Собрание сочинений в 10 томах. Том 10 - Генри Райдер Хаггард

Если бы ты отверг меня сегодня ночью, когда, как мне было велено, я показала тебе это видение в храме и призналась в самом тяжком грехе, обременяющим мою совесть, — в полном отчаянии, беспомощная, лишенная защиты моего земного всевластия, я была бы ввергнута в бесконечно долгую и темную ночь одиночества. Это было третьим, назначенным свыше испытанием твоей души, и если бы не твоя стойкость, Лео, судьба продолжала бы держать меня за горло и не ослабила бы своей хватки. Ныне же я возродилась в тебе — благодаря тебе я могу надеяться на блаженное существование в ином мире, вместе с тобой. И все же, и все же вполне вероятно, что тебе придется еще перенести тяжкие страдания…

— Это меня не страшит, — ласково перебил ее Лео. — Душа моя почти спокойна; в конце концов всем нам воздастся по справедливости. Если я освободил тебя от пут, спас твою душу от угрожавшего ей духовного зла, приняв всю вину на себя, — стало быть, я жил, а если будет надобно, и умру не напрасно. Прекратим этот разговор; только ответь мне на один вопрос. Как ты преобразилась там, на вершине?

— В пламени я покинула тебя, Лео, и в пламени возвратилась; в пламени, может быть, мы с тобой оба оставим этот мир. Но, возможно, менялась я лишь в ваших глазах, в действительности же мое обличие было неизменным. Я ответила. Не пытайся узнать больше.

— И все-таки я задам еще один вопрос. Сегодня мы были обручены, Айша. Когда же мы станем мужем и женой?

— Еще не настало время, не настало время, — торопливо проговорила она, ее голос дрожал. — Ты должен обождать, Лео; несколько месяцев, а может быть и целый год, тебе придется довольствоваться ролью друга и возлюбленного.

— Почему? — воскликнул он с горьким разочарованием. — Я уже давно в этой роли, а ведь я не молодею и, в отличие от тебя, скоро стану стариком. Жизнь проходит, иногда мне кажется, что конец уже близок.

— Не говори так, это не к добру, — сказала она, вскочив с дивана и рассерженно топнув обутой в сандалию ножкой: так она пыталась замаскировать свой страх. — И все же ты прав: ведь ты не защищен ни от всевозможных случайностей, ни от той угрозы, что таит в себе время. Что, если ты умрешь, а я останусь в живых?! Какой это будет ужас!

— Тогда подари мне свою жизнь, Айша.

— Я сделала бы это с большой радостью, отдала бы тебе ее всю целиком, если бы взамен ты мог подарить мне дар смерти… Бедные смертные, — продолжала она, и в ее голосе прорвалась внезапная страсть, — вы молите своих богов о долголетии и тем, сами того не зная, сеете в своей груди семя, что может принести десятки тысяч несчастий. Неужто не ведаете вы, что этот мир не что иное, как огромный ад, откуда вновь и вновь, после недолгого пребывания, усталая и смятенная душа устремляется, рыдая, к вечному покою?

А теперь представьте себе, как это неимоверно тяжко: жить вечно, оставаясь человеком, стареть не телом, а душой, видеть, как умирает твой возлюбленный, отлетая в те края, куда ты не можешь за ним последовать, терпеливо ждать бессчетные века, которые падают на бессмертное существо, словно капли воды на алмаз, не в силах его источить, когда же наконец возродится твой возлюбленный, — и вот он возрождается и уходит в неведомую пустоту прямо из наших рук, бессильных его удержать.

Представь себе, что любой наш грех, искушающий взгляд, неосторожное или недоброе слово, даже любая своекорыстная мысль или своекорыстный поступок, тысячекратно усиленные и более долговечные, чем мы сами, становятся проклятием для судеб миллионов людей, живущих на общей груди земли, а в это время бессмертный Перст записывает все в свою книгу, а холодный Голос Справедливости взывает к нашей одинокой совести: «О, нестареющая душа! Смотри, какой урожай вызревает, посеянный твоей беспечной рукой; напрасно стремишься ты к водам забвения!»

Представь себе, что ты обладаешь всей земной мудростью, и все же тебя сжигает неудовлетворенное желание достичь запретных глубин, представь себе, что ты сосредоточил в своих руках все богатство, всю власть, и вдруг отбрасываешь их, как дитя — надоевшую раскрашенную игрушку; что ты играешь на арфе славы, но ее бренчание так тебе надоедает, что ты в бешенстве растаптываешь ее ногами; что ты подносишь к губам кубок наслаждений, а в нем не вино, а песок; удивительно ли, что в конце концов в полном отчаянии мы простираемся ниц и молим безжалостных богов, в чьи украденные одеяния мы рядились, забрать у нас все, чтобы мы могли сойти нагими в могилу?

Такой ли жизни ты хочешь, Лео? Готов ли ты ее принять?

— Да, но только вместе с тобой, — ответил Лео. — Все эти разочарования — порождения одиночества; наш совершенный союз обратил бы их в радость.

— Да, — согласилась она, — пока нам позволили бы быть вместе. Хорошо, пусть будет по-твоему, Лео. Весной, когда стают снега, мы отправимся в Ливию, и там ты совершишь омовение в Источнике Жизни, изопьешь той запретной субстанции, которую в прошлый раз ты побоялся испить. И тогда я стану твоей женой.

— Это место теперь недоступно, Айша.

— Не для меня и не для тебя, — сказала она. — Не бойся, мой любимый, даже если бы на него нагромоздили эту Гору, я сумела бы проложить к нему тропу, проникнуть в это тайное укрытие. Как жаль, что ты не обладаешь такими же способностями, как я, — тогда еще до наступления завтрашнего утра мы стояли бы рядом с грохочущим огненным Столпом Жизни и ты отведал бы его славы.

Но это невозможно. Ты рискуешь погибнуть от холода и голода, рискуешь утонуть, рискуешь погибнуть от меча или болезни, которая подточит твои силы. Если бы эта лживая Атене не ослушалась моего веления, а это, увы, было предначертано свыше, мы уже перевалили бы через горы или направились бы на север, через пустыню и замерзшие реки. А теперь мы должны дожидаться весны, ибо вот-вот наступит зима, а такой стужи, какая бывает на здешних горах, не выдержит, ты знаешь, ни один человек.

— Остается еще восемь месяцев до апреля, когда мы сможем отправиться в путь, а сколько времени понадобится, чтобы преодолеть горы, бескрайние пустыни, моря и болота. В лучшем случае, Айша, пройдет два года, прежде чем мы доберемся до Кора. — И он стал умолять ее стать его женой еще до начала путешествия.

Но она отвечала: нет, нет и нет, это невозможно, и в конце концов, опасаясь, вероятно, что уступит его настойчивым мольбам, а может быть, и мольбам собственного сердца, она поднялась и стала прощаться.

— Ах, мой Холли, — сказала она, перед тем как расстаться со мной. — Я обещала тебе и себе несколько часов блаженного покоя, и вот как осуществилось мое желание. Древние египтяне на пиру сажали рядом с собой скелет, но сегодня с нами было четыре скелета: Страх, Нетерпение, Дурное предчувствие и Неудовлетворенная любовь. И нет сомнения, если их похоронить, вместо них явятся другие и выхватят сладкий плод прямо из наших уст.