Плутония. Земля Санникова - Владимир Обручев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С изумлением все созерцали происшедшую перемену. Онкилоны были из тех, которые сопровождали путешественников в прошлый раз, и им стало жутко. Они долго перешептывались между собой и наконец спросили:
— Где же тысячи дымов, которые мы видели здесь? Где озерки, в которых мы варили мясо? Что это значит, скажите, белые люди? Почему подземные духи перестали варить и топить там, в глубине? Умерли они, или заснули, или ушли в другое место?
Горюнов объяснил им при помощи Аннуир, что все это — последствия землетрясения. Они поняли только наполовину и сделали вывод, неожиданный, но правильный:
— Значит, нам далеко, как прошлый раз, ходить не нужно?
Действительно, проникать в глубь черной пустыни не было надобности, да и было бы очень трудно. В накаленном воздухе было трудно дышать. В прошлый раз многочисленные столбы пара, испаряясь в атмосфере, несколько понижали температуру; было жарко, как в бане, но терпимо. Бросив последний взгляд на мертвую пустыню и маячивший вдали фантастический город, повернули обратно и на закате остановились на ночлег у первого из озер в полосе растительности. Здесь было еще тепло — северный ветерок приносил жар из пустыни. Расположившись у костра и поджаривая мясо, стали обсуждать положение. Аннуир беседовала со своими родичами — и путешественники могли говорить свободно; они были встревожены.
— Какие выводы можно сделать из того, что мы видели сегодня? — спросил Горюнов.
— Мне кажется, очень серьезные, — ответил Ордин. — Мое предположение, что землетрясение сильно изменило подземный режим котловины, к сожалению, оправдалось полностью, и грелка Земли Санникова, как с полным основанием можно назвать долину Тысячи Дымов, испортилась. Почва в ней еще горяча, но она скоро остынет, и в ближайшее время начнется замерзание котловины, и этот оазис среди полярных льдов быстро исчезнет.
— И ничего другого ожидать нельзя? Это единственный возможный результат? — спросил Костяков.
— Нет, он был бы единственным, если бы послевулканическая деятельность, выражавшаяся в этих фумаролах, кипящих и пузырящихся озерах, умирала естественной смертью, постепенно ослабевая. Но тогда и гибель жизни в котловине шла бы очень медленно — может быть, целые десятилетия; зимы становились бы мало-помалу суровее и длиннее, животные, растения и человек долго боролись бы с этим ухудшением жизненных условий.
— А теперь они осуждены на гибель в течение одной зимы?
— Да, если не случится в ближайшие же недели или месяцы восстановления грелки.
— Почему же она может восстановиться?
— По-моему, не может, а должна. Землетрясение закрыло трещины, по которым выделения из потухшего или заснувшего — этого мы не знаем — вулкана в виде паров и газов, весьма обильных, прорывались на поверхность. Эти выделения не прекратились — им только отрезан путь вверх. В глубине они накапливаются и рано или поздно должны найти себе выход; чем позже это случится, тем катастрофичнее будет прорыв. Поэтому нужно пожелать, чтобы поскорее случилось еще землетрясение, которое откроет парам и газам старые или же новые пути вверх; это будет самый безболезненный способ разрешения кризиса, потому что, если пары и газы, накопившись до крайнего напряжения, начнут сами прокладывать себе выход, то может даже кончиться восстановлением вулкана, то есть гибелью населения, но уже не от холода, а от огня.
— Вот так история! — воскликнул Костяков. — Несчастные онкилоны, им все равно погибать — так или иначе!
— И единственное спасение — в новом землетрясении! — сказал Горюнов.
— А они молят богов, чтобы земля больше не тряслась.
— Да, в новом и скорейшем. Так как если оно случится только будущей весной, то уже мало поможет: большинство животных не переживет зиму с морозами в сорок—пятьдесят градусов и многодневными пургами. Онкилоны в землянках могут ее пережить — дров здесь достаточно, но будущим летом они начнут вымирать от голода, так как вся крупная дичь исчезнет.
