабинете и тем более в магазине. Да и какой допрос: расскажите о том, сам не знаю о чем. Пойди туда, не знаю куда. Поэтому он пригласил Вилену, надеясь на женское взаимопонимание. Поэтому увязался Леденцов, надеясь поучиться тонким допросам.
– Вилена, – обратился Петельников к инспектрисе, показывая взглядом Леденцову, что это относится и к нему, – кроме популярных «Алло!», «Слушаю!» и так далее есть и еще телефонные обращения. Японцы отзываются: «Говорите–говорите», а итальянцы: «Готов!»
Кашина подняла тонкие коромыслица бровей.
– А знаешь, как отзывается инспектор Леденцов? Вчера звоню ему, он снимает трубку и говорит: «Ну?» Если звонивший спрашивает: «Инспектор Леденцов?», то инспектор Леденцов отвечает: «Именно». Если ошибаются номером, то он шутит: «Вы зашиблись…»
– Критику учел, товарищ капитан. А как правильно?
– Теперь модно отвечать: «У трубки…»
Из магазина вышла женщина средних лет и неуверенно огляделась. Петельников пошел навстречу, потянув за собой своих спутников. Женщина тоже зашагала к ним, хлопая по икрам голенищами резиновых сапог не своего размера, – звук, как от ехавшей телеги.
– Анна Григорьевна? – спросил Петельников.
– Извините за такой вид, подсобку мыла…
– А это мои товарищи. Давайте присядем вон на той скамеечке.
– Чего ж на скамеечке? Я в этом доме и живу…
Они повесили плащи, отерли о половик ноги и прошли в комнату, сели за круглый стол.
– Сейчас по чашечке чайку…
Петельников не успел запротестовать. Без резиновых сапог Анна Григорьевна легко выскочила на кухню. Им даже показалось, что чай там уже кипел. Когда же громадное блюдо с домашним печеньем застелило носы запахом ванили, протестовать уже не хотелось. Крупные чашки, расписанные вроде бы карточными дамами и королями, отдавали жаром.
Хозяйка села на четвертое место.
– По телефону вы сказали, что разговор не про недостачи…
– Нет–нет, – заверил Петельников. – Про скисшее молока.
– Господи, вредительство, что ли, какое?
– Есть подозрения, – солидно заверил Леденцов.
Петельников кивнул: мол, начинай. Леденцов растопыренной пятерней поставил рыжие волосы дыбом и хитровато спросил:
– Давно молоком торгуете?
– Лет десять…
– Ничего не замечали?
– Чего ничего не замечала?
Анна Григорьевна была женщиной веселой – на ее загорелое крупное лицо то и дело падала улыбка, тут же ею сгоняемая. Видимо, помнила, что говорит с работниками милиции.
– Какой–нибудь подозрительности. К примеру, знаете, как воруют карманники? Обязательно левой рукой в правый карман.
– Не знаю, не воровала.
– Анна Григорьевна, – Кашина откусила печенье, жмурясь от удовольствия, – корицу клали?
– И корицу, и кардамон.
Хозяйка дала свободу улыбке, наконец–то показав, почему не давала ей свободы раньше, – зубы, крупные и редкие зубы, может быть слегка выступавшие. Но они не замечались, отвлекаемые добродушной улыбкой.
– Не подумайте, что мы не можем. Сейчас, знаете ли, наука на высоте, сказал Леденцов, упершись в хозяйку немигающим взглядом, но продолжая жевать печенье.
– А я и не думаю.
– Допустим, вас убьют, а труп сожгут… Так эксперты по костям скажут, кто вы были – мужчиной или женщиной.
– А могут эксперты узнать по костям, дураком был человек или наоборот? – заинтересовался наукой Петельников.
– Дурак, товарищ капитан, категория не научная.
– Зато реальная, – лениво возразил старший инспектор.
– Анна Григорьевна, плед на тахту сами вязали? – Кашина разглядывала комнату.
– Сама, шерсти было не напастись, – улыбнулась хозяйка во всю ширину лица, позабыв про свои зубы.
Петельников вдыхал запах ванили, а может быть, корицы с кардамоном. В детстве, в их неустроенной семье, никогда ничего не пекли. В квартирах приятелей стоял теплый дух пирогов. И ванили, а может быть, корицы с кардамоном. С тех пор эти запахи значили для него не только сдобу, а прежде всего семейный уют. Интересно, печет ли Светлана Пленникова? И любит ли ваниль и корицу с кардамоном?..
– Допустим, вашу квартиру обокрали… Эксперт по микрочастицам опознает преступника.
– Уж лучше бы не обокрали.
– Допустим, в парадном на вас напал мужик…
– Ешь печенье, – приказал Петельников.
– Да, угощайтесь, – поддержала хозяйка.
– Анна Григорьевна, одна живете? – спросила Кашина.
– А как вы узнали?
– По односпальной тахте, – успел вставить Леденцов.
Петельников скосил на него осатанелый взгляд. Леденцов ринулся пить чай мелкими и быстрыми глотками, закрыв лицо громадной чашкой.
Хозяйка вздохнула, адресуя этот вздох Кашиной.
– Одна. Был муженек…
– Развелись?
– Не человек, а низменность. Посудите сами… Год пил, год сидел и год как вышел. Пораскинула своими потрохами: чего ж так век–то свой заедать?.. И вот одна. Да ведь вы ж ко мне пришли не про муженька слушать…
– Нас цистерна интересует, – согласился Петельников. – Анна Григорьевна, а где–нибудь по дороге не могли ее открыть?
– Она ж ко мне приходит опломбированная.
– Ну а во время торговли?
– Господь с вами! На нее лезть надо.
– Почему ж молоко скисло?
– Не ведаю.
– Я вам скажу, – мрачно пообещал Петельников.
– А вы знаете?
– Женщина сквасила его взглядом.
Они ждали ее смеха или хотя бы улыбки. Но, помолчав, Анна Григорьевна задумчиво согласилась:
– Глаз бывает очень вредный. В нашем селе Перерытое жила тетка Баиха. Посмотрит на ведро парного молока – и все, простокваша. Глянет на четверть самогона – и все, можно не пить, в нем ни одного градуса не осталось. Лягушек взглядом убивала…
– Вредный пережиток, – не выдержал Леденцов.
Петельников воззрился на рыжую копну волос.
– Я к тому, товарищ капитан, что, допустим, ведро можно сквасить и взглядом, а цистерну литров на пятьсот взгляд одного человека не возьмет.
– Могли плохо и вымыть, – заметила хозяйка.
– А Калязина покупала молоко до прихода в прокуратуру, уже зная, что оно кислое, – добавила Кашина.
Петельников опустил руку в карман, достал несколько фотографий Калязиной
