Графиня де Монсоро - Александр Дюма

— Бедная графиня, — сказал он, — она погибнет от скуки в пути.

— Я сказал королю, — ответил Монсоро, — что она путешествует со своим отцом.

— Пусть так, я не возражаю, отец — это весьма почтенно, но не очень-то весело, и если бы возле нее был только достойный барон, чтобы развлекать ее в путешествии… но, к счастью…

— Что? — с живостью спросил граф.

— Что “что”? — ответил Шико.

— Что “к счастью”?

— О, господин граф, у вас получился эллипс!

Граф пожал плечами.

— Ах! Прошу прощения, наш главный ловчий. Вопросительная фраза, которой вы только что воспользовались, называется эллипсом. Спросите у Генриха, он филолог.

— Это верно, — сказал Генрих, — но что означает твое вводное слово?

— Какое?

— “К счастью”.

— “К счастью” означает “к счастью”. К счастью, сказал я, выражая таким образом восхищение благостью Всевышнего, к счастью, в этот час в пути находится кое-кто из наших друзей, и притом из самых веселых; и если они встретят графиню, они ее, вне всякого сомнения, развлекут. А так как друзья наши, — добавил небрежно Шико, — едут по той же самой дороге, очень вероятно, что они встретятся. О! Я вижу их отсюда. А ты видишь, Генрих? Ты ведь человек с воображением. Видишь, как они гарцуют на своих конях по прекрасной лесной дороге и рассказывают графине сотни пикантных историй, от которых эта милая дама просто млеет?

Второй кинжал, еще острее первого, вонзился в грудь главного ловчего.

Но у Монсоро не было никакой возможности дать волю своим чувствам; король находился рядом и, во всяком случае в эту минуту, был союзником Шико. Поэтому граф, с любезностью, сохранившей, однако, следы тех усилий, которые ему пришлось сделать, чтобы подавить свой гнев, спросил, лаская Шико взглядом и голосом:

— Вот как! Кто-то из ваших друзей отправился в Анжу?

— Вы могли бы, пожалуй, сказать: “Кто-то из наших друзей”, господин граф, потому что это даже больше ваши друзья, чем мои.

— Вы меня удивляете, господин Шико, — ответил граф, — у меня нет никаких друзей, которые бы…

— Ладно, скрытничайте.

— Клянусь вам.

— У вас их предостаточно, и, более того, друзья эти настолько дороги вам, что вы только что — по привычке, ибо прекрасно знаете, что они сейчас находятся на пути в Анжу, — только что по привычке искали их, как я заметил, здесь, и, разумеется, напрасно.

— Я? — воскликнул граф. — Вы заметили?

— Да, вы, самый бледный из всех главных ловчих, бывших, существующих и будущих, начиная с Немврода и кончая вашим предшественником господином д’Отфором.

— Господин Шико!

— Самый бледный, повторяю. Veritas veritatum[42]. Это варваризм, поскольку истина всегда одна, ибо если бы их было две, одна из них по меньшей мере была бы не истиной. Впрочем, вы ведь не филолог, дорогой господин Исав.

— Да, сударь, я не филолог, вот почему я и попросил бы вас возвратиться без всяких околичностей к тем друзьям, о которых вы упомянули, и соблаговолить, если это позволит присущий вам избыток воображения, назвать этих друзей их подлинными именами.

— Э! Вы все время твердите одно и то же. Ищите, господин главный ловчий, черт побери, ищите! Выслеживать дичь — ваше ремесло, свидетель тому несчастный олень, которого вы потревожили сегодня утром; он, должно быть, вовсе не ждал такого обращения с вашей стороны. Коли вас самого поднять чуть свет, разве вам это доставит удовольствие?

Глаза Монсоро испуганно обежали окружавших короля людей.

— Как! — вскричал он, бросив взгляд на пустое кресло рядом с королем.

— Ну-ну! — поощрил его Шико.

— Его высочество герцог Анжуйский! — воскликнул главный ловчий.

— Ату! Ату его! — сказал гасконец. — Зверь обнаружен.

— Он выехал сегодня? — спросил граф.

