Когда рыбы встречают птиц. Люди, книги, кино - Александр Чанцев

Neko Case

Огненно-рыжая американка с украинскими корнями, пожившая в Канаде, Нико умеет выбирать названия для своих групп – Neko Case & Her Boyfriends или вообще The New Pornographers (да и само ее имя, Neko, если читать его как транскрипцию с японского, означает «кошка»). Та же «Википедия» определяет ее как «инди» (а ведь могла бы как «рок» или даже «музыка»…), хотя, скорее, поет она кантри, ок, инди-кантри, недаром среди ее кумиров значатся Нил Янг и Том Уэйтс. Ее альбом 2009 года «Middle Cyclone» закрепил успех предыдущего «Fox Confessor Brings the Flood» – так что теперь есть опасения, что Нико станет чаще появляться на обложке «Плэйбоя» и в шоу Леттермана (первое она с возмущением отвергла, а против второго не устояла…). А может, и дальше будет вдохновляться «Мертвецом» Джармуша и «Шоссе в никуда» Линча и сочинять песни вроде «Может, воробей»…

ANBB

Этот дуэт очень легко представить, если просто расшифровать инициалы аббревиатуры – Альва Ното, предпочитающий именоваться звуковым художником и изобретший уже парочку новых направлений в эмбиентовой музыке шумов, скрипов и фона, и Бликса Баргельд, которому после индустриально-урбанистической Einsturzende Neubauten и кейвовских креатур The Birthday Party и The Bad Seeds можно было бы, в принципе, лишь редкими записями стряхивать пыль со своего прижизненного памятника. Звук ANBB, кстати, отчасти уже был засвидетельствован в «Рушащихся новостройках» Бликсы (можно сравнить фоновые потрескивания в «I Wish I Was A Mole In The Ground Extended» ANBB и в «Silence is Sexy» Einsturzende Neubauten) и восходит к тем бледным небесам, где царят Брайн Ино и Джон Кейдж.

Chinawoman

Известная даже в наших краях канадская девушка с внешностью неизбалованной вниманием студентки-ботанки, очень низким голосом и русскими корнями (свое происхождение от балерины Кировского театра Мишель зафиксировала в песне «Russian Ballerina»). В интервью[394] русские слова она набирает кириллицей, в видеоклипах использует ретро-эротику («Aviva») и размышляет над природой девичьего одиночества («Party girl») и человеческих отношений («Lovers Are Strangers») в таком симпатичном не ностальгическом, а даже винтажном ключе, что ее паства не только из «социально замедленных» людей («God Bless My Socially Retarded Friends») определенно будет расти как на дрожжах. Достойное изобретение не только для хипстеров, но и для тех меланхоликов, кто уверен, что после бристольского трип-хопа в техно-музыке не было ничего достойного.

Lhasa de Sela

Совершенно волшебная девушка с улыбкой ребенка-эльфа, копной волос системного хиппи и незатухающими огоньками в глазах. Та же Бьорк уже выросла из этого состояния – Лхаса не успела, в 2009 ее скосил рак груди. Лхаса, кстати, не псевдоним, а настоящее имя. Родилась в Америке, в семье мексиканца и еврейки. Начала петь в греческом кафе латину и клезмер – как ее музыку определяют как world, так и она не только колесила между Америкой, Канадой и Францией, но и записывала фолк/рок песни на английском, испанском (полностью – альбом «La Llorona») и французском. На ее счету немногочисленные, но восхительные коллаборации («That Leaving Feeling» для сольного альбома солиста Tindersticks Стюарта Стэйплза) и всего три альбома. Средиземноморские мелодии, под которые танцевать в каком-нибудь фильме Кустурицы («De cara a la pared») и пронзительные, уже с того света, треки с последнего диска («Rising») – это песни блейковских невинности и опыта, принятия Бога («My Name»), в радости или смерти, одинаково. Фанаты до сих пор под ее песнями в youtube или на ее страничке в Facebook пишут на всех языках спасибо и как жаль, что она ушла. Действительно безумно жаль, Лхаса…

CocoRosie

Не последние еще в нашем списки барышни со смещенной, так сказать, национальной идентичностью – сестры Бианка и Сьерра Кэседи родились в Америке (в их матери смешалась индейская и сирийская кровь), но потом их пути при разводе родителей разошлись: та же Сьерра столько жила в Париже, где хотела стать оперной дивой, что в интервью ее английский звучит как неродной. После обретения друг друга сестрички заперлись в ванной («там лучше акустика и больше уединения») на Монмартре и записали первый альбом. Названием группы стали имена, которыми звала их эксцентричная мать в детстве. На популярность сыграл, видимо, и их имидж – сестры одеваются то в парчовый винтаж, то в хулиганские рэп-наряды, любят пририсовывать себе эспаньолки и, обнимаясь, проповедовать LGBT и феминиидеи. Музыка, впрочем, не отстает как по тематике – барышни любят петь про виселицу («Gallows»), красивых гей-мальчиков в духе Жене («Beautiful Boyz» в дуэте с Antony) и Бога женского рода («God Has a Voice, She Speaks Through Me»), так и исполнению («мяукующий» голос Бианки, оперные кунштюки Сьерры и хип-хоп сопровождение). Эксперименты касаются как форм (настоящий артистический терроризм в духе Триера был весело предъявлен в зонге «Japan» – начинающемся как разудалое караокэ и припасшем шумовую оперу под конец), так и сайд-проектов («Metallic Falcons» Сьерры играет более холодную музыку, похожую на жидкий азот, спрыснутый эфиром). Четвертый альбом «Серые океаны» вышел в прошлом году, а сейчас их музыку можно услышать то на показе мод Прада, то в гей-зомби фильме «Отто, или В компании мертвецов» (Б. Ля Брюс, 2008).

