Люциана. Трилогия - Алекс Джиллиан

— Ты невыносимы ревнивец. — выдохнула она с наигранным раздражением.

— Я хочу услышать, что у тебя никого нет. — не отставал он.

— Джонатан, я — свободная женщина. Никто не сможет меня контролировать. Сейчас у меня никого нет, но я не могу обещать, что завтра это обстоятельство не изменится.

— Изменится. — Джон самоуверенно улыбнулся. — Завтра у тебя буду я.

— Ты неисправим. — Она вдруг встрепенулась, как тогда в кафе, перед тем, как появился Карл. В глазах застыло отсутствующее выражение. — Джонни, тебе нужно ехать домой.

— Ладно, я уеду, но завтра я приду, и не дай бог меня не пустят. — сдался Джонатан.

— Не нужно. Тебя не пустят. Я сама позвоню тебе. — Милена настойчиво улыбнулась. — До завтра, Джонни. — она дотронулась губами до его щеки, но он решил, что такого поцелуя ему мало и жадно впился в ее губы. Его сердце оглушительно забилось под ее ладонями.

— Ты ненормальный. — нежно прошептала она. — Иди.

— Я хочу познакомить тебя с мамой. — обернулся в дверях Джонатан. — Я обещал, что, если влюблюсь, то она узнает об этом первая, а я всегда держу слово.

Милена была удивлена и тронута его словами, но ничего не успела ответить, он закрыл за собой дверь. Она слышала его быстрые шаги за дверью. Он сейчас счастлив и полупьян от своей любви, но Мила знала, что ей придется разбить его сердце так же хладнокровно, как в свое время было разбито ее сердце. Джонатан вызывал в ней смешанные чувства нежности, желания и осознания неотвратимости плохого финала их отношений.

Иногда нам не удается быть честными даже с самими собой. Иногда правда оказывается совсем не той, что мы ждали, и тогда легче оказаться обманутым, но, увы, уже слишком поздно. Иногда нам всем приходится делать выбор между своими интересами и интересами другого человека, и мы выбираем себя, даже, если второй нам очень дорог. Так уж устроены люди, мы все не святые. Но даже в обществе, где каждый сам за себя, есть что-то способное всех объединить, превратить в команду. И это что-то есть любовь и милосердие. Но в сердцах, полных равнодушия для этих чувств совсем не остается места. В вечной борьбе за выживание, мы погрязли в быту и серости, в глупых обидах и жалобах на судьбу. Мы забыли, что есть радость, которую только любовь способна дать. Но это не та любовь, которую имеете ввиду вы, ложась в постель со своей супругой или супругом и поворачиваясь спиной, думая о предстоящей рабочей неделе, о проблемах с коллегами, и деньгах на проезд, и далеком отпуске, который неплохо бы провести вдвоем, а еще лучше по отдельности. Да, еще неплохо бы прибавку к зарплате, да премию под Новый год, и коньки для подрастающего сына. Мы разучились мечтать. Вот, что самое страшное. Научиться любить невозможно. Это надо почувствовать. Настоящая любовь растворяет в себе все проблемы и тяготы неотвратимых будней, делая каждый день похожим на праздник, который делаем мы сами, а не новые коньки и прибавка к зарплате. Там, где любовь, там нет злобы, обид, разочарований, ненависти и раздражения. И только любящие и любимые видят мир таким, каким создал его Господь. Ибо Бог — это любовь. Тот, кто любит, тот знает, что такое рай. И чтобы попасть в него не обязательно умирать….

— Почему ты не уехал, Карл? — Милена откинулась на спинку кресла. Глаза ее были задумчивы. Она не смотрела на Карла, не пыталась читать его мысли и не думала о Джонатане. О нем напоминал только запах мужчины, оставшийся на ее теле даже после душа и привкус его крови на губах. И все…. Честно говоря, Мила ждала совсем других эмоций. Пока он был рядом — был полет, фейерверк чувств, а сейчас только пустота и безразличие. Ей никто не нужен. Никто.