— Он выехал сегодня, но вполне возможно, что и вчера вечером. Спросите у короля. Когда, то есть в какое время, исчез твой брат, Генрике?

— Этой ночью, — ответил король.

— Уехал, герцог уехал, — прошептал дрожащий и бледный Монсоро. — Ах, Боже мой, Боже мой! Что вы сказали, государь?

— Я не утверждаю, — продолжал король, — что мой брат уехал, я говорю только, что нынче ночью он исчез и даже его ближайшие друзья не знают, где он.

— О, — гневно воскликнул граф, — если бы я только подозревал!..

— Так, так. Ну и что бы вы сделали? — поинтересовался Шико. — Хотя, впрочем, велика важность, если он и отпустит несколько любезностей графине де Монсоро. Наш друг Франсуа — главный волокита в роду; он волочился за дамами вместо короля Карла Девятого в те времена, когда Карл Девятый еще жил на свете, и он это делает за короля Генриха Третьего, которому не до ухаживаний — у него есть другие заботы. Черт побери, это совсем недурно — иметь при дворе принца, воплощающего в себе всю французскую галантность.

— Уехал, герцог уехал! — повторил Монсоро. — Вы в этом уверены, сударь?

— А вы? — спросил Шико.

Главный ловчий вновь повернулся к тому креслу, где обычно сидел возле своего брата герцог, — к креслу, которое по-прежнему оставалось незанятым.

— Я погиб, — прошептал он и сделал резкое движение, явно собираясь бежать, но Шико схватил его за руку.

— Да успокойтесь, наконец, дьявол вас побери! Вы все время вертитесь; у короля от этого голова кружится. Проклятье! Желал бы я оказаться на месте вашей жены, хотя бы для того, чтобы все время видеть двуносого принца и слушать господина Орильи, который играет на лютне не хуже покойника Орфея. Как ей повезло, вашей супруге, как повезло!

Монсоро весь трясся от ярости.

— Спокойнее, господин главный ловчий, — сказал Шико, — не выказывайте столь бурно вашу радость — церемония уже начинается. Невежливо давать волю своим чувствам. Слушайте речь короля.

Главному ловчему пришлось поневоле остаться на месте, так как тронный зал Лувра и в самом деле понемногу уже заполнялся людьми. Монсоро застыл в подобающей этикету позе.

Все заняли свои места. Только что появившийся герцог де Гиз преклонил колено перед королем и тоже с удивлением и беспокойством посмотрел на пустое кресло герцога Анжуйского.

Король встал. Герольды призвали к тишине.

IX

О ТОМ, КАК КОРОЛЬ НАЗНАЧИЛ ГЛАВУ ЛИГИ, КОТОРЫЙ НЕ ОКАЗАЛСЯ НИ ЕГО ВЫСОЧЕСТВОМ ГЕРЦОГОМ АНЖУЙСКИМ, НИ ЕГО СВЕТЛОСТЬЮ ГЕРЦОГОМ ДЕ ГИЗОМ

— Господа, — произнес король среди глубочайшей тишины, удостоверившись предварительно, что д’Эпернон, Шомберг, Можирон и Келюс, которых сменили на их посту десять швейцарцев, уже в зале и стоят за его креслом, — господа, король, занимающий место между небесами и землей, если можно так выразиться, с одинаковым вниманием прислушивается к голосам, которые доносятся до него свыше, и к тем, которые доносятся снизу, то есть к тому, что требует от него Бог, и к тому, что просит у него его народ. Сплочение всех сил в единый союз во имя защиты католической веры является залогом благополучия для моих подданных, я это прекрасно понимаю. Поэтому мне по душе совет, который дал нам мой кузен де Гиз. И отныне я провозглашаю святую Лигу должным образом дозволенной и учрежденной. А поелику столь большое тело должно иметь хорошую, умную голову, поелику необходимо, чтобы глава Лиги, призванный защищать церковь, был одним из самых ревностных сынов церкви и дабы к сему рвению его обязывали само его естество и его сан, я остановил свой выбор на человеке высокородном и добром христианине и объявляю, что отныне главой Лиги будет…