Аэропорт. На грани катастрофы - Артур Хейли

Пробежав три четверти полосы, машина стала замедлять ход, но очень незначительно.

– Право руля! – крикнул Хэррис.

Самолет уводило влево. Димирест и Хэррис совместными усилиями старались удержать самолет на полосе. Но край полосы, за которым во мраке громоздились сугробы, быстро приближался.

Энсон Хэррис изо всех сил нажал на педали тормозов. Металл повизгивал, скрипела резина. А мрак все ближе. Но вот машина замедлила бег… пошла медленнее… еще медленнее…

Самолет остановился в трех футах от конца полосы.

Глава 17

Взглянув на часы в радарной, Кейз Бейкерсфелд увидел, что до конца смены осталось еще полчаса. Ему было все равно.

Он отодвинул табурет от консоли, снял наушники и встал. Окинул взглядом комнату, понимая, что видит все это в последний раз.

– Эй, – окликнул его Уэйн Тевис, – в чем дело?

– Вот, – сказал ему Кейз, – возьми. Кому-нибудь пригодятся.

Он сунул наушники в руки Тевису и вышел из комнаты. Кейз понимал, что должен был так поступить много лет назад.

Он чувствовал какую-то странную приподнятость, почти облегчение. И, выйдя в коридор, подумал: отчего бы это?

Не потому же, что он посадил рейс два: на этот счет иллюзий у него не было. Да, конечно, Кейз квалифицированно провел посадку, но любой другой на его месте провел бы ее так же, а может быть, и лучше. И притом события сегодняшнего дня – как он и предугадывал – ничего не изменили: ни искупить прошлое, ни зачеркнуть его они не могли.

Не имело значения и то, что ему удалось преодолеть внутреннюю скованность, которая охватила его десять минут назад. Все было ему сейчас безразлично – он только хотел побыстрее отсюда уйти. Ничто не могло поколебать его решения.

Быть может, подумал он, тут помогла ярость, внезапно овладевшая им несколько минут назад, мысль, которой он прежде ни на миг не допускал, что он ненавидит авиацию, всегда ненавидел. Сейчас, с опозданием на пятнадцать лет, он пожалел, что не понял этого раньше.

Он вошел в гардеробную, где стояла деревянная скамья и висела заклеенная объявлениями доска. Открыл свой шкафчик и снял с вешалки костюм. На полках лежало несколько его личных вещей. Пусть они лежат. Ему хотелось взять с собой только цветную фотографию Натали. Он осторожно отодрал ее от дверцы шкафчика.

Натали – в бикини: озорное смеющееся лицо эльфа в веснушках… распущенные волосы… Он посмотрел на снимок и чуть не расплакался. За паспарту фотографии была заткнута записка:

«Я счастлива, милый, что нежность и страсть

Имеют над нами по-прежнему власть».

Кейз сунул снимок и записку в карман. Остальные вещи кто-нибудь выбросит отсюда. А ему не нужно ничего, что напоминало бы об этом месте. И вдруг он замер.

Замер, осознав, что незаметно для самого себя пришел к новому решению. Он еще не знал, к чему это решение приведет, каким оно покажется ему завтра и даже – сможет ли он жить, приняв его. Но если не сможет, выход у него всегда есть: бежать из жизни с помощью таблеток, лежащих в кармане.

А пока главное то, что он не пойдет в гостиницу «О’Хейген». Он поедет домой.

Только одно он теперь уже знал твердо: если он останется жить, авиации в его новой жизни не будет места. Правда, осуществить это не так-то просто, как уже обнаружили до него многие, кто раньше работал диспетчером.

«И даже если удастся вырваться, – сказал себе Кейз, – учти: прошлое то и дело будет напоминать о себе». Он будет вспоминать международный аэропорт Линкольна, Вашингтонский центр в Лисберге и то, что произошло и здесь, и там. Можно от всего убежать, но нельзя убежать от воспоминаний. А воспоминания о гибели семейства Редфернов… о маленькой Валери Редферн… никогда не покинут его.

Однако память ведь приспосабливается – правда? – ко времени, к обстоятельствам, к реальностям жизни. Редферны мертвы. А в Библии сказано: «Предоставь мертвым погребать своих мертвецов». Что было, то прошло.

И Кейз подумал: может быть… может быть… теперь… он сумеет жить, если будет думать прежде всего о Натали и о своих детях, а Редферны останутся грустным воспоминанием, и только.

Он не был уверен, что ему это удастся. Не был уверен, что у него хватит моральных и физических сил. Давно прошло то время, когда он вообще был в чем-то уверен. Но попытаться можно.

Он сел в лифт и спустился вниз.

На дворе, по дороге к своей машине, Кейз остановился. Движимый внезапным импульсом, сознавая, что, может быть, позже пожалеет об этом, Кейз вынул из кармана коробочку и высыпал таблетки в снег.

Глава 18

Из своего автомобиля, стоявшего на ближайшей к полосе три-ноль рулежной дорожке, Мел Бейкерсфелд видел, как самолет «Транс-Америки», не задерживаясь, покатил к аэровокзалу. Мела отделяла от самолета уже половина летного поля, однако, несмотря на дальность расстояния, ему отчетливо были видны быстро удалявшиеся огни. По радио, настроенному на «землю», Мел слышал, как диспетчеры задерживают у перекрестков другие самолеты, чтобы дать пройти пострадавшей машине. Ведь на борту ее находились раненые. Рейсу два было приказано подрулить прямо к выходу сорок семь, где их ждали скорая помощь и служащие компании.

Мел смотрел, как уплывают огни самолета, сливаясь с галактикой аэровокзальных огней.

Машины скорой помощи и аварийки, так и не понадобившиеся, стали разъезжаться.

Таня и Томлинсон были уже на пути к аэровокзалу. Они ехали с Патрони, который поручил кому-то отрулить самолет «Аэрео Мехикан» в ангар.

Таня непременно хотела быть у выхода сорок семь, когда с самолета начнут сходить пассажиры. Похоже, что она могла там понадобиться.

Прежде чем расстаться с Мелом, она спокойно спросила:

– Вы все-таки приедете ко мне?

– Мне бы очень хотелось, – сказал он. – Если вы не считаете, что уже слишком поздно.

Он смотрел на Таню. Она отбросила с лица рыжую прядь и устремила на него свой прямой открытый взгляд и улыбнулась:

– Нет, не поздно.

Они условились встретиться у главного выхода через три четверти часа.

Томлинсон намеревался взять интервью сначала у Патрони, а потом у команды рейса два. Ведь через несколько часов члены команды, как и Патрони, станут героями. Драматическая история бедствия, которое терпел самолет, и его благополучное возвращение на землю, подумал Мел, наверняка затмят его высказывания по поводу более обыденных проблем, связанных с трудностями, переживаемыми аэропортами.

Хотя, может быть, и не совсем. Томлинсон, с которым Мел поделился своими соображениями, был репортер вдумчивый, умный, которому, возможно, придет в голову связать нынешнюю драматическую ситуацию с не