Сказки века джаза (сборник) - Френсис Фицджеральд

В тот вечер миссис Орал предложила горничной воспользоваться моментом и взять выходной. Янси пошла на кухню посмотреть, ушла она уже или нет, и тут неожиданно зазвонил вновь повешенный дверной звонок. Янси вздрогнула. Миг спустя она успокоилась и подошла к двери. Пришел Скотт Кимберли.

– Ну, как ты? – спросил он.

– Благодарю, уже лучше, – ответила она с тихим достоинством, которое, как ей показалось, более всего приличествовало ее сегодняшнему положению.

Они так и стояли в холле, чувствуя неловкость, припоминая полусмешные-полупечальные обстоятельства их последней встречи. Нельзя и представить более неподобающей прелюдии к разразившейся впоследствии катастрофе! Теперь их беседа не могла протекать спокойно и плавно; неизбежные паузы невозможно было заполнить легкими намеками на прошедшее, и, кроме того, у него не было никаких оснований, чтобы искренне притворяться, что он разделяет ее горе.

– Зайдешь? – сказала она, нервно покусывая губы.

Он последовал за ней в гостиную и сел на кресло рядом с ней. Через минуту – просто потому, что он был здесь, живой и дружелюбный, – она уже плакала у него на плече.

– Ну, ну! – приговаривал он, приобняв ее и по-идиотски похлопывая по плечу. – Ну же, ну! Ну!

Он был достаточно умен для того, чтобы впоследствии не придавать всему этому никакого особенного значения. Просто сказалось нечеловеческое напряжение последних дней, она была переполнена чувствами, горем и одиночеством, с таким же успехом она могла бы расплакаться на любом другом подвернувшемся плече. Хотя между ними и проскользнуло чисто животное напряжение, это произошло бы, даже если бы он был столетним старичком. Через минуту она выпрямилась и села ровно.

– Прости меня, – отрывисто проговорила она. – Просто этот дом кажется мне сегодня таким мра-ачным!

– Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, Янси.

– Я не… Я не… Очень… Замочила твой пиджак?

После того как напряжение спало, они оба истерически расхохотались, и смех на мгновение опять вернул ей подобающее чувство достоинства.

– Даже не знаю, почему я выбрала именно тебя, чтобы разреветься, – вновь всхлипнула она. – Я вовсе не бросаюсь на всех, кто приходит в дом!

– Я приму это в качестве… В качестве комплимента! – трезво оценив ее слова, ответил он. – Могу себе представить, каково тебе сейчас!

Затем, после паузы, он спросил:

– Какие у тебя теперь планы?

Она покачала головой.

– По-почти никаких, – пробормотала она между всхлипами. – Я хо-хотела уехать и немного пожить у своей тетки, в Чикаго.

– Должно быть, это будет самое лучшее… да, так будет лучше всего! – Затем, так как он не мог придумать, что еще можно сказать в такой ситуации, он повторил: —Да, так будет лучше всего.

– А что ты делаешь здесь… Здесь, в городе? – спросила она, судорожно вздыхая и вытирая глаза платком.

– О, я же в гостях – в гостях у Роджерсов. Решил немного задержаться.

– Ездил на охоту?

– Нет, просто жил.

Он не стал говорить ей, что остался в городе из-за нее. Она могла счесть это навязчивостью.

– Понятно, – сказала она, ничего не поняв.

– Я хотел бы знать, Янси, не могу ли я что-нибудь для тебя сделать? Может быть, надо что-то купить в городе или что-нибудь кому-нибудь передать – пожалуйста, скажи мне! Может, ты хочешь прямо сейчас бросить все и поехать куда-нибудь покататься? Или же я мог бы покатать тебя вечером, и тогда никто не увидит тебя на улице.

Он резко оборвал последнее слово, словно его неожиданно поразила неделикатность его предложения. Они с ужасом посмотрели друг на друга.

– О нет, благодарю тебя! – воскликнула она. – Я вовсе не хочу кататься!

К его облегчению, открылась входная дверь, и в дом вошла пожилая дама – миссис Орал. Скотт немедленно поднялся и засобирался:

– Ну, если я действительно не могу тебе ничем помочь…

Янси представила его миссис Орал, затем оставила даму у камина и прошла с ним к двери. Неожиданно ей в голову пришла мысль.

– Подожди-ка минутку!

Она взбежала по лестнице и тут же спустилась вниз, держа в руке полоску розовой бумаги.

– Вот о чем я тебя попрошу, – сказала она. – Не мог бы ты взять в Первом национальном банке деньги по этому чеку? В любое время, когда тебе будет удобно.

Скотт достал свой бумажник и открыл его:

– Думаю, что деньги ты можешь получить прямо сейчас.

– Но это не срочно!

– Тем не менее.

Он вытащил три стодолларовых банкноты и дал их ей.

– Ты ужасно любезен! – сказала Янси.

