Галактический консул - Евгений Филенко

Случалось, впрочем, что эхо напрочь отсутствовало. Голоса глохли, словно в подушке. И в двух шагах нельзя было понять слов собеседника.

Дважды такие помещения оказывались занятыми. В первом из них повсюду — и на стенах, и на потолке, а в особенном изобилии на полу, неподвижно распластались уже знакомые серые полотнища. В другом, забившись в угол, свернувшись в клубок, дремал Малый Страж. Пришельцев он не заметил.

Зато примерно в двадцатом по счету боковом ходу они обнаружили эскалатор.

Вымощенная необычно белыми плитами полоска пола, едва только Кратов ступил на нее, внезапно ожила. Плавно, без рывков, тронулась и понесла его вдоль усеянных мигающими «светильниками» стен. Биссонет с торжествующим криком последовал за ним.

— Я же говорил, что мы отсюда выберемся! — объявил он, подбираясь поближе и балансируя руками. — Не может быть, чтобы эта дорога не вела на свободу!

— Может, может, — сказал Кратов. — Вам не приходило в голову, что это транспортер для мусора?

Биссонет озадаченно притих.

— Но мы всегда сумеем возвратиться, — произнес он наконец без большой уверенности.

Кратов не ответил. До рези в глазах он всматривался вперед. За каждым поворотом их мог подстерегать сюрприз. И вряд ли разумно было полагать, что он непременно окажется приятным.

— Провалиться мне, если мы не поднимаемся, — с надеждой сказал сзади Биссонет.

Бегущая лента и в самом деле все круче забирала кверху. Через полчаса пришлось утвердиться на четвереньках, дабы ненароком не опрокинуться. «Глумление над человеческим достоинством», — ворчал ксенолог.

Еще спустя какое-то время они легли плашмя, цепляясь скрюченными пальцами за белые плиты.

— Хочу вас обрадовать, — сказал Кратов сдавленным голосом. — На транспортер для дерьма это непохоже.

— Что вы смыслите в здешнем дерьме… — просипел Биссонет. — Все равно отступать уже поздно.

— Одно не дает мне покоя: отчего Видящие Внутрь не пользуются эскалатором?

— Во-первых, мы этого не знаем. Возможно, и пользуются — для подъема. Такое допущение особенно приятно, ибо оно дарит нам шанс выбраться на поверхность. А то, что для спуска они используют лестницу, свидетельствует лишь об однонаправленности подъемника. Во-вторых, они дебилы. С них станется сотни и тысячи лет мотаться по подземелью одним маршрутом, не отклоняясь от него ни на шаг. А в-третьих…

— …они не дебилы и прекрасно знают, куда именно ведет эскалатор. Чего, в отличие от них, еще не знаем мы.

— Отступать поздно, — упрямо повторил Биссонет. — И мне наплевать, куда он ведет. Я устал. Я вообще намерен закрыть глаза и целиком довериться судьбе…

«Я тоже, — думал Кратов. — Будь что будет. Не верю, что со мной может случиться нечто скверное. Не может быть, чтобы все закончилось таким дурацким образом: на сумасшедшей планете, в смрадном подземелье. До сих пор Бог оберегал меня от глупого конца… Мы поднимаемся неведомо куда, но то, что это «неведомо что» может оказаться не избавлением, а очередным контуром лабиринта, ни черта не значит. Кроме того, что мы снова будем бродить в сумерках, совать носы во все дыры и ввязываться во все авантюры. Пока не набредем-таки на верный путь. Так и только так. Этот нытик и себялюбец вопреки моим ожиданиям и собственным взбрыкам ведет себя все же по-мужски. И доставляет хлопот не так много, как можно было предположить. Хотя бы на этом ему спасибо. Мы даже немного притерлись друг к другу, что само по себе не так давно представлялось положительно невозможным.

…Но все ж и феникс, и ворона — птицы,Должны прийти к согласию они!

И я непременно вытащу его отсюда. И все кончится наилучшим образом. Лишь бы этот эскалатор не волок нас в пасть самому сатане…»

— А-ах!!!

Упругий толчок волны ледяного с непривычки воздуха. Слепящая вспышка. Распяленные пальцы судорожно подгребают пустоту.

Кратов успел осознать, что уже не лежит, а летит. Он зажмурился, поджал ноги, обхватил голову руками…

Ударился локтями, с отвратительным скрипом проехал по чему-то жесткому и колючему. Опрокинулся на бок, замер, тяжело дыша.

«Кончилось», — подумал он с облегчением.

За его спиной с силой шмякнуло мягким о твердое. Раздался приглушенный вопль.

Кратов сел, щурясь от нестерпимо яркого света. Вдохнул живой, дурманящий запах. Запах красной травы.

— Биссонет, как вы?

Тот чертыхнулся и после паузы пожаловался:

— Я ободрал себе рожу…

— Мы выбрались, — сказал Кратов, улыбаясь.

— …и отбил все потроха, — добавил Биссонет.

— Мы живы, — проговорил Кратов. — Мы все повидали и остались целы.

— Отчасти, — буркнул ксенолог. — Я еще не пересчитал свои конечности.

Из черного зева шахты всплывали сизые клочья вонючего пара.

Кратов отвернулся. Долго глядел не отрываясь на затянутое серыми тучами небо, на смутную тень спутника в зените, на размытые столбы черного дыма над терминатором. Потом на спесивые свечи кактусов, на траву, полегшую под порывами горячего ветра. Будто наново привыкал. «Кончено, думал он. — Тот, на небесах, что бережет меня, снова не обманул… Сейчас вызову корабль, и больше вы меня оттуда поленом не вышибете».

Все так же улыбаясь, он перевел взгляд туда, где только что зияла шахта эскалатора. Но от нее не сохранилось и следа. Куда ни кинь глазом трава да кактусы.

И несколько угловатых раскоряченных фигур, молча застывших неподалеку. В развевающихся, тончайших серебристо-белых плащах, придававших им зловещее сходство с Мерцальниками.

Кратов пошевелился, привставая… Одна из фигур неловко, как на шарнирах, вскинула руки, в движении смыкая воедино кулаки, обмотанные металлическими лентами. Выхлестнуло и зазмеилось тонкое огненное жало.

— Серебряные Змеи, — сказал Биссонет приглушенно.

— Спокойно, — сказал Кратов одними губами, по-кошачьи подбираясь. Их всего лишь пятеро. Такого огня я не боюсь. Мы уйдем от них.

— Нет, Кратов, — шепнул Биссонет. — Нет. Уходить мы ни за что не станем.

ИНТЕРЛЮДИЯ. ЗЕМЛЯ

Внизу на веранде все утро звучала музыка. С нее начинался мамин день, ею же завершался. Музыка наполняла собой весь дом, просачивалась в каждую щель. И даже когда ненадолго — обычно, с появлением Кратова — воцарялась тишина, казалось, что во всяком темном уголке дома и сада прячется эта незримая, неслышная музыка и ждет своего часа, чтобы вырваться на свободу. Разрозненные, несвязные сочетания звуков. Чистые, плывущие, эфирные аккорды. Холодная, отстраненная, лишенная логики мелодическая вязь. О чем могла думать мама, обитая в этом музыкальном пространстве?..