Операция "Берег" (СИ) - Валин Юрий Павлович

Броневик катил напрямую, прямо к сходням. На таран вздумал брать Земляков?

И правда, нагло бухнули колесом в задребезжавшую сходню, правда, уже с выключенным двигателем наехали.

Один из немцев что-то зло сказал, перевел ствол «Парабеллума» — теперь точно в лоб сидящему на броне гостю смотрел. Митрич усмехнулся, показав зубы…

Сейчас…

* * *

17 апреля 1945 года

Берег Кёнигсбергского канала

11:05

… Блин, да как его остановить-то? С управлением «222»-го разобраться было несложно, но кто знал, что на машине тормозов практически нет⁈ Водила, чучело чумазое, мог бы и предупредить.

На спуске Евгений полностью сосредоточился на управлении — пару раз казалось, машина соскочит с неочевидного проезда, напрямую проломится к воде. Тяжелая, непривычная колымага, и тормоза-то…

…Нет, удалось совладать, будем считать это хорошим знаком.

По берегу катилось полегче, но пришлось нервничать. Переговоры — дело тонкое, тут детали и точно выдержанная дистанция важны. Еще чуть-чуть…

… Евгений осознал, что с дистанцией уже все — наплевать. Может, дать газу да давить фрицев к чертовой бабушке, раз машина все равно останавливаться не желает? Нет, дурацкая идея…

… всё, стоим, поскольку колесом в сходни уперлись.

— Какова наглость. Уверены в своей победе, — сказали за броней по-немецки. — С удовольствием уложу этого танкиста.

Евгений мельком глянул в лобовую «амбразуру» — жутко неудобную и сужающую обзор даже при поднятой бронезаслонке — и распахнул низкую водительскую дверцу.

— Не спешите, гауптман. Успеете всех расстрелять.

Выбираться было крайне неудобно, Евгений понимал, что смешным выглядеть сейчас никак нельзя. Поэтому вылезал откровенно хамски — задом, без спешки, достал с сиденья пачку сигарет и лишь потом повернулся к немцам.

— Добрый день, господа, — переводчик сунул в рот мятую сигаретку из водительской пачки. — Вижу, у вас все готово. Тогда ограничимся парой слов…

Ненависти во взглядах — прямо как воды в канале по соседству — утопить вместе с броневиком как раз плюнуть. Офицеры, лощеные гражданские, странный низкорослый типчик в черных очках… ненавидят истово. Но ведь ждали, пока вылезал, смотрят, ждут, пока не стреляют. Права была Катерина — удивить — изрядная часть успеха. Но кто же у них главный?

… — ограничимся парой слов. У советского командования имеется четкое и ясное предложение. Его выполнение гарантирует сохранение жизни всем присутствующим…

— Вам необходимо наше оборудование? — усмехнулся немец в кожаном плаще, скрывающем знаки различия. — Вы его никогда не получите!

— Был бы признателен, если бы меня не перебивали, я вас не собираюсь утомлять многословием, — сухо сказал Евгений и прикусил сигарету плотнее. — Оборудование, ваши суда и документация нас абсолютно не интересуют. Полагаю, стартовая площадка заминирована, можете ее взорвать сейчас или чуть позже. В любом случае оборудование будет уничтожено.

— Ложь! Вы мечтаете заполучить этот проект! — выкрикнул «кожаный» немец.

— Спокойнее, — призвал старший лейтенант Земляков. — Мы знаем многое о проекте «Глухая кукушка», нас он не интересует. Могу объяснить почему, но это будет долго….

А слушателей прибавилось — подошли немцы, высадившиеся с авиационных лодок-«резинок». И это нехорошо. У этих иное настроение, они никого не ждали, не томились — ждали их. Пятеро летчиков — это ладно, а вот те… одетые по-дорожному, уже не в военную форму…

…— Руководствуясь принципами гуманизма, во избежание напрасных жертв… — продолжил Земляков.

— Заканчивайте это нелепое представление — резко приказал только что подошедший грузный немец в надвинутой на глаза мягкой охотничьей шляпе. — Нам пора. Господин инженер, включайте вашу чудо-машину. Гауптман, расстреляйте русских и уходим.

