Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона - Еремей Парнов

— Оправдан, — поочередно провозгласили боги на подиуме.

— Оправдан, — брызнули светом крылья короны солнца, укрытого скарабеевой маской.

И я понял, не заботясь о бренной оболочке, что память моя не подлежит уничтожению. И другое понял я, сложив воедино имена эннеады, — тайну иллюзий. И вспомнил сердцем священную надпись, которой не было в моем папирусе, но которую я списал со стен разрушенного, занесенного песками Ливийской пустыни храма на границе Большого оазиса.

«Великие имена его все, сокровенны пред детьми его. Когда открываются врата неба к земле, сияет владыка Обеих Стран в образах своих… в имени своем Ра, каждый день… Он проливает дыхание в гортани, в имени его Амон, он непоколебим во всем, душа Шу и всех богов, тело живущих жизни, творец плодоносных деревьев, виновник разлива, нет жизни без него на окоеме земли… Сияющий на Горизонте, распространяющий теплоту свою по земле, в имени его Осирис, творец света. Гор духов живущих, живущий в океане Нун, жизнь богов и людей… Подобие Амона, подобие Атума, подобие Хепри, подобие Ра, единый создавший себя в виде миллионов, Тенен, предвечный, подобие, образовавшее тело собственными руками в виде любого образа, согласно своему желанию. Подобие великого крылатого солнечного диска, первого на небосклоне богини Нут, которая поручила ему небо и землю во всем их окружии, с тех пор, как воссиял он над водами… Он озаряет круг неба перьями своими… он не гибнет во веки веков, плавая по небу, кружась по преисподней ежедневно, чтобы восстановить Осириса царем ада и обновить тело свое и усладить сердце матери сына его — Гора. Это — он, восходя и заходя ежедневно, пребывая в небе, чтобы освещать Обе Земли, руководить людьми. Во веки живет овен Амона в его правом оке — в солнечном диске на небе, каждый день, во веки… Подобие Атума, подобие Осириса изначала. Левое око его — измеритель — Тот, подобие Амона ночью, сияющий на детей своих, плывущий по небу каждый день от угла горизонта, чтобы дать бытие временам года…»

Я не успел заметить, как исчезли боги на подиуме и сгинул в небытие сверлящий очами Аргус на хорах. Одна Исида осталась в подземном храме, где пол, как шахматную доску, покрывали квадраты черного и белого мрамора.

— Я рада, что ты не забыл назвать меня — мать золотого младенца Гора, — молвила Владычица, взяв мою руку тонкой своей рукой. — Хвалю, что не убоялся явиться в Чертог Обеих Правд женской тенью. Мужчина и женщина — одно. Нет мужчины без женщин, как женщины нет без мужчины. Тронутая твоими мольбами, Луций, я решила тебе помочь. Пойдем со мной.

— Но я не Луций, Великая Мать! Я не Луций!

— Какая разница? Луций — не Луций… Был Луцием или не был. Женщины, которых любил ты, отдали тебя под мое покровительство. Я видела тебя в Теночтитлане и Мохе дари де, где стою Кибелой, и никто не вспоминает моих прежних имен. Ты приходил и вспоминал в своем сердце, и мысль твоя питала мой хладный мрамор. И в Альба Лонге ты забрел на пустырь, где было мое святилище, и в Сикании, и в Элладе искал мой след. Я не забыла об этом. Это я позвала тебя в Кемт[93].

Я покорно следовал, ведомый за руку, и браслеты тонко позванивали на точеном запястье богини. Мы оставили позади Чертог Обеих Маат, но подземные залы все раскрывали и раскрывали перед нами необозримые пустые пространства. Менялись базы и капители колонн. Вместо лотоса и папируса появлялись то звери, вроде крылатых быков, то листья аканта. Иногда это были драконы и змеи, иногда пантеры и львы. Кто только не подпирал свод преисподней: овны с рогами, закрученными спиралью, орлы и цапли, сирены с женской грудью, мускулистые атланты, обнаженные нифы, даже чешуйчатые рыбы с бородатыми лицами вавилонских царей.

По мере продолжения нашего путешествия, напоминавшего экскурсию по музеям, из которых вынесли все экспонаты, преображался и облик моей божественной проводницы.

В зале — он оказался последним, — где уже не было колонн, и только корни деревьев, пронзив потолок и земную твердь, врастали в шахматный пол, она предстала в грозном обличье трехглавой Гекаты. Шестирукая, в греческом пеплуме увлекла меня во мрак первозданного хаоса, освещая дорогу двумя факелами, полыхающими зеленым огнем. Я не заметил, когда она выпустила мою руку, онемевшую холодом камня. Ее сильные длани сжимали меч, копье и ловчий аркан, лишь одна оставалась свободной — та, что вела меня прежде.

Повелительница теней, матерь волшебства и заклинаний, стояла теперь предо мной во всей прелести зрелой женственности, загадочная, обворожительная, наводящая ужас.

— Ты узнаешь меня, Луций?

— Узнаю тебя, дочь Деметры и Зевса. Ты — Артемида в небе, Персефона в Тартаре, Геката на грешной земле. Где мы, Царица волхвований?

— У преддверий Аида, маленький Орфей. Ты сумел разгадать тайну Единого и должен знать, что нет ни Дуата, ни Шеола, ни Тартара. Ад един во множестве своих подобий, как едино небо. Но и ада нет, как нет земли и неба: Мир, как боги, един во множестве проявлений. Знаю, о чем ты хочешь просить меня, Персефону, но не ищи тень в сонме теней. Возвращайся назад и помни Исиду.

И вновь я летел через ночь в просторы Вселенной. И вновь искал среди пылающих солнц, где нет ни верха, ни низа, крошечную голубую звезду, проклятую и благословенную — единственную.

Джонсон и Вейден неотрывно следили за лежащим в капсуле Борцовым. Изображение, размноженное восьмью экранами, сопровождалось бегущими апериодическими всплесками совпадающх гребней. Монотонным голосом Ратмир повествовал обо всем, что видел и чувствовал в своем заколдованном сне. Тембр и высота звука всякий раз изменялись, когда внутренний монолог перетекал в диалог и как бы выплескивался наружу. Перевоплощение оказывалось настолько полным, что начинало казаться, будто и в самом деле звучат совершенно различные голоса — мужские и женские.

— Совпадения пошли чаще, — подавшись вперед, прищурился Вейден. — Он почти попадает в дыру. Если бы он только постарался!

— Если бы!.. Он не властен там над собой. Неужели ты не видишь, что он все время ищет? Это выше его, им движет одно стремление: во что бы то ни стало найти!

— Кого найти, Пит? — не понял Вейден, укрупняя план. — Посмотри, какие пошли волны!

— Ее он ищет, Рогир, ее. И в этом все дело.

— Все хорошо, Тим, — Вейден наклонился к микрофону. — У вас получается, — он старался выдержать уверенный и спокойный тон. — Получается… Сейчас вечер, Тим, вечер двадцать второго июля тысяча девятьсот девяносто четвертого года, самый обычный вечер… Подумайте о завтрашнем утре, Тим, о завтрашнем дне… Вглядитесь в него, найдите примету времени. Дальше, Тим, дальше… Вперед! Что происходит в мире? У вас дома, в Москве? В Уорчестере? В Мехико? В Сараево? В Газе? В ООН, Тим, в ООН? Приметы, приметы… Речи ораторов, газетные заголовки… Происшествия… Тайфуны, землетрясенья, аварии…