— А перелетные птицы, а водяные орехи, грибы, ягоды, корешки?.. Вы смотрите слишком мрачно.
— Ну, пожалуй. Все-таки питаться им придется меньше и хуже. Разве что займутся хлебопашеством, огородничеством, разведением рыбы, скотоводством. Но для этого им нужно доставить семена, орудия и научить их.
— Следовательно, вернувшись домой, мы должны сказать шаману и Амнундаку, что нужно молить богов о скорейшем землетрясении? А если оно создаст новые пути в южной части котловины?
— Это, конечно, будет хуже, потому что погибнет более или менее крупный участок растительности, может быть, оленьи пастбища, поляны, землянки. Но все-таки это лучше, чем полная гибель от холода.
— А что делать нам? — спросил Костяков.
— Нам нужно протянуть время возможно дольше и уходить из котловины в крайнем случае, — ответил Ордин.
— Поживем — увидим, что будет дальше, как изменится погода, каково будет настроение онкилонов. Оставаясь, мы рискуем меньше, чем в случае преждевременного ухода, — подтвердил Горюнов. Утомленные далеким переходом, путники скоро и спокойно заснули.
Онкилоны по очереди караулили.
ЖЕРТВОПРИШОШЕНИЕ
На следующий день путешественники, миновав последнее стойбище, довольно рано возвратились домой. Вокруг землянки вождя они увидели скопление онкилонов, окруживших воинов соседнего стойбища, которые только что привели пленного вампу.
Они рассказывали, что в этот день утром, отправившись на охоту, они наткнулись на пять вампу, по-видимому разведчиков, высматривавших возможность похищения оленей. Их настигли недалеко от стада. Произошла стычка, во время которой двух вампу убили, два успели бежать, а одного раненого взяли в плен и привели в подарок чужестранцам. Воины знали, что последние собирают шкуры и черепа диких животных; во время последней экскурсии в долину Тысячи Дымов взяли череп и кости вампу, съеденного волками, и решили, что живой вампу еще лучше годится для той же цели. Пленник стоял с крепко связанными назад руками, покрытый кровью из нескольких ран от копий и стрел, и, по-видимому, едва держался на ногах. Его обступили сплошным кольцом женщины и дети, которым приходилось видеть вампу очень редко. Теперь они могли вволю насмотреться на живого вампу. Когда путешественники заявили, что вампу интересен для них, пока он живой, Амнундак распорядился, чтобы его привязали к дереву. Путешественники решили поторопиться сделать все измерения, которые их интересовали, снять фотографии, а затем попросить вождя отпустить вампу. Пленник был еще молодой, мускулистый, как все эти первобытные люди. Измерениям черепа, конечно, мешала спутанная грива волос, наполненных многолетней грязью, и Горюнов решил остричь его. Когда он подошел к вампу с блестящими ножницами, последний подумал, что его собираются зарезать, и испустил дикий вопль. Операция стрижки производилась под взглядами целой толпы онкилонов, окружившей дерево, — им никогда еще не приходилось видеть подобное, и самый инструмент был им незнаком. Пленник принял это за прелюдию к каким-нибудь истязаниям и старался схватить своими крепкими зубами руку мучителя, так что пришлось завязать ему рот. Блестящие инструменты для измерения черепа привели его в трепет. Эти измерения, а также обмер тела он, конечно, счел за какие-то колдовские манипуляции, в результате которых с ним должно было произойти что-то очень скверное. Наконец, когда принесли и поставили перед ним на блестящем треножнике какой-то черный предмет и раздался щелк затвора, он закрыл глаза, вообразив, что сейчас его поразит молния. Поэтому, когда его наконец оставили в покое и с ним ничего не случилось, он, видимо, был удивлен. Онкилоны с громадным интересом следили за всеми этими операциями; измерения головы и тела были им уже знакомы, так как сначала женщины, а затем некоторые воины и дети уже подвергались им, и всегда эти измерения заканчивались тем же черным предметом на блестящей треноге, значения которого онкилоны не могли понять.