Перевал Дятлова: загадка гибели свердловских туристов в феврале 1959 года и атомный шпионаж на советском Урале - Алексей Ракитин

Причем предположение о принадлежности Людмиле вязаной шерстяной шапочки, найденной на голове Золотарева, мы оспаривать не будем, ибо ее добровольная передача вполне могла иметь место. Автор показал, надеюсь, вполне убедительно, что остававшаяся в овраге четверка пыталась сбалансировать одежду и в этом контексте передача шапочки, возможно, не была лишена смысла (если у Людмилы на голове изначально их было две). В любом случае, версия о «злобном Золотареве, запугивающем и раздевающем на морозе бедную девушку», не заслуживает ни малейшего доверия: если бы что-то подобное случилось, то одежды лишились бы и остальные члены группы (у Колеватова можно было отобрать свитеры и носки, а у Тибо- Бриньоля — как минимум, перчатки). Понятно, что после подобной подлости Золотарева группа распалась бы и мы бы точно не увидели на настиле сидячие места на четырех человек.

После этого несколько затянувшегося, но неизбежного отступления вернемся к описанию цепи событий, как они видятся с точки зрения версии «контролируемой поставки».

Пока вся четверка сидела на настиле, среди туристов, безусловно, имел место обмен мнениями. Теперь, когда стало ясно, что нападавшие спустились с горы и явно имеют цель уничтожить всю группу, от ответа на вопрос «что делать?» зависела судьба каждого. Мы можем не сомневаться в том, что четверка туристов предприняла попытку написать записки с кратким изложением случившегося — для этого группа имела и возможности, и время. Помимо карандашей и блокнота Колеватова, с которыми, по словам знавших его людей, тот никогда не расставался, два карандаша имелись у Дубининой. Кроме того, у Дубининой имелись и 35 рублей, которые можно было использовать в качестве бумаги для записок. Однако, как мы знаем из результатов следствия, никаких записок на телах погибших найдено не было, как не был найден и блокнот Александра Колеватова. Как представляется автору, указанное обстоятельство является очень серьезным доводом в пользу того, что тела погибших туристов подвергались тщательному посмертному обыску.

Так выглядела диспозиция на 18:30–18:45 (приблизительно). Что же происходило дальше?

В какой-то момент Людмила Дубинина и Николай Тибо-Бриньоль решились на повторную вылазку к кедру, т. е. произошло очередное дробление группы. Невозможно сказать, чем именно объяснялось разделение «четверки», был ли это временный шаг или туристы решили разойтись до утра и действовать далее автономными парами в надежде, что это вдвое увеличит шансы на выживание. Какова бы ни была истинная причина этого поступка, к кедру отправились двое. И одной из этих двух была Людмила Дубинина. Причиной вылазки, скорее всего, явилось намерение воспользоваться последней одеждой, еще остававшейся на телах Кривонищенко и Дорошенко.

При себе ушедшие имели «финку» Кривонищенко, которая была найдена и унесена еще при первом посещении кедра (когда тело Георгия было перенесено и уложено рядом с трупом Дорошенко. Впрочем, нельзя исключать и того, что «финка» оказалась в распоряжении «четверки» еще раньше, ведь нож мог отдать ушедшим к оврагу Колеватову, Тибо и Дубининой сам владелец для того, чтобы они с наименьшими затратами сил нарезали пихтарник для настила). Честно говоря, логичнее было бы видеть этот нож в руках Золотарева — и вовсе не в силу его военного прошлого (само по себе оно не гарантировало умения владеть холодным оружием), а потому, что, как выпускник физкультурного вуза, тот являлся инструктором по фехтованию и рукопашному бою. Сейчас мало кто знает, что в военные и послевоенные годы в гражданских физкультурных вузах СССР преподавались специальные дисциплины по так называемому прикладному фехтованию и штыковому бою, а также рукопашному бою. Выпускники вузов, в свою очередь, должны были их преподавать советской молодежи в школах и ФЗУ в рамках подготовки будущих воинов к службе в Вооруженных силах. Первый учебник по спецкурсу «Фехтование и рукопашный бой» для студентов гражданских физкультурных высших учебных заведений был издан в 1940 г. (автор Булочко). Поэтому мы можем не сомневаться в том, что Семен Золотарев мог вполне профессионально обращаться с финским ножом и имел представление об основных правилах и тактических уловках ножевого боя (во всяком случае, много лучше Тибо-Бриньоля).

Нож, однако, был в руках именно Тибо. Почему так случилось, мы объяснить не можем… просто так случилось. Следует помнить о том, что коммуникативные отношения внутри группы (подчиненность добровольная и вынужденная, симпатии на основе сексуального предпочтения, демонстративный вызов и демонстративное подчинение и т. п.) для нас сейчас остаются нюансами, не до конца ясными. Есть некоторые принципиальные вопросы, на которые ныне — в 2012 году — мы уже вряд ли получим ответы.

