Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа - Понсон дю Террайль

На губах Рокамболя показалась улыбка.

– Эта развязка, – прошептал он, – будет коротка, а вообще самые короткие мелодрамы считаются всегда лучшими… Если же, напротив того, графини еще нет дома, то граф, вероятно, отправится к нему… И тогда выйдет преуморительная история… Ребекка не посмеет нарушить моих приказаний, она, наверное, уехала уже теперь от Роллана, и объяснение его с графом выйдет презабавное.

И Рокамболь опять принялся за чтение Times.

В это время граф Артов мчался во весь опор в улицу Пепиньер. На дворе отеля стоял заложенный купе графини; пар, валивший от лошадей, прикрытых попонами, свидетельствовал, что она только что приехала.

– Давно ли ты здесь? – спросил граф, выходя из фаэтона.

– Ее сиятельство приехали сию минуту, – ответил ему кучер.

Граф молча поднялся по лестнице.

Баккара действительно сейчас только приехала от сестры, с которою провела целый вечер. Когда муж ее вошел, графиня сидела на кушетке в своем будуаре. Ее спокойное лицо осветилось радостью, столь чистой и целомудренной, когда вошел граф, что он почувствовал себя как бы завороженным этим спокойствием.

– Здравствуй, друг! – сказала она, протягивая ему руку. – Какой ты милый, что возвращаешься домой всегда аккуратно.

Граф взял руку графини и сел подле нее. Он был очень бледен, но ни малейшая молния гнева не сверкала в его глазах, и графиня, несмотря на свою проницательность, не заметила сначала его мучительной тоски.

– Какой, однако, ты серьезный! – заметила она. – Ты, верно, проигрался?

Граф молча пожал плечами.

– Уж не разлюбил ли ты меня? – тихо спросила она. У графа потемнело в глазах; он провел рукою по лбу, как будто его преследовало какое-то страшное видение. Однако ж он сейчас же оправился.

– Милая моя Луиза! – проговорил он. – Позволь мне приложить мою руку к твоему сердцу.

Графиня не понимала его, но немедленно взяла своего мужа за руку и сама прижала ее к своему сердцу.

Оно билось совершенно спокойно и ровно; улыбка не сбегала с ее уст, а взгляд выражал обычную меланхолию.

– Но что с тобой, мой возлюбленный Станислав? – спросила она. – К чему все эти глупости?

– Луиза! – сказал он. – Позволь задать тебе несколько вопросов.

– Сделай одолжение, господин пристав! Какое же я сделала преступление?

– Не знаю, – проговорил он холодно. Графиня посмотрела на своего мужа.

– Господи, не помешался ли он? – прошептала она.

– Кажется, – ответил ей граф тоном глубокого убеждения.

Баккара вздрогнула и невольно взволновалась.

– Ты только что приехала? – спросил он.

– Да, сию минуту.

– Ты была у сестры?

– Разумеется, у сестры.

– А! – прошептал граф и задумался.

Баккара мгновенно поняла, что ее муж находится в припадке ревности.

Быть может, другая женщина, более молодая, более гордая, не столь любящая и, главное, не столь опытная в житейских треволнениях, возмутилась бы при одном намеке на подозрение… Но графиня называлась прежде Баккара; она знала, что воображение поддается предвестникам несчастия слишком скоро для того, чтобы самый доверчивый и самый благородный человек мог бы постоянно быть огражден от подозрительности.

Она ограничилась тем, что посмотрела на своего мужа и сказала ему, улыбаясь:

– Бьюсь об заклад, что ты ревнуешь меня?

– Это правда, – ответил граф, невольно побежденный спокойствием жены.

– Ну, так исполни же свой долг – употреби права мужа и спрашивай меня, мой дорогой Станислав.

– Ты, кажется, говорила мне, – пробормотал граф с некоторым замешательством, – что Роллан де Клэ ухаживает за тобой?

– Сначала в Бадене, а потом в Гейдельберге. Он вытащил меня из воды, когда я и не воображала тонуть, потому что умею плавать, и счел необходимым назвать себя моим избавителем.

– Именно так.

– Я знаю только то, что де Клэ отъявленный фат, он способен хвастаться своими любовными удачами, даже и такими, каких у него никогда не бывало. Поэтому-то я и не принимала его… Однако ж, так как я все-таки считаю себя обязанной ему, мне хочется просить тебя об одном позволении.

– Говори, – сказал граф, решившись выслушать жену до конца.

– Завтра вечером у нас будут некоторые из твоих друзей, между прочими д'Асмолль, ты ведь, кажется, приглашал его, без церемонии, на чай!

– Да, что же?

– Ну, так позволь мне пригласить этого де Клэ. Мы поблагодарим его; через неделю он привезет нам свою визитку, ты пошлешь ему взамен свою, – тем дело и кончится.

– И больше ничего?

– Положительно ничего.

– Ты не видала его по возвращении?

– Не видала!..

– Странно!.. – проговорил граф, полуубежденный спокойствием жены.

Но Баккара нахмурилась.

– Послушай, милый Станислав! – сказала она, взяв его за руку. – Объяснимся, пожалуйста. Ты такой добрый, такой благородный человек, ты слишком хорошо знаешь мою любовь к тебе, чтобы обижать меня без всякой причины.

– Вы справедливы, – пробормотал граф.

– Теперь моя очередь допрашивать, – сказала Баккара с внезапной требовательностью в голосе, – отвечайте же мне!

Граф молчал.

– Где ты был, что слышал, что тебе говорили?

– Я был с Шато-Мальи в клубе и встретил там этого де Клэ, который обходился со мной чрезвычайно дерзко.

– Это не должно удивлять тебя, так как он осмелился писать ко мне любовные письма. И больше ничего?

– Нет. С де Клэ было несколько мальчуганов – его приятелей, которые хвастались его любовными интригами и бросали на меня насмешливые взгляды.

– Это становится серьезнее. Де Клэ способен компрометировать меня. В таком случае я беру на себя труд хорошенько проучить его… Ну-с, дальше?..

– Дальше, – продолжал граф дрожавшим от волнения голосом, – пока де Клэ играл в карты, ему принесли письмо, которое, как он объявил во всеуслышание, писала ему таинственная дама под вуалью. Эта дама, которую он имел претензию считать аристократкой, ждала его в его квартире. И, – добавил граф с возрастающим волнением, – он бросил конверт под стол, а письмо подал маркизу де Шамери, который, как кажется, в дружбе с ним, но в эту минуту виконт д'Асмолль вырвал записку из его рук и сжег ее.

– Но ведь это настоящий скандал! Ну, что дальше?!.

– Эти господа уехали… движимый любопытством, я почти машинально поднял этот конверт… вот он – прочтите его!..

– Дай сюда! – проговорила живо графиня, протягивая свою руку.

Граф в волнении смотрел на свою жену. Но вдруг Баккара побледнела, вскрикнула и вскочила со своего места, как бы укушенная ядовитою змеей.

– О, это невозможно!.. – вскричала она вне себя. – Это просто безумие, затмение рассудка… это положительно мой почерк… и так хорошо подделанный, что можно подумать, что это я сама писала…