Ordo Rosarius Equilibrio

Шведам повезло – их у нас не только знают, но они у нас даже концертировали. Что и понятно – металл, особенно «медляки», в нашей стране традиционно в цене. Впрочем, с металлом у них не так просто – их называли и «апокалиптик-роком», и постиндастриалом, и неофолком, и даже martial industrial music. Глубокий голос, мужественная музыкальная подкладка, песни с неизменно длинными названиями («Where I Stand on the Holy Mountain and Pray 4 the War», например) с готическим флером и богоборческо-сексуальным подтекстом: Томас Петтерсон и меняющиеся при нем блондинки с видом бывалых доминатрикс играют то, что лучше б назвать нежным садо-мазо. У Ordo Rosarius Equilibrio есть мелодичность, артистичность (даже фото дуэта в юбках не доходят до грани пошлости и кэмпа) и настроение (вернее, умение манипулировать оным), что выделяют их из массы готик/фрик групп/шоу. Убедиться в этом просто – клип на песню «Imbecile, My Idiot Lover» обладает эффектом буквально вирусного видео: проверено на друзьях в ЖЖ и Facebook….

Jolie Holland

Мрачная американская красавица (потусовавшаяся и в Канаде, как многие ее компаньонки из этого списка), предстающая то кантри-дивой из прошлого, то готической принцессой из наших дней. Числит себя почитателем Сида Баррета («Dark Globe»), в ряды ее поклонников записался сам Том Уэйтс – так как сама Джоли исполняет надрывные кантри, блюзы и рок, то именования «Том Уэйтс в юбке» ей не миновать. Серьезный вид, медитативные мелодии, независимая поза – до широкой известности ей далеко. Да и прививку готичной некрофильской эстетики к мелодике кантри поняли далеко не все по обе стороны баррикад. Пока остается автором самой известной своей песни «Old Fashioned Morphine» с прекрасным текстом о том, что продукт, подходившей Уильяму Берроузу, Изабель Эберхардт (швейцарской феминистке конца 19 века, отправившейся в юном возрасте в Северную Африку в мужском наряде и потом описавшей свои мистические трипы с суфиями) и бабушке исполнительцы, самой Джоли повредить уж никак не может…

Gavin Friday

Едва ли не самый утонченный экстравагант, чья изысканная оригинальность равно пропорциональна степени его недокакбы известности. Оскар Уайльд от рока, католический трансвестит, Иоанн Богослов от ирландской музыки, где Иисусом – Боно из U2. Сравнение с Боно, его другом детства, вообще многое объясняет: если первый отвечал за солнечное мессианство попа, то Гэвин – за лунный маргинальный рок. Начинал Гэвин (настоящее имя – Фионан Мартин Ханви) с братом Эджа из U2 и Гугги в Virgin Prunes, до сих пор весьма уважаемой в узких кругах декаданс-кабаре-панк группировке. Потом, размениваясь на живопись, познавательные экзистенциальные и жизненные кризисы и т. п., выпустил три сольных диска вместе с мультиинструменталистом Морисом Сизером, гениальных без скидок: «Each Man Kills the Thing He Loves» (одноименной песни подпел бы, думается, и сам автор Уайльд), «Adam 'n' Eve и, венец всего, «Shag Tobacco», который стал бы лучшим трип-хоповым альбомом, если бы трип-хоп ассоциировали с мужским вокалом и если бы Гэвина хоть раз оценили по достоинству. На вкладыше к «Махорке» Гэвин под сенью грамофона в тени лежит в ванне с накрашенными черным ногтями, поет оммажи Марку Болану и Карузо («Caruso») и показывает красную карточку этому веку («My Twentieth Century») потерянных в дублинских рассветах трансвеститов («Dolls») и безнадежной любви. Цитировать хочется весь трэклист альбома, но нужно остановиться, как сделал сам Гэвин. Он то уходил в высокое искусство – выступал на поэтических фестивалях с чтением сонетов Шекспира и перелагал вместе с Боно прокофьевских «Петю и волка», то снисходил до более низкого жанра – мелькал в кино («Завтрак на Плутоне») и массированно писал для него музыку вместе с все тем же вездесущим Боно и прочими своими старинными коллабораторми – «Во имя отца», «Баския», а также для более попсовых «Ромео+Джульетта» («Angel») и «Мулен Руж!» (дует с Боно опять же из T.Rex «Children of the Revolution»). Гэвин и сам снимался в кино – эпизодическая роль в «Завтраке на Плутоне» Нила Джордана, вообще снисходил иногда до странных и удачных экспериментов – записал, например, две песни для двойного диска «Rogue's Gallery: Pirate Ballads, Sea Songs, and Chanteys» – сборника шанти, песней британских пиратов, в котором отметились люди уровня/спектра Лу Рида и Брайна Ферри, Ника Кейв и Джарвиса Кокера… В Страстную пятницу этого года после 16-летнего молчания Гэвин выпустил альбом «католик» (именно так, с маленькой буквы), на обложке которого он лежит в гробу, укрытый ирландским флагом, как герой Ирландии Майкла Коллинза на известной картине. Поет Гэвин, впрочем, больше о том, как жить, потеряв себя, после любви и без Бога. Это совсем другая музыка – очень взрослая, очень мужская – и спродюссирована она, кстати, Кеном Томасом (Throbbing Gristle и Cocteau Twins). В альбоме есть также эссе «Реквием по умирающим», неизменные благодарности Боно и его жене, и музыка, которую Лиффи иногда напевает своим верным сыновьям поневоле вроде Уайльда, Джойса, а теперь и рокеров.