Плач Агриопы - Алексей Филиппов

- Идти можешь? — экскурсовод заглянул экскурсантке в глаза.

- Да, без проблем. — Елена снова поморщилась, когда наступила на раненую ногу. — Ты не волнуйся: я не истекаю кровью, — просто от неожиданности вскрикнула, когда порезалась.

- И ты меня извини, — руки Павла слегка дрожали: он всё ещё боялся за девчонку. — Я же мог как-то по другому… ну… до общаги твоей тебя доставить… Мы же не в лесу… Тут Москва, как никак, цивилизация…

- Да и я могла по-другому — чего уж теперь. — Елена улыбнулась — доброй, широкой улыбкой. — Хотя… мне нравится с тобой гулять — ты хороший гид. Только по кладбищам меня не води — это не моя тема. Это для сатанистов — в самый раз. А я — болею на кладбищах.

- По Ваганьковскому — настоящие экскурсии водят, — оправдывался Павел. — Это ж как показ мод, только среди покойников: чьё надгробие лучше, чья аллея держит рекорд по посещаемости.

- Так не всегда было, — Елена покачала головой. — Я чувствую… Точно ведь? Не всегда был этот заупокойный гламур?

- Не всегда, — нехотя согласился экскурсовод. — В Москве в самую давнюю старину покойников прямо посреди города, возле церквей хоронили, на церковных кладбищах или монастырских: где при жизни молился, там же и упокоился. А потом случилась чума. В конце восемнадцатого века. Семнадцать — семьдесят один: как номер справочной службы. Легко запомнить. Это год, когда чума злобствовала сильнее всего. Каждый умерший от неё превращался в биологическую бомбу. В те годы это уже понимали. И тогда Сенат постановил чумных хоронить только за городом. А здесь — и был загород. Злачное местечко. Бродячие артисты жили, кабаки стояли. Решили, что кладбище — нужней. Вместо медведей на цепи и мужиков с балалайками — братские могилы появились. Много там тех, что без роду, без племени, — одно слово: чумные. Но их имён и тогда-то не знали, а уж сейчас — совсем всё позабылось. Один гламур остался. Тот самый. Заупокойный. Это ты хорошо сказала.

- Ладно, — Елена вдруг взяла Павла под руку — может, просто оперлась о него для устойчивости, — так и быть, давай прошмыгнём мимо — как мыши. Веди меня, мой Вергилий, спасший меня от верной смерти.

Ирония девчонки теперь тоже казалась доброй, как и улыбка. Павел будто на крыльях полетел, не замечая усталости. Елена еле поспевала за ним.

Она вообще устала сильнее провожатого. Начав прихрамывать ещё до того, как порезала ногу, после инцидента с консервной банкой она и вовсе сбавила темп ходьбы. Чтобы преодолеть два километра — от кладбища до Ленинградского проспекта и метро «Динамо» — пришлось убить больше часа. Плелись, глядя, преимущественно, под ноги. Беговая беседка Московского ипподрома, с ажурной башенкой и эффектной колоннадой, не заинтересовала измученную Елену, хотя Павел и поведал кое-что из истории этого места, а заодно рассказал, что, в начале двадцать первого века, на ипподроме можно увидеть даже верблюжьи бега и гонки на собачьих упряжках.

Широкая «Ленинградка» показалась обоим горе-путешественникам настоящим океаном — безбрежным простором, который пугал. Смертельно уставшие экскурсовод и экскурсантка замерли в двух шагах от проезжей части.

- Пожалуй, я созрела для того, чтобы рискнуть прокатиться в метро, — выдохнула Елена, через прищур взирая на вестибюль станции «Динамо», чем-то неуловимо смахивавший на спичечный коробок.

- Пожалуй, так и сделаем, — в тон ей ответил Павел. — До открытия метро — чуть больше двух часов. Не критично.

- Тебя что, дома никто не ждёт? — девчонка окинула провожатого с ног до головы внимательным взглядом.

- Родители… Они привычные, — буркнул тот. — Я иногда у приятелей в общаге ночую… Мы договорились: если я двое суток не появляюсь — они бьют тревогу. Если меньше отсутствую — относятся с пониманием.

- Ты мне ни разу не сказал, что я тебе понравилась, — задумчиво проговорила Елена. — А ведь провёл со мной ночь, как ни крути.

- А надо было сказать? — тихо уточнил Павел.

- Неа, — девчонка быстро мотнула головой; светлые волосы взметнулись вверх и мягко опали, как платье танцовщицы, закончившей кружиться. — Терпеть не могу болтунов.

- А я и есть болтун, — одно слово: экскурсовод.

- Экскурсоводы не болтуны, — Елена забавно покачала пальчиком. — Они — сказочники. А сказочников дети любят, и старики. Это о многом говорит. О хорошем говорит…

- А ты — любишь сказки? — Павел взял в руку девчонкину ладонь, и та не отстранилась.

- Конечно, люблю, разве не заметно?

«Бррр-чих-чих-чих», — носы путешественников забило гарью. Рядом с ними остановился старый самосвал.

- Эй, молодёжь! — из кабины высунулся добродушный полноватый мужичок. Даже в тускловатом свете электрического фонаря было видно, как во рту, на самом видном месте, у него блестит золотой зуб. — Подскажите, как в Шереметьево проехать?

- В аэропорт? — Павел оживился, немедленно превратился в географа-москвоведа.

- Так точно, — по-военному отрапортовал водитель. — Там стройка — мне туда, значит, и нужно.

- Хотите, мы вам дорогу покажем? А вы нас в Химки забросите. Это по пути.

- Не вопрос, — мужичок широко улыбнулся. — У меня в кабине — как раз три места. Два, считайте, ваши. Я из Рязани еду — мне только в радость попутчики, я — разговорчивый.

- Мы сейчас, мы мигом, — заторопился Павел. Но, уже поставив босую ногу на масляную ребристую ступень кабины грузовика, обернулся к Елене:

- Ботинки я у тебя забирать сегодня не стану — и не проси. — Он произнёс это так жалобно и, вместе с тем, напористо, — так неожиданно и не к месту, — что девчонка удивлённо приподняла брови. Потом, словно бы что-то для себя уяснив, улыбнулась:

- Завтра за ними зайдёшь? — спросила, а в глазах у неё мерцали чудесные крохотные светлячки.

- Точно, — Павел улыбнулся в ответ. — Именно так, и никак иначе: завтра зайду. — Он чуть замешкался. — Ну, то есть, по-календарному завтра. День, ночь и снова день. Сентябрь закончился три часа назад — и прошлый день закончился, а новый — начался.

- Ага, — поддакнула Елена.

- Молодёжь, давайте-ка поживей. Или выйти и подсадить? — золотозубый здоровячок устал ждать.

- Мы уже здесь, — ответил Павел. — Можно ехать. А ничего, что я — босиком?

- Спортсмен, что ли? — вопросом на вопрос ответил водитель.

- Путешественник.

- Тогда валяй, путешествуй босиком, — здоровяк звонко рассмеялся. — Я в твои годы ещё не то творил, потом образумился.

Двигатель машины взревел. Павел нащупал в мягком полумраке кабины пальцы Елены и крепко их сжал. Грузовик, словно могучий корабль, начал выбираться в открытый океан многополосного шоссе. И Павел не сомневался: впереди — только открытия: Америки, Индии и прочих неведомых земель. Потому что дорогу осилит идущий.