Генрих V - Кристофер Оллманд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прием принес почести Генриху и, таким образом, короне. Так было задумано. Он также принес славу Лондону, его столице, причастной к его успеху. Лондон, как гласила легенда, начертанная на стене, был "городом короля справедливости"[1361] или, как говорилось в двух других легендах, "городом Бога"[1362]. По косвенным признакам Лондон был столицей Израиля, Иерусалимом, что подчеркивается псалмом "Благословен он…", который был произнесен о Христе, когда он входил в этот город[1363]. Большая часть визуальных образов, созданных для приема короля в 1415 году, вероятно, уже была представлена на гражданском триумфе Ричарда II в 1392 году, который сам по себе был основан на видении Нового Иерусалима из Книги Апокалипсиса. Ангелы, башни (одна из которых была обильно покрыта гербами города), вино, выливающееся как будто чудесным образом из трубы, по которой обычно текла только вода, — все это было символом того, что Лондон является столицей страны, которая обрела благосклонность Бога. Молитва короля о том, чтобы Бог защитил Лондон, скорее всего, была услышана[1364].
Генриху предстояло увидеть гигантскую статую на Лондонском мосту в третий раз — на приеме, устроенном ему и Екатерине по случаю их прибытия в феврале 1421 года. Несмотря на то, что этот прием проходил на более низком уровне, чем в 1415 году, выгоду от него получили все, кто в нем участвовал. Лондон снова выиграет от возвращения короля после более чем трехлетнего отсутствия; король своим присутствием и присутствием своей супруги мог рассчитывать на поддержку войны и требования займов и субсидий, которые он собирался сделать. По данным хроники Brut, около 30.000 или более человек, включая мэра и олдерменов, вышли в Блэкхит, чтобы приветствовать супругов, когда они прибыли в Лондон из королевского поместья в Эльтхэме, где они отдыхали[1365]. Толпа шла вместе с ними в сторону столицы, музыка сопровождала процессию всю дорогу. На Лондонском мосту гигант, вероятно, с новой головой, на изготовление которой ушло два дня (работа выполнялась по прямому приказу Генриха), должен был предстать перед ним при въезде в город[1366]. Какие еще представления были организованы, сказать трудно. Вероятно, они были довольно сложными, поскольку подготовка к ними началась в первой половине января, а в начале февраля были наняты бригады плотников для работы по неделям а некоторые из них, как говорили, работали днем и ночью[1367]. Во встрече королевской четы участвовали ангелы, а также девятнадцать девственниц, которые встречали короля на мосту, где нанятым художником был нарисован "образ" на арке к приезду короля[1368]. На следующий день, проведя ночь в Тауэре, Екатерину провезли через Лондон, многие дома которого были украшены гобеленами и золотыми тканями, "лучшими из тех, что можно достать",[1369] на ее коронацию в Вестминстер. И снова прибытие королевских особ в Лондон привело к публичным демонстрациям, чтобы подчеркнуть солидарность города с королем и его королевой.
Развитие национального самосознания можно стимулировать, обращая внимание людей к прошлому, чтобы увидеть, откуда они пришли. Как и некоторые другие страны, Англия разделяла традицию, согласно которой она происходила от Трои через Брута, который пришел на Альбион и основал Троя Нова, Новую Трою, которая впоследствии стала Лондоном, а также завещал свое имя стране (Британии), народу (бриттам) и ее истории (хроника Brut). Это была традиция, которую Джеффри Монмутский перенял и использовал в XII веке, традиция, дни которой были еще далеко не сочтены: Генрих V, будучи еще принцем, поручил Джону Лидгейту, монаху из Бери-Сент-Эдмундс, в 1412 году перевести на английский язык историю Гвидо делле Колумна об осаде и разрушении Трои: "Потому что он хотел, чтобы всем и каждому / Благородная история открыто была известна / На родном языке, человеку в любом возрасте, / И записана так же на родном языке / Так же как на латыни и французском; / Что эта история правдива хоть и основана на мифах / Таково было его желание"[1370]. Это намерение, как далее объясняет Лидгейт, заключалось не только в том, чтобы напомнить о великих деяниях прошлого, но и в том, чтобы выполнить одну из задач писателя — обеспечить каждому поколению возможность прочитать о событиях прошлого, которые, если бы они не были записаны, померкли бы в человеческой памяти с течением времени. Сохранность по меньшей мере двадцати трех рукописей, большинство из которых — качественные копии, предназначенные скорее для показа, чем для чтения, отражает репутацию, которой пользовался этот перевод и традиция, которую он нес[1371].
Древнюю историю (а ни одна нация ничего не стоит, если у нее нет древней истории) нужно было создать, если о ее существовании ранее не было известно. В Арброатской декларации 1320 года утверждалось, что Шотландией непрерывно правили 113 королей одного королевского рода[1372]. Совсем недавно пропагандисты на службе королей Франции подчеркивали длинную линию христианских королей, которые руководили страной на протяжении почти тысячи лет[1373]. Генрих V не мог не знать о важности попытки подчеркнуть древность королевского рода в Англии и важность законного наследования. И Эдуард III, и Ричард II продемонстрировали свое понимание растущего чувства английских достижений, которое развивалось во второй половине XIV века и достигло кульминации в литературе, в частности, в трудах Джеффри Чосера и Джона Гоуэра. Примечательно, что среди фигур, появившихся на лондонском приеме 1415 года, наряду с двенадцатью апостолами, были "двенадцать английских королей, мучеников и исповедников…со скипетрами в руках, коронами на головах, их символы святости были хорошо видны"[1374]. Здесь, очевидно, была попытка показать, какой страной была Англия, страной, издревле управляемой королями, многие из которых обрели особое расположение Бога. Через несколько лет после смерти Генриха V к этой теме вновь обратится Джон Лидгейт. Между Брутом и Альфредом, по его утверждению, правили 224 других короля (таким образом, шотландский список королей превышен чуть ли не в двое!), а стихи, которые он написал в похвалу правителям Англии со времен великого короля IX века, подчеркивали, по возможности, их преданность Богу, их щедрость по отношению к Церкви и их связь со святыми, в частности, в случае королей X века, с фигурой бенедиктинского монаха и архиепископа Святого Дунстана[1375].
Историческое долголетие — это одно дело. Другое дело, что народ должен считаться святым, как объявили себя шотландцы в Арброатской декларации, и как считали себя французские короли, претендовавшие на происхождение от Хлодвига (считавшегося святым)[1376]. По этой причине в XIV и XV веках культ первых святых страны,
