Утверждение правды - Надежда Попова

Лотта, едва войдя, рухнула на кровать не раздеваясь и уже через минуту забылась сном, Адельхайда же еще долго слонялась по комнате, разоблачаясь и по временам то взглядывая в окно, то вслушиваясь, не раздадутся ли шаги в коридоре или стук в дверь, и, наконец, тоже прилегла, уснув не сразу и неглубоко.

К запоздалому завтраку она спустилась в одиночестве — Лотта осталась в постели, молчаливая и бледная, прячущая глаза и явно стыдящаяся своего вчерашнего страха; все произошедшее окончательно подкосило ее, и теперь, даже не реши напарница оставить службу по своей воле, Адельхайда и сама бы обратилась к Сфорце с просьбой не допускать ее к делу хоть какое-то время. Собственный же ужас теперь вспоминался как нечто отстраненное и словно никогда не бывшее, точно нечто, прочтенное в книге со страшными историями, оставив после себя лишь нетерпение и толику раздражения на неизвестность. Будь ситуация чуть иной, можно было бы, переодевшись, выйти в город самой и самой узнать, что происходит, но сейчас, когда пражский замок охраняется и любой входящий и выходящий подвергается едва ли не допросу, об этом не могло быть и речи.

За столом в трапезной зале обоих инквизиторов не было; Люфтенхаймер был мрачен, Рудольф — сосредоточен и напряжен, и лишь гости оживленно переговаривались, обсуждая минувшую ночь и столь очевидно проявленное покровительство Господне. Вернувшись в свои покои, Адельхайда еще долго мерила комнату шагами, не зная, куда себя деть и что предпринять; Лотта, съевшая свой завтрак в постели, снова спала — видимо, вчерашнее бодрствование сказалось на ее здоровье и впрямь не лучшим образом.

— Нет, так дальше продолжаться не может, — проговорила Адельхайда самой себе и, развернувшись, решительно вышла в коридор.

Без информации она ничто. Все ее знания и умения — пустое место, и сама вероятность окончить хотя бы одно из двух расследований, повисших на ее шее, попросту равна нулю без хоть какой-то возможности добывать сведения самостоятельно. Да, разумеется, всюду охрана, но не может быть, чтобы нельзя было просочиться за пределы дворца незамеченной. Надо просто осмотреться и прикинуть, каким образом можно отсюда выбраться, чтобы выйти в город…

В коридорах, прежде почти безлюдных, сейчас то и дело попадались навстречу гости королевского дворца — дамы сновали туда-сюда, из одной комнаты в другую, и одна из них не упустила случая, ухватив Адельхайду за локоть не слабей, чем городской страж воришку на торжище, затащить ее в свою комнату, где детально и в красках не менее четверти часа излагала события прошедшей ночи, нимало не смущаясь тем фактом, что беседует с очевидицей оного происшествия. Еще несколько минут ушло на то, чтобы с неподдельным интересом и радостью обсудить чудесное избавление, и лишь тогда Адельхайда сумела вырваться от словоохотливой матроны. Судя по недовольному выражению лица супруга дамы, эта сцена повторялась не только с Адельхайдой и уже не в первый раз.

Во дворе, насколько можно было видеть из окон, тоже было более оживленно, нежели прежде, что сделало бы задачу незаметного проникновения в город куда проще, если бы не необычно бдительная стража повсюду…

От очередной желающей обсудить ночных гостей Адельхайда увернулась, умудрившись разминуться в тесном коридоре с минимальными потерями времени, и за поворотом едва не ткнулась носом в Рупрехта фон Люфтенхаймера.

— А вот и вы, — без предисловий отметил тот и, быстро оглядевшись, указал себе за спину: — Моя комната ближе, идите за мною.

На мгновение Адельхайда опешила от неожиданности и столь непривычно безыскусных манер всегда учтивого юного рыцаря, каковой, ни слова более не сказав, развернулся и направился прочь. Итак, есть новости, констатировала она, спохватившись и устремившись следом; стало быть, выстраивание планов по вылазке в город в любом случае придется на время отложить…

Дверь в комнату фон Люфтенхаймера пришлось миновать, направившись к лестнице, и там дождаться за поворотом, пока мимо пройдет взволнованная девица лет неполных семнадцати в сопровождении столь же возбужденной горничной, и лишь тогда войти, с оглядкой и почти бегом.

— Есть новости, — так же не предварив беседу ни единым лишним словом, констатировал Рупрехт. — И новости не слишком приятные.

— Я заметила, — кивнула Адельхайда, закрыв дверь за собою, и, оглядевшись, прошла к кривоногому стулу подле пустого стола, коим явно давно не пользовались — ни для письма, ни для трапезы.

— Все не слишком хорошо, — продолжил Рупрехт, усевшись напротив нее. — Я бы сказал — все совсем не хорошо.

— Конгрегаты что-то обнаружили в городе? Они вернулись с новостями?

— Они вернулись с арестованными горожанами, — хмуро уточнил фон Люфтенхаймер. — И — да, с новостями. С дурными новостями.

— Да полно вам уже нагнетать, Рупрехт, — неожиданно резко для себя самой оборвала она. — Говорите по делу.

— Прошу прощения, госпожа фон Рихтхофен, — тяжело выдохнул тот, с усилием потирая ладонью лоб, — просто узнанное мной только что несколько неожиданно и совсем, совсем не приятно… Конгрегаты не раскрывают подробностей, но и не запираются всецело; все же я хранитель безопасности персоны Его Величества, и кое-какими сведениями они попросту не могут со мною не делиться, и к тому же — убежден, что вскоре о произошедшем и без того будет говорить весь город. Мнится мне, что они столь неохотно делятся информацией, пытаясь лишь выиграть время, ибо сами с трудом понимают, что происходит…

— Рупрехт, — повторила она чуть строже, недовольно поморщившись. — Прошу вас.

— Этой ночью не только мы молились об избавлении, — выговорил тот, на мгновение запнувшись. — Несколько горожан прямо на городской улице устроили языческий обряд, который был призван задобрить Дикого Короля и его Охоту. Сейчас несколько человек из тех, кого удалось найти и опознать, арестованы и содержатся тут, в королевском дворце. Конгрегаты допрашивают их.

— Почему на улице? — растерянно спросила она первое, что пришло в голову, и фон Люфтенхаймер пояснил еще мрачней прежнего:

— Потому что в помещении нельзя разложить костер с жертвенным кабаном.

— Бред какой-то… — выдохнула Адельхайда тихо и, помедлив, уточнила — неторопливо и с расстановкой: — Горожане разложили костер прямо на пражской улице и зажарили на нем…

— …домашнего хряка. Должен был быть лесной кабан, но кто-то сказал, что сойдет и хряк.

— …чтобы задобрить Дикую Охоту?

— Выходит, что да, госпожа фон Рихтхофен.

— Да что же — они вовсе лишились рассудка от страха…

— Помните ту старуху, что пыталась проповедовать в толпе, госпожа фон Рихтхофен?