– Пустяки. Могу ли я зайти навестить тебя в следующий раз, когда приеду на Запад?

– Ну конечно!

– Спасибо, так и сделаю. А сегодня я уезжаю домой.

Дверь выпустила его в снежный закат, и Янси вернулась к миссис Орал. Миссис Орал зашла, чтобы поговорить о ее дальнейших планах.

– Итак, дитя мое, что вы планируете делать дальше? Нам нужно выработать план. Если вы уже надумали что-либо определенное, давайте обсудим это прямо сейчас!

Янси думала. Выходило так, что в этом мире она была совершенно одна.

– Я до сих пор не получила ответа от тетушки. Сегодня утром я послала ей еще одну телеграмму. Она может быть во Флориде.

– И вы собираетесь туда?

– Думаю, да.

– Дом вам не понадобится?

– Думаю, нет.

Миссис Орал, спокойная и практичная, огляделась вокруг. Ей пришло в голову: раз Янси отсюда съедет, может, снять дом для себя?

– А теперь, – продолжала она, – позвольте вас спросить: знаете ли вы о своем финансовом положении?

– Думаю, что все в порядке, – равнодушно ответила Янси; а затем внезапно чуть не расплакалась. – Хватало на д-двоих – должно х-хватить и на одну!

– Я не это имела в виду, – сказала миссис Орал. – Я хотела спросить, знаете ли вы детали?

– Нет.

– Ну что ж, я так и подумала. И еще я подумала, что вы должны знать все, то есть иметь подробный отчет о том, где ваши деньги и сколько их всего. Поэтому я позвонила мистеру Хэджу, который знал вашего отца, и попросила его зайти сегодня сюда и просмотреть бумаги. Он должен был еще заглянуть в банк и взять там финансовые отчеты по счетам. Думаю, что ваш отец не оставил завещания.

Детали! Детали! Детали!

– Благодарю вас, – сказала Янси. – Я очень вам благодарна.

Миссис Орал энергично кивнула головой раза три-четыре и встала:

– Поскольку Хельму я сегодня отпустила, я, пожалуй, сама приготовлю вам чай. Вы хотите чаю?

– Кажется, да.

– Отлично. Я приготовлю вам прекрасный чай.

Чай! Чай! Чай!

Мистер Хэдж, представитель одного из самых старых шведских семейств города, прибыл в дом Янси к пяти часам. Он, как и подобало, печально, почти похоронно, поприветствовал ее, сказал, что слышал о ее несчастье и сочувствует ей, что он помогал организовывать похороны и сейчас расскажет ей все о ее финансовом положении. Не знает ли она, не оставил ли отец завещание? Нет? Скорее всего, не оставил?

Но завещание было. Он почти сразу же нашел его в столе мистера Боумана, но ему пришлось разбираться с остальными бумагами до одиннадцати вечера, прежде чем он смог сообщить кое-что еще. На следующее утро он прибыл к восьми утра, к десяти съездил в банк, посетил одну брокерскую фирму и вернулся к Янси в полдень. Несмотря на то что с Томом Боуманом он был знаком несколько лет, он был порядочно удивлен, узнав о состоянии, в котором этот красавец волокита оставил свои дела.

Он посоветовался с миссис Орал и вечером со всеми подобающими предосторожностями проинформировал Янси о том, что она осталась практически без гроша. В середине разговора принесли телеграмму из Чикаго, из которой Янси узнала, что тетя на прошлой неделе уплыла в круиз по Индийскому океану и не ожидалась домой ранее следующей весны.

Прекрасная Янси, такая щедрая, такая остроумная, всегда на короткой ноге со всеми прилагательными, не смогла найти в своем словаре слов для описания постигшего ее несчастья. Содрогаясь, как обиженный ребенок, она поднялась наверх и присела у зеркала, причесывая свои роскошные волосы и пытаясь таким образом хоть немного отвлечься. Сто пятьдесят раз провела она по волосам, как будто таков был ее приговор, и затем еще сто пятьдесят раз, – она была слишком потрясена, чтобы прекратить эти нервные движения. Она водила гребнем по волосам до тех пор, пока у нее не заболела рука; затем она взяла гребень в другую руку и продолжила причесываться.

На следующее утро горничная обнаружила ее спящей прямо на полу среди вытащенного из комода и разбросанного повсюду белья. Воздух в комнате был удушливо-сладок от запаха пролитого парфюма.

Если быть точным и не придавать большого значения профессионально унылому мистеру Хэджу, то можно сказать, что Том Боуман оставил денег более чем достаточно – конечно, более чем достаточно для обеспечения всех своих посмертных потребностей. Кроме того, он оставил мебель, накопленную за двадцать лет, темпераментный «родстер» с астматическими цилиндрами и две тысячедолларовые акции одного из ювелирных магазинов, которые давали около 7,5 процента дохода. К сожалению, эти акции на бирже не котировались.