— Послушайте, вы же не знаете, что вас ждет ТАМ! А мы знаем — повысил голос Евгений, стараясь, чтобы его было слышно не только эмигрантам, но и солдатам, и техникам на второй барже. — Бесчеловечно отправлять людей — пусть и врагов — в такой ад. Вы же не все здесь военные преступники.

— Думаете нас напугать? После всего, что вы сотворили с несчастной Германией? О да, вот теперь нам страшно, — иронически усмехнулся грузный «охотник», явно привыкший приказывать и видеть безоговорочное повиновение.

Знакомая же рожа… мелькал где-то в документах. Но эта дурацкая шляпа…

Ничего особо умного старший лейтенант Земляков больше выдумать не мог. Сейчас попросту пристрелят…

— Доктор Вельтце, — на броне во весь рост встала Катерина. — Та земля вас не примет.

Немецкий язык старшей лейтенанта Мезиной был так себе. Да что там, акцент просто ужасный. Но смысл слов вполне понятен.

— Вы меня знаете? — удивился немец. — Польщен. Сейчас вам выстрелят в затылок, прекрасная русская фройляйн, и вы навсегда перестанете и быть прекрасной, и издеваться над немецким языком.

К уху господина Вельтце (точно он, на фото выглядел более подтянутым) сунулся молодой немец, зашептал…

Евгения толкнули в грудь:

— Лицом к броне, предатель! — приказал гауптман, нетерпеливо взмахивая пистолетом.

— Да так стреляй, тупица, буду я еще крутиться, — огрызнулся Евгений. — Опомнитесь! Вас волокут прямиком в ад, глупцы. Потом вспомните, что вас предупреждали.

— Прекратить! — гаркнул доктор Вельтце отлично поставленным лекторско-ораторским голосом. — Это «товарищщ Месина», я правильно понял?

— Почти верно, — подтвердила Катерина, пиная сапогом руку, пытавшуюся ухватить ее за штанину.

— И вы тоже были тогда в Харькове? — немец наставил пухлый палец на Евгения.

— Не отрицаю. Вот господин Найок меня отлично помнил, сразу узнал, — несколько натянуто усмехнулся Евгений. — Вы знаете, что штурмбанфюрер вовремя взвесил шансы и предпочел остаться здесь, сотрудничать с нами.

— Плевать на этого гнусного многоликого хитреца, — процедил Вельтце. — Хватит разговоров. Заберите русских, позже к ним будет много вопросов. Расстрелять их успеем. Не медлим! Инженер, у вас две минуты.

У старшего лейтенанта Землякова вырвали из кобуры пистолет, едва не выдрали карман вместе с запасным «Вальтером», сдернули полевую сумку, мимоходом двинули по почкам…

…Удар Евгений почувствовал, но слегка размыто — тошнота и головная боль давили все сильнее. Наверное, от этого и не смог найти нужные слова, убедить-уболтать. Хотя некоторые немцы из группы эвакуации «второго класса» слова русского парламентера явно запомнят, подсунул им психологическую мину товарищ Земляков, этого уже не отменить.

Немцы мимоходом заглянули в броневик, никого не углядели, потащили пленников на баржу. Большая честь — отправят в первой партии, на зависть избранным эмигрантам. Черт, да что ж организму так нехорошо⁈

Оттолкнули к леерам ограждения, тут не победившего, но сделавшего довольно много товарища Землякова не на шутку согнуло, очутился коленями на палубе, рядом сел-упал Митрич…

Напряжение в пространстве у портала нарастало: наряду с гудением в трюме напрягся, завибрировал уже сам воздух, организму стало совсем хреново. Немец, стягивающий проволокой руки за спиной пленного, с проклятием отшатнулся — Евгения стошнило…

…— это великий день! Мы последние граждане Рейха, покидающие погибшую, но не сдавшуюся Германию! Но она возродится — новая, юная, прекрасная и бессмертная!.. — взмахивал кулаком стоящий на борту над сходнями доктор Вельтце.

Вот же сволочь, людям плохо, выворачивает, а толстому упырю митинг подавай, торжественную обстановку. И голос такой отвратительный, самоуверенный.

Вообще помнилось досье на этого Вельтце смутно. Да и было оно лаконичным: местный уроженец, родился в Кранце[1]. Хирург, профессор, руководил университетской клиникой в Берлине, с 1943-го отвечал за медицинские исследования в ведомстве генерального комиссара санитарной службы и здравоохранения.

…— Мы возродимся, мы вернемся…