Машина пространства. Опрокинутый мир - Кристофер Прист
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, сэр.
– Я сегодня же соберу Совет, и мы утвердим предложенный вами маршрут как временный. Если новые разведгруппы отыщут что-либо более привлекательное, мы успеем пересмотреть наши планы. Как скоро вы предполагаете наладить работу разведчиков по нормальному графику?
– Как только нам вернут гильдиеров, мобилизованных в стражу и на путевые работы, – ответил Клаузевиц.
– Это пока не представляется возможным. Придется ограничиться посылкой двух групп. Возобновите ваше ходатайство, как только положение станет спокойнее.
– Слушаюсь, сэр.
Навигатор забрал нашу карту и видеозаписи, и мы удалились из его покоев. Не теряя времени, я обратился к Клаузевицу:
– Сэр, разрешите мне отправиться с одной из двух новых групп.
Глава гильдии покачал головой:
– Нет. Вам положено три дня отпуска, затем вы вернетесь в путевую бригаду.
– Но, сэр…
– Таковы правила, продиктованные спецификой гильдии.
Клаузевиц повернулся и вместе с Дентоном направился обратно в кабинет разведчиков. Формально этот кабинет был теперь и моим, но я вдруг ощутил себя здесь лишним. Оказалось, что мне в буквальном смысле слова некуда деться. В течение тех нескольких дней, что я по возвращении с юга работал вне Города, я спал в одной из казарм рядом со стражниками; ныне, получив непрошеный отпуск, я вдруг спросил себя: а где мне, собственно, жить? В кабинете разведчиков вроде бы были выдвижные койки, и, наверное, я мог бы там переночевать, но первым делом следовало бы повидаться с Викторией. Я и так откладывал объяснение слишком долго, – срочные задания за стенами Города давали мне для этого удобный повод. Я даже не пытался представить себе, к чему поведет такое объяснение, но, так или иначе, встреча стала неизбежной. Я получил обещанную мне новую форму и принял душ.
6
За три с половиной дня особых изменений в Городе не произошло; администраторы внутренней и медицинской службы все так же ухаживали за ранеными, перестраивали помещения под спальни – в общем, были заняты по горло. Лица встречных, пожалуй, слегка просветлели, в коридорах поубавилось мусора, и все же момент для выяснения семейных дел выдался, видно, не самый подходящий.
Разыскать Викторию оказалось не так-то просто. Наведя справки у администратора внутренней службы, я спустился в одну из временных спален на втором уровне, но жену не застал. Пришлось обратиться к дежурной:
– Вы ее бывший муж?
– Как будто так. Где она?
– Она не желает вас видеть. И кроме того, она занята. Она сама свяжется с вами, когда сможет.
– Но я хочу ее видеть, – настаивал я.
– У вас ничего не получится. Извините, меня ждут дела.
Дежурная повернулась ко мне спиной и углубилась в какие-то бумаги. Я осмотрелся: в одном углу спали работники, свободные от вахты, в другом на грубых койках метались раненые. Между койками ходили два-три человека, но Виктории среди них действительно не было.
Оставалось одно – подняться обратно в кабинет разведчиков. Правда, я не успел прийти к определенному решению: слоняться по Городу без цели не имело ни малейшего смысла, лучше уж не медля присоединиться к одной из путевых бригад. Но сначала следовало все-таки взять у Клаузевица и прочесть пресловутую Директиву Дистейна.
В кабинете не оказалось никого из знакомых; единственный гильдиер, который сидел там, представился мне как разведчик Блейн.
– Вы ведь сын старика Манна?
– Да.
– Рад познакомиться. Уже побывали в будущем?
– Да, – вновь односложно ответил я.
Блейн мне понравился. Он был ненамного старше меня, и у него было свежее, открытое лицо. Он откровенно радовался тому, что нашел собеседника; по его словам, ему предстояло несколько часов спустя отправиться по одному из альтернативных разведывательных маршрутов, а следовательно, провести в одиночестве десятки дней подряд.
– Мы что, обычно ездим в будущее в одиночку? – спросил я.
– Обычно да. Разрешается работать парами, если Клаузевиц даст добро, но большинство разведчиков предпочитают разъезжать где вздумается на собственный страх и риск. Я-то как раз не принадлежу к их числу, мне скучно без компаньона. А вам?
– Я пока что был в будущем только однажды. С разведчиком Дентоном.
– Ну и как вы с ним ладили?
Беседа текла дружески, без той подчеркнутой сдержанности, какая осложняла разговор почти с любым гильдиером. Я и сам невольно перенял эту суховатую манеру и поначалу, наверное, показался Блейну застенчивым дурачком. Однако минут через десять его откровенность заразила и меня, я нашел ее очень привлекательной, и вскоре мы болтали как старые друзья.
Оттого-то я и признался ему, что сделал видеозапись заката.
– Надеюсь, вы стерли ее?
– Что значит – стер?
– Использовали этот кусок пленки повторно?
– Нет… а что, надо было использовать?
Он рассмеялся:
– Ну, если навигаторы увидят вашу запись, вы схлопочете хороший нагоняй… Не полагается тратить пленку ни на что, кроме контрольных съемок местности.
– А навигаторы непременно заметят это?
– Может, и нет. Может, их удовлетворит составленная вами карта, и они просмотрят лишь отдельные кадры. Вряд ли они станут прогонять пленку из конца в конец. Но если вздумают прогнать…
– Но что я сделал плохого?
– Это запрещено. Пленка – штука ценная, и ее нельзя тратить как попало. Да в общем-то не расстраивайтесь. Но зачем вам понадобилось снимать закат, если не секрет?
– Хотел проверить одну занимающую меня мысль. У солнца такая интересная форма.
Блейн взглянул на меня с удвоенным любопытством.
– Ну, и к какому выводу вы пришли?
– Опрокинутый мир.
– Верно. Но как вы догадались? Кто-нибудь подсказал вам?
– Нет, просто вспомнил кривую, про которую нам толковали на уроках. Гиперболу.
– А каковы следствия? Вы продумали их до конца? Например, что можно сказать о поверхности планеты?
– Разведчик Дентон говорил, что она очень велика.
– Это неточно, – поправил Блейн. – Не очень велика, а бесконечно велика. К северу от Города поверхность прогибается до тех пор, пока не становится – почти – и все же не вполне вертикальной. К югу от Города она становится почти – но не вполне – горизонтальной. А поскольку планета вращается вокруг своей оси, то, обладая бесконечным по величине радиусом, она на экваторе вращается с бесконечно большой скоростью.
Он произнес все это ровным голосом, без всякого выражения.
– Вы шутите! – воскликнул я.
– Если бы шутил! Я говорю всерьез. Тут, вблизи оптимума, вращение планеты вокруг оси влияет на нас примерно так же, как если бы мы жили на Планете Земля. Дальше на юг, хотя угловая скорость вращения неизменна, влияние ее стремительно нарастает. Там, в прошлом, вы ведь испытали действие центробежной силы на себе?
– Испытал.
– Попади вы хоть немного дальше, мы с вами сегодня не беседовали бы. Центробежная сила – жестокая и неоспоримая реальность.
– Нас учили, – сказал я, – что ни одно тело не может достичь скорости большей, чем скорость света.
– Опять верно. Ни одно материальное тело. Теоретически окружность планеты по экватору бесконечно велика, и любая точка на экваторе движется с бесконечной скоростью. Но с другой стороны, есть, или, по крайней мере, должен быть, предел, где материя перестает существовать, и этот предел
