Закон абордажа - Игорь Недозор

Потом я выбросил тело за борт и продолжил путь. А потом добрался до Хойделла, и выдал себя за… за Оскара. Сам принц Руперт — уже регент Руперт — не смог бы нас отличить. А когда я вспомнил у него на пиру наш последний разговор с ним перед моим… перед тем как Оскара арестовали, он заключил меня в объятия. Я тогда даже заплакал — все думали, что от избытка чувств, а на самом деле — от радости. Вот… Я попросился на морскую службу, на галеры — потому, мол, что хорошо знаю это дело. Потом вместе с принцем отправился в Дальние Земли. И так вот и служил тут — чтобы не выдать себя невзначай. Женился, вышел в адмиралы и даже сам стал почти забывать — кто я такой. Но Элл всё видит, и обмануть его потруднее, чем даже наследного принца. Вот так все и случилось…

— Что ты уставился на меня! — вдруг рявкнул адмирал, яростно выпучив глаза на потрясенно молчавшего капитан-командора. — Какого Шаггора ты нянчишься со мной, болван! Мне не нужна твоя жалость. Лучше добей! Жалеешь меня? До Хамирана мне сдалась твоя жалость! Бригитт… я ведь теперь ее не увижу больше — потому что она уже в обители Творца, а мне скоро в преисподнюю!

Адмирал дернулся было, но при первом же движении острая боль пронзила его.

— Прости, мой мальчик, — выдохнул он. — Прости, я… я ведь проклят. Ты понимаешь, я… убил брата… А теперь Элл убил мою чистую девочку за мой грех… Домналл… — лихорадочно забормотал умирающий, — я хочу сказать… Пусть нас похоронят в одной могиле и на надгробье напишут… напишут мое настоящее имя… Поклянись! — Его рука вновь вцепилась в ладонь капитана. — Поклянись, что исполнишь, что всем расскажешь… Хочу хоть после смерти вернуть имя моего отца… Он был достойный человек, не то что я… Меня зовут… меня звали…

Судорога передернула тело адмирала, изо рта выплеснулся кровавый фонтанчик.

Не выдержав, ок Ринн изо всех сил зажмурился.

Когда Домналл поднял веки, лицо губернатора уже было спокойным и умиротворенным, как на древних фресках. Дрожащими пальцами ок Ринн закрыл глаза грешника и страдальца, потом тяжело поднялся и побрел прочь.

Солнце изливало свой свет с небес, и волны все катились от горизонта, отливая яркой зеленью, вздымая пену на гребнях.

Небо, голубое и бездонное, распростерлось над миром.

А вдоль полосы прибоя, спотыкаясь, брел человек в рваном мундире, протягивая руки к небу, и с проклятиями грозил кулаками Всевышнему…

ЭПИЛОГ

Рагир Морриганх пропал бесследно.

Говорили разное — одни, что он вместе с самыми верными сподвижниками попал в плен к одичавшим пикаронам, и те живьем разрубили всех на куски, зажарили и съели. Другие — что барон Сабади, которому Сын Смерти пообещал душу, забрал его к себе и даже сделал сержантом своей адской гвардии. Третьи — что вернулся он домой в Южную Эгерию, будучи прощен своим отцом — эмиром Тингиса. Правда, кое-кого из команды «Сына Смерти» потом видели в тавернах, но на все расспросы те отмалчивались или уклончиво отвечали, что сошли с корабля утратившего удачу вожака и знать о нем больше не знают.

Игерна де Альери по прозвищу Бесстыжая, она же графиня Лейла де Торрес была казнена по приговору Высшего колониального суда в Геоанадакано спустя пять месяцев после описанных событий.

Почти весь процесс она молчала, не отвечая на вопросы судей. Мятеж, убийства, грабежи, измена, пиратство, богохульство, «оскорбление дворянского достоинства бесчестным поведением»… Ни против одного из этих обвинений она не возразила.

Приговор был предрешен, несмотря даже на рапорт дона Ронкадора, в котором тот отмечал помощь, пусть и невольно оказанную Игерной и ее людьми в деле с храмом, и ходатайство епископа Северина.

По этому случаю даже завязалась переписка между Геоанадакано и метрополией — не стоит ли отправить преступницу в Эгерию, дабы доподлинно установить — лжет она или не лжет, именуя себя графиней Лейлой? На что пришел подписанный лично королем рескрипт, где говорилось: «Коль скоро виновная настаивает, что она графиня де Торрес, то пусть и умрет как графиня де Торрес». На том и порешили.

В соответствии с Золотым кодексом Эгерии ей, как дворянке, была дана возможность умереть благородной смертью. Игерне на выбор предложили отсечение головы мечом, петлю из белого шелка или чашу с ядом, дарующим смерть во сне.

Она выбрала яд, выпила чашу, и за ней затворилась дверь камеры смертников. Той же ночью тело ее, согласно ее последней воле, было погребено в море, по старому обычаю всех мореходов.

Правда, впоследствии ее вроде бы видели — в Сеговезе или в Фальби, где она якобы вела мирную благополучную жизнь, выйдя замуж… Но это всего лишь слухи, и в нашем повествовании мы вынуждены придерживаться официальной истории.

Капитан Эохайд и его люди вместе с остатками команды Рагира сумели всё же выйти из бухты на «Разящем громе» и даже пережить разразившееся цунами и ураган. С полузатопленными трюмами и обломанными мачтами их вынесло далеко в Бескрайний океан. Так что добраться до руин Стормтона — уже на другом корабле — Счастливчик смог лишь спустя три недели после казни возлюбленной.

Узнав о том, что Игерны больше нет, он пил несколько дней не просыхая, а потом сказал своей изумленной команде, чтобы они выбирали себе другого капитана, сошел с корабля и исчез.

Болтали что, дескать, ему все же удалось найти спасшуюся Игерну, и они вместе мирно жили-поживали в Старых Землях, воспитывая детей и не вспоминая о прошлом — но и это лишь слухи.

Епископ Северин провел в заточении не очень долго, да и содержался на роскошной вилле епископа Геоанадаканского. Его несколько раз допрашивали высшие духовные лица колонии, и всякий раз выходили они от экс-канцлера с лицами чернее тучи. А спустя полгода пришел приказ из Толетто — освободить уважаемого слугу божьего, чему, как выяснилось, причиной стала личная просьба Предстоятеля Калликста I. Так что он проводил время в написании прошений о помиловании «фамильяр-дамы ордена Длани Элла, достойной дочери церкви нашей, рекомой Игерны». Увы, тщетных, хоть и сплетничали, что в большом сундуке, доставленном на увозивший его корабль лично главой супремы, была именно знаменитая пиратка. Но чего только ни говорили в те дни…

По всему Изумрудному морю исполинское землетрясение отозвалось подземными толчками, ураганами, штормами, а волны, отраженные от берегов по два-три раза гуляли туда-сюда, так что чудовищные валы перекатывались через невысокие острова, снося деревни и превращая зеленые клочки суши в мертвые, смердящие донным илом скалы. Впрочем, острова как раз пострадали не так сильно. Хуже пришлось берегам, где волна получала дополнительный разбег на мелководье и отмелях.