Киты по штирборту. Трилогия - Антон Витальевич Демченко

дельтаплан. Двадцать шестого мая, в день рождения моей Алены. Да, моей. Как она сама сообщила после моего феерического знакомства с ее только вернувшимся из рейса отцом, сей достойный человек отчего-то перестал говорить с ее матерью о грядущей свадьбе дочери. Точнее, о том, что «надобно нашей Алене жениха искать, а то ведь семнадцатый год идет, того и гляди в старых девах окажется». Хотя, подозреваю, меня в качестве будущей пары для своей дочки Григорий Алексеевич не рассматривал. Правда, и кости пересчитать не спешил, но это, скорее всего, оттого что пример старших детишек был перед глазами. Три здоровых лба, старшие братья Алены, пошедшие по стопам отца, увидев меня за столом во время празднования дня рождения их младшей сестрицы, после посиделок попытались выказать мне свое недовольство и нарвались. Как потом, смеясь, рассказывала Алена, ее братья еще неделю по вечерам себе дорогу «фонарями» подсвечивали.

Учитывая, что вразумление упертых баранов, так пекущихся о чести сестры, происходило на заднем дворе их дома, под приглядом Григория Алексеевича и под причитания женской части семьи Трефиловых, можно сказать, знакомство с этой самой семьей прошло удачно. Старший Трефилов, изначально не очень довольный зрелищем дочери, целующейся с «каким-то франтом», несколько подобрел, братья Алены, оказавшиеся не только коллегами-матросами, но и довольно толковыми ватажниками Словенского конца, получив по мордасам, посовещались и сошлись на том, что «ты вроде бы недурной боец, но если Аленка пожалуется, от расправы не уйдешь».

Ну а Марфа Васильевна закрыла все споры излюбленным методом… отходила всех участников веником… по-родственному, так сказать. Правда, уже после того, как на пару с дочерью обработала наши ссадины и ушибы.

Моими «боевыми ранами» занималась Алена, и я млел. А глядя на мою довольную физиономию, отец девушки разрывался между двумя чувствами. Судя по скрипу зубов, ему явно хотелось вломить мальчишке, заморочившему голову дочери, а по взглядам, бросаемым им в сторону хлопочущей над сыновьями жены, сам бы хотел оказаться в этот момент на их месте. Ну, тут я могу его понять. Супруга Григория Алексеевича, несмотря на зрелый возраст и четырех детей, выглядела чрезвычайно привлекательно, а уж учитывая, что сам хозяин дома только вернулся из долгого рейса… соскучился палубный старшина по жене. Ему-то хорошо, он дома и супруга рядом. А мне пришлось откланяться и возвращаться в Китеж. Учитывая, что за весь день мне даже на полчаса не удалось остаться с Аленой наедине… эх. Завидую, да.

Честно говоря, затевая всю эту катавасию с дельтапланом, я совсем не думал о том, чтобы возвращаться на нем в Китеж. Нет, я рассчитывал, что в обратный путь отправлюсь как белый человек, на почтовом боте. Мне и в голову не пришло, что, однажды выбившийся из графика, этот чертов дирижабль повторит такой финт в тот же вечер! А он и не повторял. Это я, идиот, не сверился с расписанием и соответственно не заметил такой простой вещи, как его смена! Летний вариант, оказывается, разнится с зимним на целый час.

Кто бы знал, чего мне стоило подняться в воздух на дельтаплане «с поля»! А времени на то, чтобы искать достаточно высокую точку старта, просто не было. Почтовый бот, на который я рассчитывал, оторвался от земли ровно в тот момент, когда я подошел к кассе для покупки плацкарты. Хорошо увидел в окне, как эта сволочь отправляется в полет. Пришлось менять на ходу планы и мчаться в дальнюю часть взлетного поля, где в наступающих сумерках меня труднее было бы заметить. А уж сколько сил я угрохал на то, чтобы «приручить» поток и заставить его поднять мой дельтаплан в воздух… Ох, даже вспоминать не хочется! Но закончилось все удачно. Дирижабль я нагнал, благо он не успел набрать крейсерскую скорость, и до Китежа добрался в относительном комфорте. Если можно назвать комфортным сидение на куполе почтового бота. Зато домой я вернулся, как и обещал, до полуночи, несмотря на то что пришлось потратить довольно много времени, чтобы выйти из дока незамеченным.

Если быть точным, часы начали бить двенадцать ровно в тот момент, когда моя нога коснулась плитки, которой выложен пол прихожей. Только это и спасло меня от наездов Хельги… ну и заступничество дядьки Мирона, окоротившего дочь, когда та окончательно сорвалась с нарезки, изображая вспыльчивую мамочку, недовольную поздним возвращением своего ребенка с прогулки. Мощный шлепок широченной ладони, пришедшийся аккурат пониже спины разбушевавшейся сестрицы, моментально погасил уже скользящие по пальцам Хельги мелкие синеватые молнии. Пришлось и мне гасить свои «озонаторы».

— Ты сдурела, дочка? — притворно ласковым голосом поинтересовался опекун, сверля взглядом раскрасневшуюся сестрицу. Та метнула в его сторону злой взгляд, но усилием воли все же чуть притушила гнев.

— А он нет?! Ушел утром, пропал на весь день, явился только ночью, — прошипела Хельга.

— Как обещал, так и пришел. До полуночи. — Я машинально потер зудящие костяшки на руке.

Дядька Мирон заметил мой жест и, увидев обработанные мазью ссадины, перевел взгляд на мое лицо. Усы опекуна чуть приподнялись в еле заметной усмешке.

— А ты не завидуй, дочка. Вот вернется твой жених, сама так же пропадать будешь, — куда более спокойным тоном проговорил дядька Мирон.

Я бросил взгляд в зеркало… и покраснел. Но даже румянец, заливший мои щеки, не смог скрыть следов от помады Алены… Спалился.

— А я-то думаю, где он вечно пропадает… — В глазах Хельги зажегся опасный огонек.

— Дочь… — Голос Завидича лязгнул сталью. — Прекращай. Хватит вымещать свое нервное состояние на домашних. Мы тоже не железные!

— В самом деле, сестрица, — кивнул я, увидев, как сгорбилась девушка от слов отца. — Телеграммы, конечно, плохая замена личным встречам, но ты уж потерпи. Все равно никуда от тебя Гюрятинич не денется.

— Да-а… — неожиданно тихо и как-то безнадежно протянула она и договорила совсем уж тихо, почти неслышно: — А если денется?

Мы с опекуном переглянулись… кажется, у нас проблема. За своими делами и проектами, за подготовкой к экзаменам и заботами дядьки Мирона о мастерской мы не заметили, как Хельга окончательно впала в депрессию от безделья и нервов. Будь Гюрятинич под боком — и проблема даже не возникла бы, но капитан в очередном рейсе, а его невеста сходит с ума. Как бы я ни посмеивался над ней и ни подтрунивал, сестрица действительно любит своего жениха…

Мы просидели за чаем до трех часов ночи, отпаивая и успокаивая Хельгу. Вроде бы получилось. В конце концов дядька Мирон отнес заснувшую дочь в спальню, а я остался наводить порядок в гостиной.

А на