Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса» - Даниил Тумаркин

Этнографические коллекции путешественник решил принести в дар Петербургской академии наук, предварительно показав их широкой публике. Но у Миклухо-Маклая нашлись недоброжелатели не только в среде столичной бюрократии и в газетном мире, но и среди чиновников от науки. Ящики с коллекциями, прибывшие из Одессы, долгое время оставались в станционном пакгаузе. Лишь после вмешательства Александра III комитет правления Академии наук выделил зал для их временного размещения. В сентябре прибыли еще десять ящиков, которые Миклухо-Маклай отправил из Сиднея морем через Лондон; в них находились предметы, собранные на островах Меланезии и в Австралии в 1879 — 1885 годах. По получении этих коллекций ученый начал готовить выставку, которая официально открылась 22 октября. «Маленький, тщедушный человек, с изможденным лихорадкой лицом <…> быстро бегал по зале, окруженный толпой народа, показывая разные предметы, скороговоркой объясняя их употребление и рассказывая целые истории из жизни океанийцев», — вспоминал один из посетителей[925]. Выставка пользовалась успехом, особенно у учащейся молодежи; ежедневно ее посещало до тысячи человек. В декабре Миклухо-Маклай передал экспонаты выставки в академический Музей антропологии и этнографии (МАЭ)[926], где они хранятся до наших дней[927].

Своего рода продолжением выставки этнографических коллекций стал цикл из семи публичных лекций, прочитанных ученым в ноябре — декабре 1886 года в зале городской думы[928]. Лекции были платные и, по словам Миклухо-Маклая, читались ради заработка, чтобы хоть в какой-то мере облегчить его стесненное материальное положение. Однако эти лекции явились как бы подведением итогов его многолетних исследований в области антропологии и этнографии океанийцев. В отличие от «Чтений» 1882 года, содержавших прежде всего описание его путешествий, лекции 1886 года, построенные по тематическому принципу, представляли собой последовательное изложение, систематизацию и обобщение огромного фактического материала, в совокупности позволяющего судить об образе жизни и обычаях народов Океании, главным образом папуасов и меланезийцев. По существу, это были краткие конспекты, наброски обобщающих трудов, которые ученому так и не довелось написать. В последней лекции Миклухо-Маклай рассказал также о печальной участи островитян в связи с разделом Океании между великими державами и вновь коснулся перспектив создания русской колонии в этом регионе.

«Считать дело конченным»

Между тем в МИДе и других правительственных ведомствах на протяжении нескольких месяцев конфиденциально рассматривались предложения Миклухо-Маклая. Гире с самого начала был настроен отрицательно. Уже 14 июля он сообщил в доверительном письме товарищу министра внутренних дел, что в МИДе «не имеется никаких данных, на основании которых можно было бы допустить, что упомянутое намерение г. Миклухо-Маклая могло бы увенчаться успехом»[929]. Однако в связи с позицией Александра III, благосклонно относившегося к замыслам ученого, Гире, как опытный дипломат и искушенный царедворец, действовал очень осторожно и при встречах с «белым папуасом» даже делал вид, будто сочувствует его планам. Ознакомившись с обращением Миклухо-Маклая к царю от 1 июля, Гире подготовил докладную записку, в которой указал, что «Берег Маклая вошел уже два года тому назад в пределы новогвинейской территории, находящейся под покровительством германского императора. Следовательно, разрешение устроить там колонию не может зависеть от российской верховной власти». Что же касается проекта основания колонии на одном из еще не занятых другими державами островов Океании, то он вызывает немало вопросов. «Поэтому, — говорилось в записке, — казалось бы необходимым истребовать предварительно от Миклухо-Маклая обстоятельные соображения относительно его колонизационных предположений»[930]. 28 июля царь согласился с этим предложением Гирса, и на следующий день тот направил ученому письмо, в котором «с высочайшего соизволения» запросил ответы на целый ряд вопросов.

Миклухо-Маклай оказался в трудном положении: откровенно рассказать об особенностях задуманной им колонии значило восстановить против себя высших правительственных сановников и обречь всю затею на неминуемый провал. Поэтому, сообщая 9 августа Гирсу «данные, которые будут иметься в виду при основании русской колонии», ученый тщательно подбирал слова и соблюдал всю возможную осторожность. «Колония, — писал он, — образуется <…> на землях, вполне свободных, т. е. не занятых местными жителями или добровольно уступленных последними. <…> Колония устраивается на частные средства лиц, изъявивших желание переселиться. <…> Поселенцы, сознавая свое единство с Россией, их отечеством, подчиняясь установленному в ней правительству и сохраняя все права русских граждан, пользуются следующими правами, которые должны быть предоставлены им правительством особым "Статутом", именно правами: самоуправления, самообложения налогами на колониальные нужды, религиозной свободы, <…> составления и введения обязательных постановлений и правил, касающихся общежития, внутреннего управления и распорядка дел, владения и пользования землею, отношений к туземцам. <…> Колония составляет общину и управляется: старшиною, советом и общим сходом, или общим собранием поселенцев. <…> Как учредитель колонии я приму на себя должность старшины на первые года по основании колонии»[931]. В документе почти ничего не говорилось о производственных отношениях в проектируемой колонии, но в «Набросках правил для желающих поселиться на островах Тихого океана», написанных почти одновременно Миклухо-Маклаем, содержались следующие положения: «Вознаграждение за труд будет соответствовать работе. <…> Ежегодно вся чистая прибыль от эксплуатации островов будет делиться между всеми участниками предприятия соразмерно их положению и труду»[932]. В этих осторожно сформулированных текстах все же достаточно отчетливо проступало намерение ученого создать общину вольных поселенцев с распределением материальных благ в соответствии с количеством и качеством труда и демократическим самоуправлением, при котором в колонии не осталось бы места для начальствующего лица, назначенного правительством. Отвечая на вопросы, Миклухо-Маклай сообщил Гирсу, что «для успешного выполнения предприятия» он предпочитает сообщить название острова или группы островрв «при личном свидании»[933].