Увидеть лицо - Мария Барышева

— Ну, во всяком случае, это был не самый плохой из твоих снов… — пробормотала она, взяла пистолет и вложила дуло в рот, но тут же вытащила его, сморщившись от отвращения. Вкус был омерзительным. Ольга прижала дуло к виску, потом снова опустила руку. А вдруг соскочит? В сердце? Исключено, пойди еще пойми, где оно там на самом деле?! Она устало посмотрела на пистолет, потом решительно подняла руку, вжала дуло в кожу под подбородком и нажала на спусковой крючок.

— Я сейчас вернусь, — сказал Жора, похлопывая девушку по руке. — Не уходи далеко, хорошо?

Она удивленно пожала плечами и снова принялась рассматривать картины. Он помахал друзьям, толпившимся в конце зала, и небрежной походкой направился в сторону туалета. Но, не дойдя до него, повернул направо и вскоре остановился перед большим окном, одна из створок которого была чуть приоткрыта, словно приглашая.

Дурак ты, Жора, господи, какой же ты дурак! Тебя так легко купили — практически задаром! Почему ты повелся на это, почему ты все забыл? А еще так горделиво и возвышенно рассуждал, черт тебя дери!

…А аквариумы, сударь, бывают очень разными. Ты поплавай вначале, а потом скажи — хочется ли тебе попасть в реку…

Да, Леха, хочется! Представляешь, хочется!

Только это будет очень больно.

Жора потерянно огляделся — нет ли какого-нибудь другого, менее болезненного способа? Следовать примеру несчастного Лифмана вовсе не хотелось. Высоко, конечно, а вдруг он не разобьется, а останется инвалидом?! Вот уж когда Лешка, разъяренный его выходкой, устроит ему настоящий ад!

С другой стороны, медлить было нельзя — его могли хватиться в любую секунду и снова заставить все забыть. Подсунуть еще какое-нибудь райское местечко, будет порхать где-нибудь с девчонками среди пальм, а его настоящее тело тем временем станет медленно распадаться в какой-нибудь больнице, никому не нужное. Алина позвала его — значит, знала, где он, и, возможно, сможет что-нибудь сделать. Может, остальные уже давно с ней, а он тут еще чего-то думает!

Жора решительно влез на подоконник, глубоко вздохнул, наклонился и бросился вниз головой, словно внизу его ждал не твердый асфальт, а прохладная прозрачная вода. Кричать он начал сразу же — не кричать было невозможно.

Он был прав.

Это и в самом деле оказалось больно.

В остальных мирах царила безмятежность. Крик, прилетевший извне, не расколол их, а лишь слегка продавил, и от него сразу же отмахнулись. Возможно, его и не было вовсе. Мало ли, что почудится. Мало ли, кто и зачем кричит. В любом случае, их это не касалось. Им было хорошо, и прочее не имело значения. Жизнь была прекрасна.

Почти, как сон.

Добредя до нужного зеркала, Алина подняла на него измученный взгляд и внезапно застыла.

Сквозь стекло на нее смотрел Виталий. Он смотрел точно на нее и видел ее.

Зеркало больше не показывало берег, в нем была одна лишь темная вода, и Виталий, глядя на Алину, колотил руками по стеклу, и его бледное лицо было искажено удушьем. Вскрикнув от ужаса, она ударила кулаками в зеркало, потом подхватила брошенный канделябр и начала бить им по стеклу, но он отскакивал, не нанося ни малейшего ущерба серебристой глади, и все же они била и била, хрипло выкрикивая что-то бессвязное.

Виталий за зеркалом внезапно отрицательно покачал головой, и Алина поняла, что он просит ее остановиться и подождать. Чего ждать, чего?! Она видела, как синеют его губы и начинают закатываться глаза. Он умрет, а она не может разбить это проклятое стекло! Она ударила канделябром еще раз, потом уронила его и прижала к зеркалу ладони, и одна бледная рука по другую сторону легко тронула стекло напротив ее руки. Потом глаза Виталия закрылись, и Алина вдруг услышала слабое звяканье. По стеклу стремительно побежали трещины, змеясь, рассекли его от края до края, и едва Алина успела отскочить в сторону, как зеркало раскололась, и в зал хлынула холодная, пахнущая тиной вода, и Виталий вывалился из него и, кашляя, уткнулся лбом в пол.

— Виталик! — воскликнула она, с размаху хлопаясь коленями прямо на осколки и вцепляясь ему в плечи. Виталий замотал головой, потом прохрипел:

— Тихо… погоди…

Вместо следующего слова у него изо рта хлынула вода, и он, надсадно кашляя, повалился на пол. Но тут же приподнялся, привалился к стене и, глядя на Алину еще мутными глазами, спросил:

— Ты настоящая? Или это опять фокусы?

— Конечно, настоящая! — Алина не сдержала возмущения, потом хотела было дотронуться до его плеча, но Виталий дернулся в сторону, пристально разглядывая ее сужеными глазами.

— Да? Я уже совершенно запутался в этих реальностях! Может ты — всего лишь еще одно приснившееся воспоминание!

— Я не спорю, что это сон! — рассвирепела Алина, сжимая окровавленные кулаки. — Но я настоящая, черт возьми, сейчас как звездану канделябром!..

Виталий, усмехнулся, поднимаясь.

— Ну, сразу бы так и сказала! — он взглянул на свое правое запястье и заметил без особого сожаления. — Руки нет. Почти, как в настоящем…

Он протянул к ней руки, и Алина, задохнувшись, бросилась к нему, и Виталий крепко обнял ее, прижавшись лицом к ее вздрагивающему плечу, а она ерошила его мокрые волосы и то ли смеялась, то ли плакала.

— Я думала, ты меня не слышишь!..

— Но я услышал!

— Прости, что я тебя разбудила. Я понимаю, что ты…

— Перестань, ты все сделала правильно! — он поднял голову и огладил большим пальцем ее подбородок. — Это ты меня прости. Я должен был сделать это сам…

— Ты не виноват!

— Это не так… — Виталий снова обнял ее, потом огляделся. — Аль, где мы?

— Я не зна…

Одно из зеркал неподалеку вдруг взорвалось, полыхнув огнем, и на пол вместе с грудой осколков вывалился какой-то человек. Тотчас же завозился и сел, ошеломленно моргая и размазывая по лицу копоть. Алина и Виталий со всех ног кинулись к нему, вздернули за ноги, и пахнущий дымом и бензином Олег, многократно поцелованный одной стороной и обхлопанный другой, произнес голосом человека с крайне тяжелой формой ангины:

— Где моя кепка?

— Я не брал, — Виталий встряхнул его еще раз, потом взглянул на Алину. Его глаза смеялись.

— Тады сгорела моя кепчонка вместе с моим расчудесным «ягуаром»… — прогундосил Олег, потом внезапно вцепился одной рукой в плечо Воробьева, а другой — в руку Алины, и на его черном лице появился ужас. — Ребята, вот чем угодно клянусь!.. вот хоть какая из моих подруг залетит — ни за что ее на аборт не отправлю, никогда! Если б вы знали!..

Алина вздернула бровь, подумав, через какие же ужасы пришлось пройти бедняге Кривцову, чтобы привести его к такому категоричному и совершенно, по ее мнению, невероятному для мужчины заявлению. Олег чихнул и страдающе произнес: