Паж герцога Савойского - Александр Дюма

— Раз ваше величество так понимает это, — ответил Вьейвиль, — мне остается только просить у него прощения за то, что я осмелился сказать… И если все же с королем случится несчастье, он может быть убежден, что я буду сожалеть о самом несчастье, а не о патенте.

И он надел ему на голову легкий шишак.

В эту минуту вошел адмирал Колиньи.

Он был в доспехах, только без шлема: его нес за ним паж.

— Соблаговолите извинить меня, государь, — сказал он, — но я хотел бы знать, не изменилось ли что-нибудь в расписании этого последнего дня: говорят, что турнир кончится общей схваткой. Я хотел бы знать, правда ли это, потому что если схватка состоится, то я хотел бы сказать по этому поводу вашему величеству нечто важное.

— Нет, — ответил король, — схватки не будет, но все же скажите мне то, что сказали бы в том случае, если бы она была.

— Государь, — сказал Колиньи, — простите мне вопрос, отнюдь не вызванный простым любопытством… С кем вы собираетесь преломить копья?

— Дорогой адмирал, — ответил король, — тут нет никакого секрета; должно быть, вы очень глубоко погрузились в богословские споры, раз вы этого не знаете: сначала с герцогом де Гизом, потом с герцогом Немурским и, наконец, с герцогом Феррарским.

— И больше ни с кем, ваше величество?

— Думаю, что нет. Адмирал поклонился.

— Тогда, ваше величество, я счастлив и доволен тем, что узнал, и прошу у вас разрешения удалиться.

— Да, дорогой адмирал, — сказал, смеясь, король, — немного же вам надо для счастья и довольства!

И, обращаясь к Вьейвилю, он добавил:

— Вьейвиль, велите трубачам трубить, боюсь, что мы опаздываем. Протрубили трубы, и начались состязания.

Сначала, как и сказал король, состоялся поединок между ним и герцогом де Гизом; он был великолепен. Соперники проявили всю свою ловкость, но при третьей схватке удар короля был так силен, что г-н де Гиз потерял оба стремени и был вынужден схватиться за луку седла, чтобы не упасть.

Победа досталась королю, хотя многие утверждали, что виной тому не герцог де Гиз, а его норовистая лошадь.

Потом пришла очередь Жака Савойского. Король приказал подтянуть у своей лошади подпруги и сам выбрал с большой тщательностью копье.

Мы уже говорили, что в этих рыцарских играх герцог Немурский проявлял большую силу и ловкость и пользовался лестной известностью.

И он ее подтвердил, но и король оказался достоин своей репутации. При третьей схватке конь Жака Савойского рухнул, а так как и соперник и конь под ним стояли твердо, судьи объявили короля победителем.

Наконец трубы дали сигнал к последнему поединку. Он должен был состояться между королем и герцогом Феррарским.

Альфонс д'Эсте был опытен в этих играх (позже он разорит свое герцогство праздниками, турнирами и конными состязаниями), но это был не тот противник, кто мог беспокоить Генриха II. Королева Екатерина, смотревшая на все поединки с подлинной тревогой, начала понемногу успокаиваться.

Звезды сказали ей, что если 30 июня пройдет благополучно и в этот последний день никакого несчастного случая не произойдет, то за ее мужа можно больше не опасаться, и он будет править Францией долго и счастливо.

Протрубили трубы; король и герцог Феррарский трижды съезжались и обменивались ударами. В третий раз Альфонс потерял оба стремени, а король остался недвижим.

Таким образом, король победил.

Но его это не устраивало. Не было еще и четырех часов дня, аплодисменты опьяняли его, и ему не хотелось покидать ристалище.

— Ах, черт побери! — воскликнул он, услышав, как судьи кричат, что все кончено. — Уж очень легко и просто я стал победителем.

И тут он увидел Монтгомери, стоявшего в полном вооружении, только без шлема, в бастионе нападающих.

— Эй, Монтгомери, — крикнул он, — господин де Гиз мне сказал, что во время вчерашнего поединка вы едва не вышибли его из седла и что он не видел более сильного соперника, чем вы. Так вот, я пойду выпью стакан вина, чтобы освежиться, а вы живо надевайте шлем, и мы преломим копья в честь наших дам.

— Государь, — ответил Монтгомери, — я с величайшей радостью принял бы честь, которую король соизволил мне оказать, но здесь больше нет копий, все израсходованы!

— Если с вашей стороны нет копий, Монтгомери, — ответил король, — то с моей еще есть; я сейчас вам прошлю три штуки, чтобы вы могли выбрать.

И, повернувшись к конюшему, он сказал:

— Эй, Франц, три копья, да покрепче, для господина Монтгомери!

Потом он спешился, вернулся в свой бастион, приказал снять с себя шлем и попросил пить.

В ту минуту, когда он уже держал чашу в руке, вошел герцог Савойский.

— Чашу герцогу Савойскому! — сказал король. — Я хочу, чтоб он выпил со мной: он — за мадам Маргариту, а я — за свою даму.

— Государь, — ответил Эммануил, — с радостью сделаю это, но сначала я должен выполнить поручение.

— Говорите, — ответил король, сияя от удовольствия, — я слушаю.

— Я пришел от имени королевы Екатерины просить вас больше не выходить сегодня на поединок. Все прошло благополучно, и она страстно желает, чтобы ваше величество этим и ограничились.

— Ба, — воскликнул король, — разве вы не слышали, зять, что я вызвал господина де Монтгомери и послал ему копья на выбор? Скажите королеве, что я выйду на этот поединок ради любви к ней, а потом, после него, все будет кончено.

— Государь… — попробовал настоять герцог.

— Чашу! Чашу герцогу Савойскому! И за то, что он выпьет за здоровье моей сестры, я верну ему маркизат Салуццо!.. Но ради Бога, пусть мне не мешают последний раз преломить копье!

— Нет, вы его не преломите, государь! — сказал какой-то голос позади Генриха.

Король повернулся и узнал коннетабля.

— А, это ты, старый медведь? Что ты здесь делаешь? Тебя тоже мучает жажда? Твое место — на ристалище.

— Король ошибается, — ответил Монморанси, — мое место на ристалище, когда оно открыто; но оно закрыто, и я больше не судья.

— Закрыто? — переспросил король. — Еще нет! Я должен преломить еще одно копье.

— Государь, королева Екатерина…

— Ах, ты тоже от нее?

— Государь, она умоляет вас…

— Чашу! Чашу коннетаблю! — прервал его король. Коннетабль, ворча, взял чашу.

— Государь, — сказал он, — после мира, о котором я договорился, я считал себя неплохим послом, но ваше величество мне доказывает, что мое мнение о себе было преувеличено и мне еще надо поучиться.

— Послушайте, герцог! Послушайте, коннетабль! — сказал король. — Давайте выпьем каждый за свою даму: вы, зять, за Маргариту, жемчужину из жемчужин; вы, коннетабль, за госпожу де Валантинуа, красавицу из красавиц; я — за королеву Екатерину… Герцог и вы, коннетабль, вы скажите ей, что я выпил эту чашу за ее здоровье и что это последнее копье я преломлю в ее честь.