Вся трилогия "Железный ветер" одним томом - Игорь Николаев

Томас сделал паузу, по-прежнему строго хмурясь.

— Итак, кое-кому удалось пройти и вторую волну проверок, с помощью медицины, денег и, увы, несовершенства природы отдельных проверяющих, которые брали взятки за фальшивую сертификацию. Есть мнение, что отдельные, самые хитрые особи не разоблачены до сих пор. И, как сказал ранее, у вас крайне любопытная форма черепа. Почти уверен, что вы изменили ее.

— Я-я-я… — толстяк ткнул пальцев значок на галстуке. На большее его не хватило.

— Не показатель, — сурово возразил Фрикке. — Думаю, мне стоит сообщить о своих подозрениях в полицию и комиссию расовой гигиены. Нет… Не «думаю», а уверен. Пожалуй, я сделаю это сразу по прибытии в Эсгарт.

Томас встал и, не обращая больше внимания на собеседника, отошел к прежнему месту. За спиной что-то стукнуло, зашумело. Томас усмехнулся, снова самыми краешками губ. Усаживаясь, он увидел бизнесмена, улепетывающего во весь дух, с развевающимися полами пальто за спиной. Наверное, для упитанного человека было тяжело поддерживать столь бодрый темп, но толстяк очень старался. Вот он уже миновал контрольный пункт и под недоуменными взглядами портовой полиции помчался через полупустой общий зал ожидания к выходу. Там его наверняка перехватит охрана, которая безусловно заинтересуется внезапным порывом привилегированного пассажира.

Глупец даже не подумал о том, что только представитель безукоризненно чистого расового типа прошел бы проверку именно этого рейса. Ведь проще верблюду пролезть через игольное ушко, чем низшей форме разумной жизни ступить на землю Эсгарта, великого северного града. Так что суетливые, нервничающие люди могли бы не вешать на воротники и лацканы значки в виде треугольника с ярко-алой каплей в центре. Их расовая полноценность и так являлась очевидной.

Зато скверное жирное животное больше не будет утомлять Томаса своим присутствием.

Под сводами зала разнесся мелодичный сигнал, вслед за ним приятный женский голос с не менее приятным центральноконтинентальным акцентом объявил о начале посадки. Фрикке подхватил ранец и быстрым легким шагом отправился к крытому переходу, ведущему к посадочному бункеру. Люди расступались перед ним, как стая мелких рыбешек перед акулой, но Томас привычно не обращал на это внимания, поглощенный собственными мыслями.

Глава 2

Иван открыл толстый том на странице 201 и взглянул на карту под названием «Героическая оборона Сталинграда, 17 июля — 18 ноября 1942 года».

Интерес к военной истории, и Второй Мировой в частности Терентьев открыл в себе лет пять назад. Живой ум, склонность докапываться до истоков любого явления, память о преодоленных трудностях войны — все это вызывало желание узнать больше, проникнуть в истинную подоплеку событий. А положение офицера военной контрразведки давало доступ к материалам «ДСП», которых не найти в обычном магазине «Книги».

Помимо этого, новое увлечение имело и практический смысл. В свое время Терентьев прошел по самому краю отбора медицинской комиссии, допустившей его к новой службе. Осколок в груди — не шутка. С тех пор Иван вел очень здоровый образ жизни, воздерживался от вредных привычек. И все же, сейчас ему было уже за сорок, поэтому старые раны и военные испытания все чаще напоминали о себе. Контрразведчик не без оснований опасался, что скоро очередная комиссия поставит ему суровый штамп негодности к службе по состоянию здоровья.

И что ему тогда делать?.. Чем заниматься?

Конечно, Иван был еще весьма далек от статуса профессионального историка, но в перспективе надеялся сменить почетную работу государева человека на преподавание или, чем черт не шутит, даже на настоящие исторические изыскания.

Или, в крайнем случае, можно попробовать писать книги. Благо, ему было, что вспомнить, и о чем поведать читателю. Собственно говоря, мысль о художественной словесности появилась у Ивана года три назад и даже успела сложиться в более-менее продуманный замысел трилогии, охватывающей события от конца гражданской войны и до начала отечественной. Но, откровенно говоря, контрразведчик просто робел от одной мысли о том, чтобы посоревноваться с настоящими мастерами пера.

Нет, не время. Еще не время…

Вооружившись тонко очиненным красным карандашом, он поставил на карте несколько пометок, бегло перечисляя дивизии и корпуса, на всякий случай сверился со справочником. Работа шла споро, и Иван буквально выпал из реальности на много часов. День был солнечным, безветренным, дачный домик стоял на отшибе, и исследователя-самоучку никто не беспокоил, лишь изредка вдалеке посвистывал поезд.

Наконец, глубокие вечерние тени протянулись по комнате, легли на стол, окрасив в серый цвет карты, большой блокнот, в котором Иван делал пометки и толстый томик «Военного немецко-русского словаря» Таубе.

Терентьев оторвался от работы, откинулся на спинку стула и с наслаждением потянулся. Встал, походил по комнате, энергично притоптывая и обозначая боксерские удары по тени. Достаточно быстро дыхание сбилось, в боку закололо. Иван печально чертыхнулся, понимая, что вот так и подкрадывается преклонный возраст. Старая рана, чтоб ее…

С утра он намеревался пробежаться километра на три по вечернему холодку, но колотье под ребрами настойчиво подсказывало, что сегодня явно не физкультурный день. Иван по-настоящему огорчился и решил немного развеяться. Хорошая музыка — вот, что способно вернуть доброе расположение духа. Но поставить пластинку на старенький граммофон он не успел.

В комнате что-то изменилось, на первый взгляд неуловимо для глаза и слуха, но чутьем опытного «волкодава» Иван почувствовал приближение… нет, не опасности. Скорее некой странности. Он резко пригнулся и качнулся в сторону, уходя из возможной зоны обстрела через окна. Все так же, на полусогнутых, резко выдвинул ящик стола и привычно нащупал пистолет. Славный, многократно испытанный ТТ ободряюще щелкнул затвором. Прижавшись к стене в углу, в мертвой зоне, Иван замер в ожидании, как учил его старый наставник много лет назад — не напрягая чувства, а наоборот, расслабившись, позволяя окружающему миру рассказывать о себе шумами, тенями, образами.

Здесь, в тихом дачном поселке, просто неоткуда было взяться угрозе более значимой, чем подвыпивший сосед. Слава богу, общество понемногу излечивалось от общего военного психоза, когда покалеченные войной люди оставались в душе там, на поле боя, и могли открыть огонь прямо в очереди или посреди дружеского застолья. И все же, Терентьев привык полагаться на инстинкты и чувство опасности. Слишком часто они спасали ему жизнь. Иван ждал, недвижимый и терпеливый, как индеец из книг Фенимора Купера.

И дождался.

Воздух в центре комнаты-кабинета словно сгустился, замерцал сиреневым светом. Запахло электричеством, пустой стакан на краю стола завибрировал, зазвенел на высокой надсадной ноте, почти уходящей в ультразвук. Металл пистолета неожиданно уколол ладонь, словно Иван держал в руке ежа. Пальцы задрожали от электрических разрядов, но человек лишь крепче сжал оружие. Серия фиолетовых вспышек на мгновение ослепила Ивана, причем он мог бы поклясться, что свет возникал как будто прямо на сетчатке, оставляя плавающие перед глазами слепые пятна.

Что бы это ни было, оно, похоже, ограничивалось домом, и Иван, улучив момент, ринулся к окну, быстрыми зигзагами уходя от столкновения с продолжающимся фейерверком. Шаг, другой, упор, рывок… Он уже видел, как вылетает наружу, прямо в маленький садик, окруженный брызгами выбитого стекла. Черт с ними, с порезами, внутренний голос вопил, что ничего хорошего от странного оптико-электрического эффекта ожидать не приходилось. Время замедлилось, словно во сне, ноги оторвались от дощатого пола, вот пальцы коснулись твердой, гладкой поверхности стекла…

Мир на мгновение стал невероятно контрастным, буквально в три краски — черное, белое и ярко-красное. В уши тонкими буравчиками ввинтился скрежещущий визг и звон — все стеклянное в комнате, посуда, лампочки, подаренная давным-давно фигурка совы в дальнем углу комода — рассыпалось в сверкающую пыль.

И в следующее мгновение в глотку хлынула холодная, пенящаяся вода.

В детстве Ивана научили плавать при помощи простого, сугубо народного метода — бросив в речку. Это было страшно, но, по крайней мере, он понимал, что происходит. Сейчас же без всякого перехода вокруг оказалась вода, много воды. Терентьев потерял ориентацию и, поскольку прыгал на резком выдохе, в легких не осталось ни капли воздуха. Грудь словно стиснуло прессом, горькая холодная вода рвалась в нос и горло. Иван тонул.

Но инстинкты самосохранения, дремучая сила жизни, унаследованная от предков, не позволяли сдаться просто так. Иван вслепую молотил руками ногами, бешено вращая глазами, не видящими ничего, кроме пенной круговерти и оттенков черного и синего. И так же неожиданно, как и оказался в воде, он выгреб на поверхность. Жадно хватая ртом чистый, сладчайший на вкус воздух, насыщенный влагой, Иван ошалело мотал головой, бешено работая ногами. Ему казалось, что вот-вот загадочная, но однозначно злая сила все-таки утащит его на дно.