Все проплывающие - Юрий Буйда

Поэты возводят нерукотворные памятники себе, которые прочнее меди, но время, с его непостижимо жестоким милосердием, доносит до нас подчас лишь имя или обрывок строки, – не слово, но славу. Мы ничего не знаем о возлюбленной Сафо – поэтессе Эранне, которая славилась среди современников поэмой «Веретено». Нам ничего не известно о Гомере и очень мало – о Шекспире. В то же время мы знаем о безумии Свифта и Гаршина, о мерзости Хайдеггера и коллаборационизме Гамсуна… Иногда такое знание оказывает некоторое влияние на наше понимание истоков или особенностей творчества писателя, но по существу оно – никчемно. Подлинное имя Гомера – «Илиада». Шекспира зовут «Король Лир», а Достоевского – «Преступление и наказание».

Эмерсон в «Избранниках человечества» писал: «Иногда мне кажется, что все книги в мире написаны одной рукой; по сути они настолько едины, что их, несомненно, создал один вездесущий странствующий дух».

Так ли уж он не прав? Подлинное имя Гоголя – Nihil. Он больше, чем человек, он – литература.

«Gesang ist Dasein», – как считал Рильке, – песня есть существование.

На могильной плите, под которой покоится его прах, выбито: «Роза, чистейшее противоречие, радость быть ничьим сном под столькими веками».

Для многих интерпретаторов эти строки – как бы голос самого небытия, того Нет, духом которого проникнута культура XX века. Но для Рильке тотального Нет никогда не существовало (истинное бытие frei vom Tod – свободно от смерти; в Седьмой элегии: Hiersein ist herlich! – Тут-бытие великолепно!), для него поэт – это Да, он – Всегда, это действительно – радость быть ничьим сном. Моим. Нашим. Человеческим. Божественным. Вечным, как жизнь.

Когда я напечатал в польской газете свою первую заметку, подписанную полным именем, – было это году в 89-м или 90-м, – дежурный по номеру поздно вечером позвонил в панике главному редактору: «Чеслав, текст серьезный, а подписан первоапрельским псевдонимом! Может, заменим?» – «Но это его настоящее имя». – «Боже! Как же он с ним живет?» Варшавянин мог бы и не обратить внимания на мое имя, но на севере и северо-востоке Польши большинство жителей – выходцы с западнобелорусских и западноукраинских земель, которым хорошо известно, что «буйда» означает «ложь, фантазия, сказка, байка» и одновременно – «рассказчик, сказочник, лжец, фантазер».

Что ж, приходится смириться с тем, что Gesang ist Dasein: Буйда – это буйда. Рассказчик – это рассказ, и в этом нет никакой моей заслуги. Как нет заслуги в том, что человек обладает сердцем, даже если оно – зеленое. Я есть то, что я есть: nihil. Надеюсь меня не обвинят в претенциозности и высокомерии, – я не выбирал имя, разве что – судьбу. А остается только имя, хотя значима только судьба.

Примечания

1

«Обнимитесь, миллионы…»

2

С миром! (иврит)

3

Радость двигает колесаВечных мировых часов.

4

Он сумасшедший (фр.).

5

Вряд ли. Я последний из людей… исчерпанный человек… всего-то навсего, мадмуазель Элоиза… Очень красивые (фр.).