Энцо Феррари. Биография - Брок Йейтс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лауда надышался огромным количеством дыма и токсичных паров от горящего стекловолокна. Его лицо чудовищно обгорело, и врачи опасались, что легкие гонщика могли полностью сгореть. Он очнулся в госпитале в тот момент, когда священник произносил последние молитвы за упокой его души. Три дня весь гоночный мир крепился, ожидая новостей о том, что чемпион мира погиб. Именно в этот момент непривычно долгий период затишья в Маранелло закончился. Газеты пестрели сообщениями о том, что Лауда разбился из-за механических неполадок в машине — и доказательством этих утверждений должны были служить мутные любительские видеозаписи, сделанные случайным зрителем. Казалось, что на этих кадрах видно, как «Ferrari» виляет влево перед тем, как врезаться в заграждение. Было логично предположить, что если Лауда банально потерял управление болидом, его машину на входе в левосторонний вираж должно было уводить вправо. Но Лауда, пересмотрев записи после своего возвращения из госпиталя, мало что смог прояснить из них, кроме того, что задняя часть его машины резко дернулась из стороны в сторону, перед тем как он стрелой влетел в несокрушимую стену на скорости примерно в 190 километров в час.
Феррари пришел в бешенство, услышав предположения о том, что его машина каким-то образом стала причиной жуткой аварии или том, что Лауда обгорел из-за хрупкой конструкции болида (повторимся, «Ferrari» были и остаются настолько прочными и крепкими, насколько позволяют технологии). В порыве раздражения и обиды «Коммендаторе» в очередной раз объявил о своем уходе из автоспорта. Как и прочие его обещания, это никто не воспринял всерьез, даже несмотря на то, что ни одна «Ferrari» не появилась на Гран-при Австрии. Но две недели спустя Регаццони уже стоял на старте этапа Формулы-1 в Нидерландах.
К тому времени европейский спортивный мир был переполнен безумными, самыми отвратительными слухами о Ники Лауде. Все больше таблоидов распускало сенсационные байки о том, что все лицо бедолаги-гонщика полностью выгорело и что ему потребуются многие годы пластической хирургии, прежде чем он сможет даже задуматься о появлении на публике — не говоря уже о пилотировании болида. Даже самые адекватные свидетельства ставили под сомнение возможность возвращения Лауды на трассу когда-нибудь в будущем, не то что в конце сезона. Вообразите себе тот шок, что охватил прессу, когда Лауда, ведомый своей железной волей, нашел в себе силы сообщить Феррари о желании заявиться на итальянский Гран-при 12 сентября — спустя каких-то шесть недель после аварии, едва не оборвавшей его жизнь. Этот поступок должен был доказать, что разум способен взять верх над всеми слабостями плоти. Если Энцо Феррари и озвучивал какие-то опасения касательно спешного возвращения австрийца в строй, то делал он это вдали от ушей Лауды (хотя позже Феррари утверждал, что заявлял Лауде о том, что считает его возвращение преждевременным).
Как бы то ни было, в Монце Ники Лауда вновь сидел за рулем «Ferrari». Его голова была обмотана повязками, а раны по-прежнему кровоточили. Он использовал специальную набивку, чтобы защитить свою заживающую и чрезвычайно чувствительную кожу. Большинство наблюдателей сходилось во мнении, что с его стороны это лишь дерзкая попытка произвести на всех впечатление и что ни к чему хорошему она не приведет. Но это едва ли было так. Лауда был конкурентоспособным профессионалом, готовым расшибиться в лепешку, лишь бы только защитить свой титул от посягательств претендента в лице Джеймса Ханта. Ради этого он был готов терпеть невероятную боль и рисковать получить еще более тяжелые травмы. Никакого самолюбования в этом поступке не было, здесь была лишь крошечная драма, разыгрывавшаяся в мозгу Лауды, скрытом под слоем обгоревшей кожи.
На Гран-при Италии также был заявлен третий пилот — суровый и весьма подозрительный аргентинец по имени Карлос Ройтеманн. «Леле», как называли его друзья и приятели, недавно покинул команду Brabham и вел тайные переговоры с Ferrari, где ему готовили место Регаццони по окончании сезона. Также на заводе было широко распространено мнение о том, что и карьера Лауды по сути кончена, так что Ройтеманну практически гарантировалось место в команде на сезон 1977 года, даже несмотря на то, что ни один из двух пилотов на контракте с конюшней не был в курсе таких договоренностей аргентинца с Феррари. В приобретении Ройтеманна угадывалась ловкая рука Луки ди Монтедземоло, и когда договоренность с гонщиком была достигнута, Регаццони, верой и правдой служивший Scuderia на протяжении шести сезонов, уже был обречен. Он показал себя хорошим вторым пилотом, способным время от времени одерживать вдохновенные победы и готовым гнать на пределе возможностей ради того, чтобы помочь Лауде и всей команде. Но кто-то — будь то Феррари, Аудетто или ди Монтедземоло — посчитал, что общительный швейцарец прошел пик своей карьеры, и его стали выпроваживать из Маранелло задолго до того, как Клей осознал, что ему указывают на дверь. Встречи между Регаццони и Феррари никоим образом не указывали на то, что у Клея есть какие-то проблемы с командой, хотя все обстояло именно так. Как и во многих других случаях, эти разговоры ничего не значили; в Ferrari имели вес только действия.
Хант пополнил свой счет очков убедительной победой в Канаде, где Лауда, превозмогая адскую боль и сражаясь с собственной хворой машиной, с трудом финишировал восьмым. Регаццони, пилотировавший с привычными пылом и страстью, проломил себе дорогу к шестому месту. Месяц спустя в Уоткинс Глен, штат Нью-Йорк, Хант вновь одержал победу, хотя на сей раз изрядно окрепший Лауда финишировал уже третьим. Судьбу чемпионского титула эти двое будут решать на заключительном этапе сезона — на Гран-при Японии, который должен был пройти на скоростной трассе Фудзи Спидвей. Итальянская пресса вновь начала стенать во весь голос. Журналисты завыли о том, что Лауда вернулся в строй слишком рано и что его присутствие порождает дисбаланс в команде. Это в свою очередь привело к серии неудачных финишей, говорили они, при этом игнорируя такой неудобный для себя факт, как восхождение на вершину могучего McLaren, совпавшее с уходом из Ferrari ди Монтедземоло, при котором испытательные программы в Маранелло работали гораздо более эффективно.
Едва ли Лауда пребывал в расцвете сил, готовясь к перелету в Японию. По окончании сезона его ждали многочисленные хирургические операции, которые должны были поправить обезображенное огнем лицо. Но прямо сейчас главным вызовом для Ники было соперничество с преисполненным энтузиазма Хантом, отстававшим от него в гонке
