Играя в жизни. Полное издание - Мери Ли

ним, медленно, но верно умирают. Разлагаются внутренние органы, обвисает кожа, пропадает зрение, слух и обоняние. Но другой работы практически нет. Можно попытаться стать блюстителем, но для этого нужно родиться в более–менее не нищей семье. Для остальных остаются грабежи и проституция. Некоторые употребляют синтетик как наркотик, в низших слоях населения он является своего рода валютой. В любом случае, Синт производит то, что его убивает.

Какое–то время Гаррет молчал, а мне больше нечего было добавить.

– У тебя там кто–то остался? Родные или друзья? – спросил он.

– Нет. Мама и две сестры умерли. Папа и брат ушли на Ристалище и скорее всего тоже умерли. Был друг, но и его убили. У меня там никого не осталось.

– Это мне знакомо, – сказал Гаррет.

У него тоже никого нет. Гаррет Уорд очнулся в мире, где все его родные и близкие уже давно умерли. Я не испытывала к нему жалости, но чувство, что возникло внутри, можно было назвать солидарностью. В какой–то мере я могла его понять, ведь раньше тоже была одна.

– Одному быть не так стремно, как может казаться, – сказала я.

– Спорно. Раньше я тоже так думал. Сейчас не уверен.

Нам принесли еду, и я была этому рада. Кроме голода, который я испытывала, мне нужна была передышка в нашем диалоге. Я не хотела узнавать Гаррета, как человека. Мне это было не нужно. Перед нами заставили весь стол. Было столько всего разного, что глаза разбегались.

– Поешь, потом продолжим, – сказал Гаррет и пододвинул ко мне тарелку. – Начни с этого.

Через пятнадцать минут я уже попробовала все, что было на столе, и получила от этого колоссальное удовольствие.

– Спасибо, все было очень вкусно. Особенно вот это, – указала я на пустую тарелку с размазанными черными разводами.

– Это что–то типа фондана, – пояснил Гаррет. – Не помню, как сейчас это называют.

– Да хоть как, вещь отличная, – с улыбкой бросила я.

– Потом придем сюда еще раз, – сказал Гаррет.

Я внутренне напряглась, улыбка пропала быстрее, чем появилась.

– Еще раз?

– Да. Я выкупил тебя на три дня.

– И сколько ты заплатил?

– Очень много.

– Чтобы узнать про Синт? Зачем тебе это?

Гаррет откинулся на спинку стула и молча смотрел на меня, а потом начал говорить:

– Знаешь, я никогда не был хорошим человеком. Раньше, начиная с моего детства, я был отвратительным ребенком и подростком, который клал на всех и вся. Меня не интересовало, что происходило вокруг. Было безразлично, когда я кого–то оскорблял. Меня не заботили ничьи проблемы. Мне было плевать на всех, кроме себя. Так продолжалось достаточно долго. Пока я не встретил человека, ради которого хотел сделать что–то важное. На которого мне было не плевать. Она что–то изменила во мне, и вернувшись в большой мир, после нашего приключения я стал делать добрые дела. Построил приют, полностью обеспечивал его, и ни одна живая душа не знала, что это было моих рук дело. Только это успокаивало меня. А сейчас у меня снова ничего нет, кроме денег и кое–каких знаний. И если правильно этим распорядиться, то я могу изменить план старика, который разрушил мой мир.

Было бы отлично, если бы я поняла хотя бы половину того, что сказал Гаррет.

– Ты хочешь помочь Синту? – спросила я, собираясь уверить, что это гиблое дело.

– Нет. Я хочу уничтожить заводы.

Я посмотрела по сторонам и наклонилась к Гаррету.

– Это невозможно, Семья Основателей не позволит тебе этого сделать. Синтетик создают уже три сотни лет, и он явно нужен Столице.

– Я знаю для чего он им нужен.

– Для чего?

– Для поддержания жизни людей в капсулах и самого старика. Не будет синтетика, не будет неуязвимых бессмертных людей.

– Я ничего не понимаю.

– Дельгадо и Семья Основателей, какие–то их потомки создали пакт, в котором прописаны все права Семьи Основателей и корпорации.

– О корпорации вообще ничего неизвестно. Многие думают, что она не существует.

– Я часть корпорации, – ответил Гаррет. – В корпорации должно было быть всего двадцать человек. Туда невозможно войти и невозможно оттуда выйти. Только люди из капсул, права которых были оговорены триста лет назад. На момент, когда меня схватили, я имел достаточно большой капитал, Дельгадо приумножил его за эти столетия. Из–за этого у меня есть деньги, которые смогут открыть мне дорогу на Синт, но вот о местоположении Секторов знает только Семья Основателей, а мне об этом знать запрещено. Меня выдерживали в капсуле совершенно для другого.

– Для чего?

– Для убийств, завоеваний, шпионажа. Мы – люди из капсул – должны были стать бессмертным оружием.

– Бессмертия не существует.

– Да, а знаешь, когда–то люди думали, что земля плоская, а лечить болезни с помощью заговоренной воды отличный вариант. Дельгадо смог вывести формулу бессмертия и до того, как эта формула сработает, осталось меньше трех лет. Я бы тоже мог стать бессмертным, если бы вы не вытащили меня раньше времени. Кроме этого, наши способности намного больше способностей обычного человека. Сейчас ко мне это приходит постепенно. Я стал слышать намного лучше, когда я сказал, что пойму по твоему сердцебиению, когда ты солжешь, я сказал чистую правду. Будучи в ванной, под шумом воды, я слышал, как ты ходила по комнате.

Я смотрела на Гаррета и была практически уверена, что он повредился рассудком. Но я не собиралась говорить ему об этом. Я хотела понять мотивы человека, которого мы лишили бессмертия.

– Хорошо, – сказала я. – Если все, что ты говоришь, правда, то зачем тебе уничтожать заводы? Ты можешь продолжать жить здесь, в Столице и не знать бед. Для чего тебе лишать Семью Основателей синтетика?

– Тут все вполне логично, чтобы не было бессмертных людей, – ответил Гаррет и тут же поправился. – То есть они смертны, если голову отрезать, расстрелять, или сжечь человека из капсулы, он точно умрет. Но они не умрут от старости или болезни. Это исключено. И это против природы. Так быть не должно. Тебе ли не знать, что люди по большей части ужасны? Нет гарантий, что никто из бессмертных не поедет головой и не пойдет убивать налево и направо. Нет гарантий, что среди людей из капсул нет маньяков. Дельгадо очень умен и просчитал все, кроме вероятности сотворить монстра. Бессмертного монстра. Семья Основателей не видит ничего,