Людмила и Николай беспрепятственно вышли к кедру и тут столкнулись с препятствием, сложность которого явно недооценили. Они поняли, что их сил не хватит для быстрого раздевания погибших — тела надо было двигать, переворачивать, расстегивать пуговицы рубашек (причем как на груди, так и на рукавах). И все эти манипуляции надлежало осуществить в темноте и желательно как можно скорее. До этого дятловцы, напомним, уже переносили тело Кривонищенко и раздевали погибших, но тогда под кедром находились двое мужчин. Теперь же малорослому и худенькому Тибо при попытке перевернуть труп Дорошенко осталось только рукой махнуть: куда там! Кроме того, вполне возможно, что проявился еще один фактор, столкнуться с которым члены группы не ожидали. Речь идет о трупном окоченении, которое, как известно, на трупах крупных, атлетически сложенных людей выражается весьма резко (особенно если перед гибелью им приходилось пережить период интенсивной мышечной работы, сопровождаемой усиленной выработкой молочной кислоты — это как раз случай Дорошенко). Считается, что трупное окоченение начинает проявляться через 2 часа с момента смерти, но это осредненное время, так что нельзя исключать того, что уже через час с момента смерти плечевой пояс и руки Юрия Дорошенко если и не были полностью скованы окоченением, то отчасти все же потеряли подвижность в суставах. А потому снять с него рубашку-ковбойку обычным способом стало практически невозможно.

Но выход все же нашелся благодаря смекалке и наличию ножа — используя «финку», Николай или Людмила отрезали рукава рубашки-ковбойки Дорошенко. Причем отрезавший приноровился к своей работе не сразу, отчего на обеих руках Юрия осталось довольно много мелких порезов (примерно с десяток). Тот факт, что свитера погибших были сняты без разрезания ножом, а рукава ковбойки Дорошенко пришлось отрезать, наводит на мысль, что эти детали одежды добывались разными людьми, и притом с довольно большим перерывом во времени.

Добытые рукава теплой рубашки являлись ценным трофеем — их можно было использовать в качестве рукавиц (завязав с одного конца). И в этом смысле рубашка Кривонищенко, точнее ее рукава, тоже представляла интерес для живых. Однако их отрезать явившиеся под кедр не успели, и в этом им могло помешать только одно обстоятельство — появление в непосредственной близости убийц. Последние, сделав безрезультатный забег по прилегающему району и не обнаружив недостающих членов группы, скорее всего, вернулись к кедру. И столкнулись там с Людмилой Дубининой и Николаем Тибо.

Дальше произошло то, что и должно было произойти — вооруженный ножом Тибо попытался остановить противника, рассчитывая ценою своей жизни дать Людмиле время оторваться от неизбежной погони. Возможно, он крикнул ей «беги!» или что-то в этом роде.

Но убежать ей не удалось — Тибо был обезоружен моментально, буквально одной связкой приемов. Его правую руку взяли на жесткий болевой прием, вывернув в локтевом суставе, именно в ходе его выполнения и появился тот самый синяк на нижней трети плеча (кровоподтек размером 10 х 12 см несколько выше локтя), о происхождении которого в этом очерке уже было написано. Понуждаемый острой болью в вывернутой руке, Николай оказался вынужден лечь на землю, после чего его тут же добили ударом колена в правый висок. Кто это сделал — тот ли, кто удерживал болевым приемом, или его напарник, — мы не знаем; с точки зрения борцовской техники такой удар мог нанести любой из противников Николая. Тибо после этого жил некоторое время, возможно, с десяток минут — это время определялось скоростью распространения кровоизлияния внутри черепной коробки, но все оставшееся время жизни Николай находился уже без сознания и был полностью обездвижен.

Убийцы бросились в погоню за Людмилой Дубининой. Та бежала в направлении настила в ручье, и скрыться ей не удалось; видимо, имевшаяся в ее распоряжении фора была совсем небольшой. Ее догнали примерно в 10–15 метрах от ручья, примерно там, где оказалась найдена свалившаяся с ее ноги половинка кофточки. Эта половинка, как красный свет светофора, сразу приковывает внимание и сигнализирует об очень многом. Если бы Людмила Дубинина свободно располагала собой, она бы непременно вновь намотала на ногу эту тряпицу, ибо та спасала ее от обморожения (более важной задачи, как спастись от холода, у Людмилы в тот момент не было — это в том случае, разумеется, если считать причиной гибели группы некриминальный фактор). Но после того как «самодельная портянка» свалилась с ноги, Людмила не повязала ее обратно — очевидно, потому, что сделать это в сложившихся обстоятельствах было совершенно невозможно. Людмила либо бежала, спасая свою жизнь, либо отчаянно боролась, либо была мертва (и кусок располовиненной кофточки свалился с ноги уже при транспортировке трупа). В любом случае оброненная на пути к оврагу с ручьем половинка кофточки свидетельствует о крайнем неблагополучии ее обладательницы, и мы вряд ли ошибемся, если предположим, что эта потеря связана с последними минутами жизни Люды либо ее смертью. И, что бы не случилось с Дубининой, это произошло вне настила и вне оврага.