— Ты где-то не здесь. — заметил Карл, подходя ближе. Его глаза внимательно изучали ее лицо. — У женщины есть тайна?

— Я задала вопрос, Карл. — ее глаза покрылись инеем. Он отпрянул и встал напротив, облокотившись на журнальный столик.

— Я потерял нить. Я не знаю, куда мне ехать. Где искать меч. — ответил он, опуская голову. Темные волосы упали на красивое лицо вампира. — Мне кажется, что ты знаешь больше, чем я, но пытаешься это скрыть.

— Ты проницателен, Мартелл. — она холодно улыбнулась уголками губ. — Что с того? Если я что-то утаиваю, значит так нужно.

— Но что делать мне? — задал вполне уместный вопрос Анжуйский.

— Просто уезжай. — спокойно ответила Милена.

— Я мешаю тебе? Почему ты медлишь с этим мальчишкой? Он нравится тебе? — он заглянул в ее глаза, надеясь что-то в них прочитать.

— Как и все люди. Он — просто молодой мужчина, обреченный на вечность во мгле. Я должна объяснить ему, что он умрет для мира, к которому привык. Какие слова я должна найти, чтобы он понял, что это неизбежно.

— А что сказал тебе Камилла перед тем, как умерла? Ведь именно она убедила тебя в необходимости исполнения твоей судьбы. — Карл печально улыбнулся. — Ты сама сделала свой выбор. Ты знаешь, что делать.

— Она сказал мне правду. — медленно проговорила Милена. — Правду, которую мне пришлось принять. Я не хотела умирать, Карл. Я никогда не забуду этот момент. — Женщина прикрыла глаза, перед которыми с молниеносной скоростью мелькали образы прошлого. Полный отчаянья и безысходной злости взгляд Ричарда перед тем, как он убил ее — Людмилу Ларину, женщину, так любящую жизнь и его. Тогда она потеряла и то и другое.

— То, что произошло со мной, Карл, это не судьба, а проклятие. Я могла бы остаться и жить, но не стала бы другой. Во мне что-то умерло еще до того, как Ричард лишил меня жизни.

— Ты знаешь, что он убьет тебя, если найдет меч первым? — спросил Карл, выжидающе глядя на ее лицо, которое осталось совершенно спокойным.

— Знаю. И я знаю так же, что убью его, если первой окажусь я. Не знаю, почему я обсуждаю все это с тобой, Мартелл. Я знаю одно, что никогда еще так остро не чувствовала свое одиночество и никогда не была так несчастна.

— Это из-за Джонатана? — спросил Карл. Его глаза были полны грусти. — Ты почувствовала, как живое сердце пульсирует у тебя под ладонями? Стало жаль его? Так бывает сначала. Именно поэтому нам нельзя привязываться к смертным. Делая их такими же, мы теряем то, что больше ценили в них — человечность, возможность чувствовать не так, как мы. Их глаза больше не горят, не сияют. Они гаснут, как падающие звезды и тогда приходит понимание, что ты мертв и все, к чему прикасаешься, все, что любишь, тоже умирает. А потом приходит боль, отнимающая последнюю надежду на то, что однажды рассвет принесет тебе новый день, не похожий на предыдущий, и все можно будет начать с нуля.

— Ты философ, Карл. И романтик. Это спустя столько веков. — Милена искренне улыбнулась. — Ты угадал, когда говорил, что все, к чему мы прикасаемся умирает. Все имеет свою цену. Но та, что платим за свое бессмертие, слишком высока. Люциана ушла, потому что эта дань стала для нее непосильной. Она умела страдать больше, чем все вы, чем я. Эта боль несоизмерима со всеми мучениями человечества. Но она не искупила своих грехов, взвалив их на мои плечи. И я не ненавижу ее за это. А Джонатан… — Мила прикрыла глаза. — Он тут не причем. На короткий миг он подарил мне ощущение настоящей жизни, но этот призрачный глоток счастья оказался очень мимолетным. Он напомнил мне меня саму. Безрассудство, страсть, неверие. Я заблуждалась, когда думала, что любовь может преодолеть все преграды. Гораздо легче, когда не любишь.