До последнего - Майк Шэкл

— Мы мертвые! — кричала Венна, полная прекрасного безумия. — Мы мертвые!

Эндж, перепачканная кровью с головы до ног, подбежала к ней. Если этой ночью ей суждено умереть, она заберет с собой столько ублюдков, сколько сможет. Дрен бы ею гордился.

71

Зорика

Котеге

Зорика прожигала небо, сияя так ярко, как никогда, посылая огонь на эгрилов, и, во имя Богов, это было чудесно. Ей не нужно притворяться королевой или Богиней — она просто должна быть воином: ее этому учили, и у нее хорошо получалось.

Среди врагов были Избранные, но она их больше не боялась. Да, их дубинки могли причинить ей боль, но сначала они должны в нее выстрелить, а она была чертовски быстрой для них.

С другой стороны, они сами становились легкой мишенью каждый раз, когда стреляли в нее. Их красные вспышки освещали путь, ведущий прямо к тому месту, где они находились. И Зорике даже не нужно было быть точной с ответным ударом. Не сейчас. Она посылала волну за волной пламени в лес вокруг Котеге, пока все не сгорело. Ни Черепам, ни Избранным негде было спрятаться. Она обратила их всех в пепел.

Взмыв высоко в воздух, она развернулась, ожидая новых энергетических разрядов и высматривая новых врагов, которых можно было бы поразить. Когда их не последовало, Зорика обратила свое внимание на сражение на территории Котеге.

Черепа то тут, то там пробивали брешь в стенах, но солдаты Зорика держались стойко. Самый жестокий бой шел в одном конкретном месте, где Черепа просачивались сквозь дыру на месте прежних ворот. Стороны слишком смешались и Зорика не могла применить пламя, но она была не менее искусна с традиционным оружием.

Обе стороны были слишком переплетены, чтобы Зорика могла использовать свое пламя, но она была не менее искусна в обращении с традиционным оружием. Ее старая учительница, Майза, дала ей в руки меч в пять лет и позаботилась о том, чтобы Зорика знала, как им пользоваться.

Она тяжело приземлилась прямо посреди них, напугав всех своим ослепительным светом и силой удара. А затем она начала сражаться, двигаясь быстро и безжалостно.

Зорика пронзила копьем Череп, все еще вздрагивавший от ее внезапного появления. Она выдернула копье и использовала его, чтобы сбить с ног еще одного противника, раскроив ему шею поворотом наконечника. Она разбила шлем еще одного, пробив о́бухом кость и мозг, а затем крутанула древко, чтобы отразить мечи, нацеленные ей в сердце.

Ее собственные солдаты отступили, благодарные за передышку, что дало ей возможность сражаться, не опасаясь причинить им вред. Зорика могла бы вызвать огонь или использовать свой щит, чтобы стереть эгрилов в порошок, но это привело бы к преждевременному завершению битвы. Ей нужно было, чтобы это продолжалось, нужно было больше времени не быть королевой.

Она оставила свое копье во рту Черепа и выхватила меч. Осталась дюжина эгрилов, и Зорика нырнула в них, как кошка в стаю голубей. Удар клинка, резкий взмах меча. Каждое движение было смертельным. Каждый выпад — попаданием. Майза гордилась бы ей. Тиннстра тоже, только она отчитала бы Зорику за то, что та подвергла себя риску.

Зорика пробиралась сквозь Черепа, оставляя у своих ног одно тело за другим. Она уклонилась от меча эгрила и, развернувшись, ударила мужчину ногой в лицо, прежде чем пронзить своим мечом следующий Череп. Она нанесла удар, разбив скимитар эгрила, пытавшегося блокировать ее удар, и разрубила его надвое. Затем Зорика развернулась и снесла голову другому.

Осталось трое. Они выглядели так, будто хотели убежать, но лес все еще горел у них за спиной, отрезая все шансы на спасение. Несмотря на это, Зорика могла бы проявить милосердие. Когда-то, возможно, она могла бы. Но сейчас она помнила город, полный людей, проткнутых кольями, и мертвых, которых она сожгла. В ее сердце не осталось места для милосердия.

Зорика была правосудием. Она была возмездием. Она была Джией.

Когда погиб последний Череп, раздались радостные возгласы, и на этот раз Зорика не вздрогнула от криков восхищения своей армии. Тиннстра была права — пусть лучше они думают о ней как о чем-то большем: о непобедимом солдате, повелевающей королеве или настоящей Богине. Не имело значения, что именно, главное, чтобы это придавало им сил и надежды.

Она проходила сквозь них, позволяя рукам касаться ее доспехов, кивая в ответ, когда они падали на колени, и одаривая улыбками, когда проходила мимо. Победа была лучшим тонизирующим средством для измученных тел и испуганных сердец.

Затем она увидела бегущего к ней Аасгода, и выражение его лица мгновенно испортило ей настроение.

— Что случилось? — спросила она.

— Кто-то только что сказал мне, что Раласис и Тиннстра отправились в лес прямо перед нападением Черепов, — сказал маг.

Они оба повернулись, чтобы посмотреть на горящий лес, где Зорика уничтожила силы Черепов. «Нет». Слово едва не застряло у нее в горле, когда страх скрутил ее изнутри. Никто не смог бы выжить в том аду, который она устроила. Даже Тиннстра.

Что она натворила?

Секунду спустя Зорика уже была в воздухе, ярко сияя, летя над языками пламени, разыскивая свою мать, и все ее высокомерие улетучилось. Она использовала свои щиты, чтобы погасить огонь, жалея, что была такой бесцеремонной в своих действиях.

Черепа могли это сделать, но не она. Боги, она не могла потерять свою мать. Она не могла убить свою мать.

Зорика полетела быстрее, дальше, мимо своего пламени, мимо своего разрушения, пытаясь не обращать внимания на отчаяние в сердце. Тиннстра была быстра. Она могла бы убежать от огня. Ее могло даже не быть поблизости, когда Черепа напали.

Могла бы. Возможно. Зорика хваталась за последнюю надежду, как утопающий за соломинку. Не имело значения, как далеко она летела или как низко опускалась, Тиннстры и Раласиса нигде не было видно.

Затем она увидела вдалеке Айсаир, поднимающийся над горизонтом по мере того, как она подлетала все ближе. Столица — ее столица — где ее ждали Черепа со своей армией монстров. И Зорика поняла, что с нее хватит.

У нее еще было время, прежде чем она должна вернется к своей армии. Она даст своим врагам почувствовать, что их ждет, и да поможет им их несчастный Бог, если они осмелятся попытаться ее остановить.

Факелы горели от одного конца города до другого, придавая ему особое сияние на фоне ночного неба. Но почему-то город казался меньше,