Наталья Гончарова - Вадим Старк

В мае 1837 года, перед днем рождения Пушкина, впервые встреченном без него, Наталья Николаевна написала Карамзиным: «Я выписала сюда все его сочинения и пыталась их читать. Но у меня не хватило мужества: слишком сильно и мучительно они волнуют, читать его — всё равно что слышать его голос, а это так тяжело!»

Она собиралась совершить поездку в Москву для свидания с Сергеем Львовичем Пушкиным, которому 23 мая исполнялось 70 лет. Однако он решил сам приехать в Полотняный Завод, что было с благодарностью воспринято его невесткой. 15 мая Наталья Николаевна написала: «Тысячу раз благодарю вас, что вы так добры и хотите приехать повидать меня в Заводы. Я никогда не осмелилась бы просить вас быть столь снисходительным, но принимаю ваше намерение с благодарностью, тем более что я могла бы привести к вам только двух старших детей, так как у одного из младших режутся зубки, а другую только что отняли от груди, и я боялась бы подвергнуть их опасности дальнего пути».

Десять дней в конце июля 1837 года Сергей Львович провел в Полотняном Заводе. После возвращения в Москву он писал Вяземскому 2 августа: «Нужды нет описывать вам наше свидание. Я простился с нею как с дочерью любимою, без надежды ее еще увидеть, или лучше сказать в неизвестности, когда и где я ее увижу». Вскоре он отправился в Михайловское, где встретился со своими соседями. Баронесса Евпраксия Вревская писала своему брату Алексею Николаевичу: «Серг. Льв. был у невестки, нашел, что сестра ее более огорчена потерею ее мужа…» Как видно, в семействах Осиповых-Вульф и Вревских по-прежнему, как и при жизни Пушкина, ревниво относились к Наталье Николаевне и были готовы, порой вопреки очевидному, избирательно передавать услышанное о ней, опуская то, что говорило в ее пользу, и выпячивая и переосмысляя то, что могло хоть в какой-то мере свидетельствовать против нее.

Второго июня 1837 года, в день именин Пушкина, С. Н. Карамзина сообщает брату Андрею, что на днях «получила письмо от Александрины Гончаровой и Натали Пушкиной», о которой пишет: «…Она кажется очень печальной и подавленной и говорит, что единственное утешение, которое ей осталось в жизни, это заниматься детьми…» В том же письме зашла речь о романе Пушкина «Арап Петра Великого», по поводу которого Наталья Николаевна сказала: «Я его не читала и никогда не слышала от мужа о романе Ибрагим; возможно, впрочем, что я его знаю под другим названием…»

В августе Гончаровы отмечали два события: 26-го числа — Натальин день, а 27-го — день рождения Натальи Николаевны, которой исполнилось 25 лет. Иван Николаевич прислал ей из Петербурга подарок и письмо с обращением к Дмитрию: «Береги сестру, дорогой брат, Бог тебя вознаградит». Сама она заблаговременно, в середине августа, ненадолго переехала в Ярополец к матери, также имениннице.

4 сентября Дмитрий из Завода сообщил старшей сестре Екатерине в эльзасский Сульц: «Натали и Александрина в середине августа уехали в Ярополец с тремя старшими детьми, маленькая Таша осталась здесь (она — очаровательный и очень рослый для своих лет ребенок). Но мы вернемся сюда не ранее 25 числа этого месяца. Ты спрашиваешь меня, как они поживают и что делают: живут очень неподвижно, проводят время, как могут, понятно, что после жизни в Петербурге, где Натали носили на руках, она не может находить особой прелести в однообразной жизни Завода, и она чаще грустна, чем весела, нередко прихварывает, что заставляет ее иногда целыми неделями не выходить из своих комнат и не обедать со мной. Какие у нее планы на будущее, не выяснено; это будет зависеть от различных обстоятельств и от добрейшей тетушки, которая обещает в течение ближайшего месяца подарить нас своим присутствием, желая навестить Натали, к которой она продолжает относиться с материнской нежностью».

Об этой поездке Натальи Николаевны к матери в Ярополец узнала даже жившая в Петербурге Идалия Полетика, 3 сентября сообщившая о том Екатерине Николаевне: «Я лишь очень немногое могу сказать о том, что касается Натали. В настоящее время она находится у вашей матери, затем вернется к вашему брату, ваша тетя собирается через несколько недель отправиться туда, чтобы провести с ней часть зимы. Говорят, будто Натали по-прежнему очень подавлена. Я хотела бы верить этому. Ибо другие говорят, будто она просто скучает и ей не терпится уехать из деревни, — словом, это одно из тысяч „говорят“, а им доверять не следует в Петербурге более чем где-либо».

Только через месяц, 16 сентября, Наталья Николаевна просит брата Дмитрия «прислать на подставу лошадей» для возвращения в Полотняный Завод.

Вновь в Ярополец Наталья Николаевна с детьми и Александрина отправятся к 27 апреля 1838 года на свадьбу брата Ивана Николаевича и княжны Марии Ивановны Мещерской. Выделили ему рязанское Ильицыно, памятное Наталье Николаевне по детским впечатлениям. Через этот брак семья Гончаровых породнилась с домами Карамзиных и Вяземских, так как старший брат Марии Ивановны Петр Иванович был женат на Екатерине Николаевне Карамзиной, дочери Николая Михайловича Карамзина и Екатерины Андреевны, сестры князя Петра Андреевича Вяземского.

Наталья Николаевна задержалась в Яропольце погостить у матери, но неожиданно была вынуждена выехать оттуда в Москву, о чем 15 мая написала брату Дмитрию уже из московского дома Гончаровых: «Ты будешь удивлен, увидев на моем письме московский штемпель, — я здесь уже несколько дней из-за здоровья Гриши, и как только консультация закончится, снова вернусь в Ярополец». В этом же письме она просила переслать ее содержание в Ярополец и сообщила, что собирается уехать от матери 1 июня, прося прислать ей коляску и приготовить подставу лошадей.

Дмитрий Николаевич был главой семейства Гончаровых, и его братское отношение к Наталье Николаевне не вызывает сомнений; однако он не являлся в полной мере хозяином в доме. Его жена Елизавета Егоровна, происходившая из бедного кавказского рода князей Назаровых, сумела прибрать мужа к рукам, став полновластной хозяйкой в доме. Приезд двух сестер мужа с детьми ее явно не устраивал. Смирив поначалу свой нрав, она постепенно стала давать им понять, кто настоящая хозяйка в Полотняном Заводе. Так что поездки Натальи Николаевны в Ярополец оказывались для нее своеобразной отдушиной в атмосфере жизни в деревне. Именно из Яропольца она написала 22 мая М. Ю. Виельгорскому о своих планах:

«Оставаясь полтора года с четырьмя детьми в имении брата моего среди многочисленного семейства или, лучше сказать, многих семейств, быв принуждена входить в сношения с лицами посторонними, я нахожусь в положении слишком стеснительном для меня, даже тягостном и неприятном. Несмотря на всё усердие и дружбу моих родных, мне необходим свой угол, мне необходимо быть одной со своими детьми. Всего более желала бы я поселиться в той деревне, в которой жил несколько лет покойный муж мой, которую любил он особенно, близ которой погребен и прах его. Я говорю о селе Михайловском, находящемся по смерти его матери в общем владении — моих детей, их дяди и тетки. Я надеюсь, что сии последние примут с удовольствием всякое предложение попечительства, согласятся уступить нам свое право, согласятся доставить спокойный приют семейству их брата, дадут мне возможность водить моих сирот на могилу их отца и утверждать в юных сердцах их священную его память.