Испытание огнем. Сгоравшие заживо - Одинцов Михаил Петрович

После завтрака Александр повел свой экипаж в тир на отработку стрельбы по движущейся мишени из пулемета ШКАС. Занятия с девушками планировались на 15 часов, и он надеялся еще выкроить время на отдых — ночью уснуть не удалось.

Тир располагался менее чем в километре от аэродромных построек на берегу старого русла реки: низина с крутым обрывом, вдоль которого с помощью тросов и лебедки передвигался фанерный макет истребителя.

Некоторые командиры и воздушные стрелки скептически относились к стрельбам по мишени: в воздушном бою-де все выглядит по-иному — и прицеливание и стрельба, — и научиться сбивать противника можно только в реальной обстановке. Александр же считал, что, если воздушный стрелок научится на земле правильно брать упреждение, прицеливаться и вести огонь короткими очередями, до автоматизма отработает все действия, он не промахнется и не растеряется в воздухе. Те два боевых вылета, которые Александр совершил и которые теперь не раз вспоминал и анализировал, подтверждали верность его точки зрения: победителем из воздушной дуэли выходил тот, кто стрелял точнее, экономнее, хладнокровнее. В первые дни войны наши экипажи были обучены пилотированию, самолетовождению и бомбометанию, а вот стрельбе по воздушным целям внимания уделялось мало, и потому бомбардировщики несли большие потери от истребителей. И теперь Александр решил, прежде чем подняться в небо, научить экипаж защищаться на земле — от истребителей, зенитных снарядов, прожекторов. В тире они с Сурдоленко и Агеевым смастерили движущиеся макеты и тренировались каждый день, когда выдавалось свободное время.

В это утро Александр начал занятия с проверки знаний подчиненными тактико-технических данных немецких самолетов, и все трое, включая Сурдоленко, ни разу не побывавшего в воздушных баталиях, четко и безошибочно называли размеры «мессершмиттов», «юнкерсов», «хейнкелей», «фокке-вульфов», их скорости, вооружение. Александр остался доволен: его подчиненные серьезно относятся к наземным тренировкам. Серебряному он, собственно, вопросов не задавал, просил лишь иногда дополнить ответы воздушных стрелков, зная честолюбивый и занозистый характер штурмана.

— А теперь приступим к стрельбе. Кто желает первым показать свое мастерство? — спросил Александр.

— Не будем нарушать субординацию, командир. Первое слово предоставим товарищу капитану, — предложил Сурдоленко, и на этот раз Туманов не уловил в его голосе подвоха; лицо его тоже было серьезно, доброжелательно. Серебряный, польщенный оказанной ему честью, расправил грудь, шагнул к турели. Сказал с вызовом:

— Стреляю по заказу — любое количество патронов в очереди.

— Пять по три, — опередил всех Сурдоленко.

— Принято, — кивнул Серебряный и, сняв шевретовые перчатки, бросил их на свой лежавший у турели планшет. — Пять по три, итого пятнадцать, даю все в «яблочко».

Александр глянул в глаза Сурдоленко — не иначе, стрелок-радист снова что-то замышлял: вот теперь на самом их дне затаились чертики. Агеев тоже весь внимание, на лице играет усмешка. Стрелять такими короткими очередями в три патрона — задача сама по себе трудновыполнимая, да еще — в «яблочко». Может, стрелки просто подсмеиваются над бахвальством капитана, а может…

— Крути, — скомандовал Серебряный. — Только без рывков.

Сурдоленко взялся за лебедку. Затрещали шестерни, фанерный макет «мессершмитта» стронулся с места и пополз по экрану обрыва. Скороговоркой простучали две очереди, из-за макета что-то взметнулось — похоже, ворона — и упало недалеко на землю.

Серебряный на секунду опешил, потом зло глянул на Сурдоленко, который уже неистово хохотал, держась руками за живот, властно прикрикнул:

— Крути!

Сержант, видя, что шутка не выбила капитана из седла, усердно крутанул лебедку. Прозвучали еще три короткие очереди.

— А теперь иди, считай, — приказным тоном сказал сержанту.

На земле действительно лежало пятнадцать гильз. Сурдоленко развел руками:

— Точно, по заказу. Но мне показалось…

— А ты перекрестись, — оборвал сержанта капитан. — Идем.

