Ангел-мститель (СИ) - Ирина Буря

они всеобщий воздух загрязняют. Наоборот — они у нас сочувствие вызывают, поскольку первыми подвергаются воздействию ядовитых веществ.

Вначале ребята поглядывали на меня с удивлением, но я ежедневно вслух подчеркивала, насколько важно для нас сотрудничество с Франсуа и что поставить его под угрозу не должна ни некомпетентность, ни самоуверенность, ни какие бы то ни было личные настроения. Лариса с готовностью кивала и задавала вопросы. Дельные. Ребята успокоились, я тоже. Франсуа получит подготовленного переводчика, Сан Саныч — подготовленного переводчика и толкового менеджера в одном лице, коллектив — передышку от наскоков Ларисы, которой придется совмещать две должности. А к ее личным качествам вернемся через годик с небольшим.

Вот так и подошел мой последний день в офисе. Ощущение было какое-то странное: умом я понимала, что довольно долго здесь не появлюсь, но трепета, как перед обычным отпуском, никак не возникало. Когда знаешь, что у тебя впереди всего пара недель свободы, очень хочется каждый день из них за три прожить. Причем в полной уверенности, что вернешься потом на родное рабочее место, похвастаешься отдыхом, узнаешь все новости (благо, радикально за такое время ничего не успеет измениться) и заживешь вновь обычной привычной жизнью.

Я же понятия не имела, когда вернусь и, главное, сюда ли — оттого, наверно, у меня как-то щемило на сердце. И, кроме того, эта работа никогда не была для меня простым источником средств к существованию, а в последнее время она настолько тесно переплелась с моей личной жизнью, что у меня возникло ощущение, словно посреди увлекательного фильма у меня свет отключили. Жди теперь, пока тебе кто-то из знакомых расскажет, что там дальше случилось. И даже если ни одной детали не упустит, все равно — совсем не то, как если бы своими глазами увидеть.

Мне устроили прощальный обед и наговорили кучу смешных и трогательных слов. Прощались со мной по-разному.

Сан Саныч — с обреченным смирением вынужденного заделывать брешь в штатном расписании руководителя, потерпевшего поражение в противостоянии с гражданином, призванным приветствовать увеличение численности народонаселения страны.

Ребята — с болезненным оживлением компании единомышленников на проводах решившего попробовать себя в другой области приятеля.

Тоша — с угрюмой подавленностью единственного оставленного на последней стоянке для обеспечения координации действий члена экспедиции к жерлу проснувшегося вулкана.

Лариса — с плохо скрытым возбуждением лейтенанта, узнавшего из верных источников об уже подготовленном приказе о присвоении новых званий в связи с переводом всех старших офицеров в другую часть.

Я же старательно представляла себе вольную, безмятежную жизнь, в которой каждый день у меня будет, как выходной.

В понедельник я по привычке подскочила ни свет, ни заря и очнулась лишь в ванной, где меня настиг удивленный вопрос моего ангела: «Ты куда собралась?». Идти назад в кровать как-то неудобно было, пока он энергично и деловито, как всегда, на работу собирался. Да и завтрак потом самой разогревать не хотелось. В результате в полдевятого утра я осталась одна дома — с огромным количеством свободного времени на руках и полным отсутствием планов, чем его занять.

Первой возникла мысль об уборке. В самом деле — в кои-то веки можно спокойно, не спеша, привести дом в порядок, не мучаясь осознанием того, что безвозвратно утекают драгоценные минуты короткого выходного.

Не прошло и часа, как я обнаружила, что уже совершенно отвыкла убирать в одиночестве. Мой ангел всегда умудрялся так рационализировать этот процесс, что и время не замечалось, и усталость накапливаться не успевала. А его квартирой я вообще никогда сама не занималась. И потом — уборка с ним всегда превращалась в некое соревнование, и мы постоянно обменивались шутливыми замечаниями, подогревающими стремление выйти в лидеры. Теперь же в доме, как в школе летом, стояла какая-то непривычная тишина, которая очень скоро начала действовать мне на нервы.

Я принялась строго отчитывать себя за детские фокусы — вслух, благо, рядом никого не было, чтобы указать мне, что беседы с самим собой никогда не были хорошим признаком — и дело пошло веселее. К вечеру я была твердо уверена в существовании всех необходимых частей своего тела, хором заявляющих мне об этом факте ноющими и тянущими ощущениями, но достигнутый результат вызвал во мне прилив гордости. Глянув на часы, я поняла, что вполне успею и ужин моему тяжко трудящемуся ангелу приготовить.

В самом разгаре этого благородного начинания он и вернулся домой.

Не успела хлопнуть входная дверь, как он уже оказался на кухне, подозрительно втягивая носом воздух.

— Ты что делаешь? — озадаченно поинтересовался он.

— Ужин, — гордо ответила я, оторвав на мгновенье взгляд от плиты.

— Угу, — невразумительно промычал он, и вздохнул. — Ну, иди и отдохни, я сам все закончу.

— Что такое? — возмутилась я.

— Татьяна, мы же оба с тобой прекрасно знаем, что готовить ты не умеешь, — терпеливо объяснил он. — Так что оставь это дело мне — мне совершенно не улыбается каждый день за новыми продуктами бегать.

— Да я же все точно так, как ты делала! — растерянно воскликнула я.

— Правильно, — согласился он со своей обычной, доводящей меня до бешенства снисходительностью. — Но если меня поставить ремонт делать — с детальной инструкцией — у меня все равно ничего не выйдет. Или посадить твоими переводами заниматься — я через полчаса взвою. Так что давай — каждый своим делом заниматься будет.

От признания хоть каких-то моих способностей обида поуменьшилась, но я все равно вышла из кухни, не сказав больше ни слова. Из принципа. Мог бы и спасибо сказать за желание встретить кормильца горячей пищей.

Через полчаса он позвал меня за стол, и мне пришлось признать (мысленно, конечно), что лучше ему и дальше оставаться единственным кормильцем семьи. Мне показалось, что он старательно замаскировал все мои усилия всяческими соусами с приправами, но то, что оказалось под ними, отдавало горечью разочарования, вызванного в благородных дарах природы столкновением с варварским обращением.

— Ну, и как ты день провела? — спросил он, отвлекая меня от самоуничижительных выводов.

— Убирала, — буркнула я, приободрившись от возможности поправить слегка пошатнувшийся уровень самооценки.

— Что ты убирала? — замер он с наполовину поднесенной ко рту вилкой.

— Квартиру, — скромно ответила я, не желая выпячивать свой главный в тот день геркулесов подвиг.

Он медленно обвел глазами кухню и даже привстал, чтобы выглянуть на балкон. Ну, кто бы сомневался, что его порядок в этом месте в первую очередь заинтересует!

— Ты, что, и окна мыла? — В голосе его прозвучало такое потрясение, что я почувствовала умиротворение — действительно, каждому свое.

— Естественно, — небрежно