Последнее испытание - Скотт Туроу

от деда, чтобы он изменил существующий порядок вещей. Она просто хочет сказать, что будет очень тосковать по нему. Старик берет руку девушки в свои.

– Очень мило с твоей стороны, Пинки, сказать такие слова. Но сегодня, похоже, этого не случится, так что можно не беспокоиться.

Пинки внимательно вглядывается в Стерна. У нее такие красивые зеленые глаза! Согласно семейной легенде, она унаследовала их от Клары. Однако сейчас, сидя в маленьком кафе в Буэнос-Айресе, Стерн понимает, что у Пинки глаза его матери – просто они похожи по цвету на глаза его первой жены.

– Ты боишься, дед?

– Умереть? Мне очень нравится жить, и уходить мне очень не хочется, Пинки. Но я не уверен, что это можно назвать страхом. Конечно, сейчас я чувствую себя немного комфортнее, поскольку получил ответ на вопрос, из-за которого сюда приехал. Понимаю, это было эгоистично с моей стороны.

– Что ты имеешь в виду?

– Я пришел к выводу, что предпочел бы прожить мою жизнь, ту, которую прожил, нежели ту, которую прожил Кирил – с его Нобелевской премией и всем прочим.

– Ясен пень, – заявляет Пинки, для которой все просто – в качестве деда она однозначно выбрала бы Стерна, тут нечего и думать. Но вопрос, которым задавался Сэнди, гораздо сложнее, чем понимает его Пинки. Как-то раз Марта, которой предстояли очередные ночные бдения из-за необходимости готовиться к одному из сложных перекрестных допросов, словно бы невзначай сказала:

– Я в самом деле ошиблась в выборе профессии. Юриспруденция – это не мое.

Услышав такие слова от дочери, Стерн оцепенел. Он испугался, что увлек ее куда-то не туда, тем самым лишив ее возможности избрать для себя другую, лучшую судьбу.

– Как так? – спросил он.

– Мне надо было заниматься наукой, – ответила Марта. Став студенткой колледжа, Марта посматривала в сторону медицины, как и ее старший брат, и всерьез думала о поступлении в медицинский вуз. У нее были способности, даже, может быть, более выраженные, чем у Питера. Но в отцовском доме она приобрела желание и умение отделять правильное от неправильного, правду от лжи, и в конце концов отдала предпочтение политической теории. Правда, потом ее интерес все же сместился в сторону юриспруденции.

– В нашем мире именно наука – это средоточие правды, – сказала она в тот вечер. – Когда-то главным для нас была религия или философия. Теперь эта роль перешла к науке. Именно она дает нам возможность познать, зачем мы существуем на этой земле.

Стерн тогда сразу же понял, почувствовал, что его дочь права – как только она произнесла эти слова.

– Я вовсе не отрицаю значения вклада Кирила в науку, – поясняет Стерн, обращаясь к Пинки, – даже если он сильно преувеличен. Вполне может быть, что те открытия, к которым он так или иначе приложил руку, будут критически важными для человечества на протяжении следующего века – или даже дольше. О моей работе такого никогда не скажут. Но одна из трагедий Кирила состоит в том, Пинки, что он имеет редкий дар как врач, именно лечащий врач. Я говорю это тебе, исходя из собственного опыта. Та часть Кирила, о которой постоянно говорят Иннис и Донателла, а именно его талант убеждать других в людей в том, во что он сам хочет верить, дает ему уникальную способность задействовать в лечении психологический фактор. Он мог бы быть каким-нибудь гуру или шаманом, ради встречи с которым люди готовы были бы ехать за тысячи миль. Но таким людям не дают Нобелевские премии, и потому, очевидно, он всегда оценивал себя не как какого-то там целителя, а гораздо выше. И вот что я понял, Пинки. Даже если бы Кирил на самом деле заслуживал все те награды и почести, которых он был удостоен, ясно, что где-то в душе он все же чувствует неудовлетворенность своей жизнью. Взять, к примеру, всех его любовниц. Не признак ли это неутоленной страсти ко всеобщему признанию – как к самоцели? Как ни крути, Пинки, но даже если мы все свои жизненные силы расходуем на помощь другим и даже если мы нуждаемся в любви других людей, мы все, по сути, сосуществуем сами с собой. И, понимая это, я чувствую, что у меня в жизни была компания получше, чем у Кирила.

Хотя Пинки не всегда точно улавливает смысл того, что говорит ее дед, – потому что в его словах часто присутствует ирония, – на этот раз она понимает его как нельзя лучше и разражается громким хохотом. Однако она тут же умолкает и, резко помрачнев, принимается с преувеличенным вниманием изучать покрытую царапинами и вмятинами поверхность кофейного столика. Визит к Кирилу сильно расстроил Пинки. Как только за ними закрылась дверь квартиры доктора Пафко, она произнесла несколько грязных ругательств. За последнее время на долю Кирила пришлось много неприятных эпитетов – и, скорее всего, еще придется, тем более со стороны такой девушки, как Пинки. Она, кстати, в эмоциональном плане куда крепче, чем думает сама. Ведь она даже снялась в собственном самодельном порно. Но при всем при том она все еще не поняла, что люди не бывают плохими или хорошими от рождения.

– Вокруг всегда полно таких людей, как он, дед, – которым вечно сходит с рук всякая гадость. Я хочу сказать, что этот судебный процесс оказался полным дерьмом. В последние пару недель я все время внимательно тебя слушала. Ты понимаешь, кто тот единственный человек, который отсидит срок в тюрьме?

Насколько известно Стерну, таких нет.

– Анаит, – говорит Пинки. – Брокер.

– А, – говорит Стерн. Он потрясен тем, как именно Пинки оценивает результат работы Фемиды, которой он посвятил всю свою жизнь, а также тем, что его внучка, по всей вероятности, права. Когда Мозес будет вынужден примириться с тем, что ему не удастся добиться экстрадиции Кирила, и с тем, что у него нет достаточных улик против Иннис и Неукриссов, он поймет, что располагает неоспоримой доказательной базой лишь против молодой мисс Турчиновой. Для Мозеса нарушение закона есть нарушение закона.

– Разве это справедливо, дед? То есть я что хочу сказать: тебя устроит, если итог твоего последнего дела будет таким?

Стерн в последний раз втягивает в рот сигарный дым и в тот самый момент, когда чувствует приятное головокружение, решает, что ответит утвердительно. Он давно привык к тому, что у закона есть свои ограничения и с его помощью не всегда удается добиться полной справедливости. То, что Анаит Турчинова будет осуждена, несправедливостью все же назвать нельзя, даже если ее алчность по сравнению с алчностью Иннис – это мелочи, так же как и ее лживость и коварство по сравнению