Все четверо зашагали к мишени: впереди Серебряный и Сурдоленко, за ними Туманов с Агеевым.

Еще издали Александр увидел валявшуюся внизу у мишени ворону и подивился изобретательности Сурдоленко: надо же придумать такое, и так ловко, — упала, будто бы подстреленная.

Сурдоленко поднял ворону и снова захохотал:

— Ой да капитан! Целил в «мессершмитта», а попал в ворону!

От души смеялся и Агеев.

Серебряный рванул из рук сержанта ворону и запустил ее в овраг. Пригрозил:

— Ну, ты у меня доиграешься. Ты не Костя Корольков, и тебя я не пожалею. Ладно, шутник, — внезапно перестал Ваня злиться и шагнул к мишени. — Вот мой результат. Посмотрим теперь, каков ты в деле.

Серебряный на этот раз хвастался не зря — все пятнадцать пуль были в цели.

— Вот это стрельба! — восхищенно смотрел на пробоины Агеев. — Пять по три, и все — в «яблочко».

Но продолжить спор соперникам не удалось: на бугре показался посыльный из штаба и еще издали крикнул:

— Всем срочно к штабу, на построение!

Жизнь не бывает счастливой, бывают счастливыми лишь мгновения. Как сон, вспоминалась Александру встреча с Ириной в Москве, как наваждение — появление ее в Михайловке.

У штаба уже стоял строй — весь летный состав, — и вдоль него неторопливо расхаживал подполковник Меньшиков, поджидая задержавшихся. И когда экипаж Туманова занял свое место, подполковник вышел на середину и заговорил торжественно:

— Товарищи! Получен приказ: через два дня полку убыть на переучивание на новые самолеты ДБ-3Ф, или, как их еще называют, Ил-4. Вам эти самолеты уже известны, соседи на них летают. Преимущества: моторы сильнее на 335 лошадиных сил, скорость больше на 125 километров, соответственно увеличиваются радиус полета, высотность. Вижу на ваших лицах радость и разделяю ее вместе с вами. А посему приказываю: за оставшиеся два дня привести в соответствие всю документацию — техническую и летную. Чтоб никаких «хвостов». Что берем с собой? Все, что необходимо для полетов: летное обмундирование, парашюты, карты; само собой разумеется, — продовольственные и вещевые аттестаты, личное оружие, противогазы.

— Куда едем? — раздался вопрос, когда подполковник сделал паузу.

— Куда? — Подполковник хитро прищурился. — Военные люди подобных вопросов не задают. Но вам, так и быть, скажу по секрету: в красивый и большой город. Заранее предупреждаю: лучшие костюмы не брать, гулять некогда будет. Переучивание рассчитано на минимально короткий срок. Возможно, оттуда же будем летать на боевые задания. Какие имеются еще вопросы?

Вопросов не было. Меньшиков скомандовал: «Разойдись!» — и, отыскав взглядом Туманова, подозвал к себе.

— А что с вами прикажете делать, Александр Васильевич? Медицинское заключение до сих пор не пришло, а без него я не имею права допустить вас к летной работе.

— Разрешите, товарищ подполковник, здесь пройти комиссию?

Меньшиков в раздумье почесал затылок:

— Под монастырь хотите меня вместе с доктором подвести?

— Не хочу, товарищ подполковник. Но не ехать же в санаторий за переосвидетельствованием?

— Разумеется. Но и наши вряд ли возьмут грех на душу, — очень уж выправка у вас за счет корсета безупречная.

— Корсет я сниму. Ношу просто для подстраховки.

— Ладно! — решительно заключил Меньшиков. — Семь бед — один ответ…

Полковой врач майор медицинской службы Мордухович долго и тщательно осматривал шрамы на теле Александра, особенно на пояснице, давил пальцами, создавая нестерпимую боль, но Александр молчал, а когда майор спрашивал: «Больно?» — отвечал: «Нет».

Потом Мордухович заставил его закрыть глаза, вытянуть вперед руки и растопырить пальцы, нагнуться и достать пол, попрыгать, поприседать.

У Александра в глазах плыли круги, мелькали бабочки, но он терпеливо выполнял все, что требовал доктор. Внезапно Мордухович прекратил свою экзекуцию и посмотрел ему в глаза: