Властелин колец - Джон Толкин

– Как ты думаешь, мы не заблудились? — спросил Пиппин, устраиваясь поудобнее у подножия огромного древесного ствола. — Я думаю, надо идти вдоль ручья, тогда хоть назад можно будет вернуться.

– Пойти–то можно, вот только ноги не идут, — вздохнул Мерри. — Ты чувствуешь, какой здесь воздух?

– Душно очень, и туман какой–то… — отозвался Пиппин. — Мне вспомнилась старая комната в Большой Усадьбе Туков: огромная, знаешь, такая усадьба, мебель там не меняли и не двигали много поколений. Говорят, Старый Тук жил очень долго, а комната старела и дряхлела вместе с ним. Потом он помер, лет сто назад, но там все равно ничего не изменилось. Ну, так это пустяки по сравнению с древностью этого леса. Посмотри, как ветки обросли лишайником! А на деревьях полно старой листвы, похоже, она никогда и не опадает. Странно. Не могу представить, как здесь будет весной — если она когда–нибудь сюда придет.

– Но солнце–то должно иногда появляться, — сказал Мерри. — Я помню, как у Бильбо описано Сумеречье. Там была сплошная темень, скрывавшая страшные вещи. А здесь просто душно. Деревья, что ли, очень густо растут? По–моему, здесь никакой зверь долго не выживет.

– Да и хоббит, пожалуй, тоже, — проворчал Пиппин. — Как подумаю, что придется тащиться через этот лес, так тошно становится. К тому же едой здесь и не пахнет. Сколько у нас припасов?

– Маловато.

Они посмотрели, что осталось от эльфийских лепешек: раскрошенные кусочки, которых хватит не больше чем на четыре–пять полуголодных дней, вот и все.

– И у нас нет ни одного одеяла, — сказал Мерри. — Куда бы мы ни пошли, ночью все одно замерзнем.

– Насчет дороги лучше решать сейчас, — подумав, произнес Пиппин. — Должно быть, наступает утро.

В этот миг они заметили слабый желтоватый свет, проглядывающий сквозь деревья; казалось, солнечные стрелы там внезапно пробили крышу леса.

– Привет! — воскликнул Мерри. — Похоже, пока мы сидели здесь, солнце забежало за тучку, а теперь опять выбежало, а может, просто поднялось повыше, чтобы выглянуть сквозь какой–нибудь просвет. Он, должно быть, недалеко. Пойдем посмотрим.

Оказалось, это дальше, чем они предполагали. Местность постепенно поднималась и становилась более каменистой. Свет разливался все шире, и скоро они оказались у скальной стены: не то перед склоном холма, не то перед отрогом дальнего хребта. Здесь не росло ни одного деревца, и солнце ярко освещало вершину. Насколько запущенным и серым выглядело все раньше, настолько теперь лес светился коричневыми и темно–серыми оттенками коры, гладкой, как полированная кожа. Ветви подёрнулись зеленоватой дымкой — первый признак весны.

На крутом каменистом склоне обнаружилось нечто похожее на лестницу. Её грубые и неровные ступени проточили, скорее всего, вода и ветер. Высоко, почти вровень с вершинами деревьев, виднелся уступ, над ним нависала отвесная стена. Уступ порос травой, его украшал огромный корявый пень с двумя изогнутыми ветвями; в неверном утреннем свете он напоминал фигуру какого–то старика.

– Айда наверх! — радостно воскликнул Мерри. — Подышим вволю и осмотримся!

Они полезли вверх. Если лестницу и делал кто–то, то явно рассчитывая на ноги побольше и подлиннее, чем у хоббитов. Они были слишком возбуждены, чтобы заметить и удивиться, как необыкновенно быстро зажили рубцы и язвы, оставшиеся после плена, как быстро вернулись силы. Они забрались на край уступа, почти у подножия старого пня; став спиной к холму и глубоко дыша, посмотрели на восток. Оказалось, что в глубь леса они прошли всего три–четыре лиги. Вершины деревьев спускались по склонам к долине. Там, у самого края леса, очень далеко, поднимались клубящиеся столбы черного дыма, волнами плывшего по направлению к ним.

– Ветер меняется, — сказал Мерри, — и опять с востока… Чувствуешь, как холодает?

– Да. Боюсь, что солнце проглянуло ненадолго и скоро все опять затянет тучами. Как жаль! Этот старый запущенный лес при солнечном свете совсем другой. Я почти полюбил его!

– Почти полюбил лес! Вот это славно! Очень любезно с вашей стороны, — произнес странный голос. — Повернитесь–ка, дайте взглянуть на ваши лица. Похоже, вы мне не очень–то нравитесь, однако не будем спешить. Повернитесь!

Большие узловатые ладони легли на их плечи, и их повернули, мягко, но настойчиво; затем две огромные руки подняли их.

Перед хоббитами было совершенно необычное существо. Оно походило не то на человека, не то на тролля, футов четырнадцати ростом, с длинной головой и почти без шеи. Гладкая коричневая кожа рук мало походила на грубую серо–зелёную кору, покрывавшую остальное тело. На огромных ногах было по семь пальцев. Нижняя часть длинного лица заросла широкой седой бородой, кустистой, у основания напоминавшей тонкие прутья, а на концах похожей на мох. Но в первый момент хоббиты не заметили ничего, кроме глаз. Эти глубокие глаза теперь разглядывали их, сосредоточенно, очень проницательно. Они были коричневыми, в их глубине то и дело вспыхивал зеленый огонек. Потом Пиппин часто пытался рассказать о своем первом впечатлении от этих удивительных глаз. Казалось, их наполняет вековая память и долгие, медленные, размеренные размышления, а поверхность их искрится настоящим: так бывает, когда солнце играет в кроне гигантского дерева или на волнах очень глубокого озера. «Не знаю, но мне почудилось — говорил он, — будто что–то, что росло в земле — сонное вроде как — вдруг пробудилось и изучает нас так же медленно, как жило на протяжении бесконечных лет».

– Грумм, хумм, — пробормотал голос, низкий, как у какого–нибудь деревянного духового инструмента. — Очень странно! Не спешить — вот мое правило! Если бы я увидел вас прежде, чем услышал голоса, — а мне они понравились, приятные голоски, они напомнили мне что–то, но что, я не могу вспомнить, — если бы я увидел вас прежде, чем услышал, я бы попросту раздавил вас, приняв за маленьких орков, и лишь потом обнаружил бы ошибку. Очень вы странные в самом деле. Корни и ветви! Очень странные!

Пиппин хотя и не оправился от удивления, но больше не боялся. Под взглядом этих глаз он чувствовал скорее любопытство, чем страх.

– Простите, — осведомился он, — вы кто? Или… что?

Подозрительность и настороженность промелькнула в старых глазах; глубина их как–то изменилась.

– Грумм… — ответил голос. — Ну, я — энт. Во всяком случае, так меня называют. Да, энт, вот это самое слово. Некоторые называют меня Фангорн, другие — Древобород. Пусть будет Фангорн.

– Энт? — переспросил Мерри. — Я такого и не слыхал. А вы–то сами как себя зовете? Как ваше настоящее имя?