Стальное зеркало - Анна Оуэн

— Да это сам дьявол… — бранится старший конюх, потом замечает Мартена. объясняет: — Не будет с ним сладу. Такие других хозяев не признают, он же выученный. Он расседлать себя позволил, когда понял, что иначе воды не дадут. Умный, зараза… его и возвращать-то бесполезно. Там только всех помнет… — кивок себе за спину. — Его ж еле изловили тогда, уж пристрелить хотели… два дня еще ничего так стоял, только шугал всех, а сейчас как взбесился, загородку проломил… Из-за грозы, видать.

Выученный. Здоровенная зверюга. Сильная. И выносливая. Конечно, кто как учит — не все признают только одного хозяина. Но де Рэ наверняка обучал под себя. В другое время пристроили бы жеребца. Слишком уж хорош. Сейчас он помеха. Значит, убьют.

— Вот так, — вслух говорит Мартен Делабарта. — Понял?

И ловит недоуменный взгляд конюха.

Когда длинногривая тьма разворачивается и целеустремленно идет на Мартена, конюх пытается тянуть его за руку, тащить за угол, встряхнуть, потом плюет и сам убирается в укрытие.

Рядом с фризским жеребцом Мартен Делабарта похож на ребенка. На ребенка рядом с обычным конем. А фриз похож на лошадь, твердо вознамерившуюся убить человека. Причем с особой изощренностью — подходит медленно, спокойно, без недавнего злого ржания.

Мартин грыз и без того обломанный ноготь и смотрел жеребцу за плечо.

Ничего интересного там не было. Стена. Знакомая. Но и в жеребце ничего интересного не было. Конь как конь. Только большой. И обучен хорошо. Так под одного всадника или все-таки нет? Фриз остановился в четверти шага от Мартена. Дохнул теплым. Нет. Не под одного.

— Седло принесите, — приказал Делабарта, гладя черную морду, фыркавшую ему в лицо — конь принюхивался к новому человеку.

Дождался, пока жеребца оседлают, пока принесут сумку с припасами, оглянулся, сплюнул через плечо, сел и поехал.

— Господин полковник Делабарта, — очень мягкий голос, как лучшее сливочное масло. И более не латынь и не толедский. Аурелианский. Да, Анна-Мария говорила, что господин посол Корво неплохо владеет нашим языком. Более чем неплохо… — Верно ли я понимаю, что первоначально по приказу епископа из Марселя были изгнаны вильгельмиане числом около тысячи, не нарушавшие присягу городу, но в том заподозренные?

Верно он понимает, верно. Это уже обсуждалось на совете еще до его женитьбы…

— Верно, — полковник не кланяется и не спрашивает, с кем имеет честь говорить, просто отвечает. — И не заподозренные. Никто их в магистрате и у нас не подозревал. Даже епископ.

— Далее епископ планировал казнь жителей города, опять же по ложному обвинению. Однако вместо этого в пределах города были… — пауза. Подбирает слово на неродном языке, — казнены захваченные вами арелатцы, числом двадцать пять. Посредством андреевских крестов. Далее вы, покидая Марсель, в сражении с некими людьми, предрекли городу участь епископа. Поправьте меня, если я ошибаюсь, господин полковник.

— Вы не ошибаетесь. Только я бы сказал «замучены до смерти». Казнь — это если по праву.

— Благодарю, — кивает Корво. — Я прошу прощения у присутствующих, но я настаиваю на том, чтобы господин полковник Делабарта точно и дословно воспроизвел все свои благопожелания в адрес города Марселя и жителей его.

— Точно и дословно? Я точно и дословно сказал… — в глазах марсельца нехороший огонек. — Если этот Богом проклятый и черту ненужный город, выбирая между своими людьми и дохлым поганым упырем, выбрал упыря — то пусть и проваливается к нему в преисподнюю. Весь. Прямо к Иуде — потому что иудино это дело. Под его осину до страшного суда. Живьем. Но это потом, а вы — уже сейчас. Первыми там будете.

Все, включая Его Величество и самого Пьера заполошно переводят глаза с Делабарта на Корво. Коннетаблю для этого приходится выворачивать голову через плечо, но дело того стоит. А ромейский молодой человек ведет совет, очень уверенно… но совершенно непонятно, куда.

— Очень жаль, господин полковник, — выговаривает после некоторой паузы Корво, и вот тут-то Клод все-таки кладет ладонь ему на руку, чуть выше края рукава, — что вы вообще говорили во время схватки, а тем более, что говорили нечто подобное.

— А что я им должен был сказать? — интересуется Делабарта. — Чтобы шли и впредь не грешили? Ну им каждое воскресенье говорили. А потом де Рэ повторил… по смыслу. Так не помогло.

— Господин полковник, вы никого не оставили в городе? Старших сыновей, других родственников? — Слова звучат очень мягко. Смысл… смысл потихоньку накатывает на Пьера, и ему делается холодно и скверно. Отчего-то ноет в левом плече.

— Всех я там оставил. Старших сыновей. Жену. Младшего, непохороненного.

— Именно поэтому я и сожалею о высказанном вами, — еще спокойнее и ласковее, хотя вроде бы уже некуда, отвечает Корво. — Я соболезную вашей утрате, господин Делабарта. Но я боюсь, что ваш праведный гнев и неправедные деяния епископа пойдут рука об руку.

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать лишь то, что епископ подтолкнул общину к нарушению всех законов человеческих, а вы прокляли город во время кровопролития. Я не буду удивлен, если с городом Марселем в ближайшее время случится именно то, что вы ему пожелали. Дословно.

— Но этого не… — это не Делабарта, это толедец.

— Может. — Посол улыбается. Скверно так улыбается, но не злорадно. — Я говорю это со всей ответственностью, как бывший священнослужитель. Может и бывает. Только очень редко. В последний раз это произошло в Мюнстере… во время франконской внутренней войны. Судя по всему, тоже случайно.

— Нам… — взрывается Людовик, хлопает ладонью по столешнице. — Не объяснит ли нам господин герцог Беневентский, что он хочет сказать?! — На чем Его Величество не останавливается, хотя следовало бы. Ветерок перепугано шарахается в сторону: нет, охладить королевский гнев ему не по силам. — В этом городе, в этом про… — король осекается, — безумном городе глупейшим образом убили ценнейшего пленного. Убивают епископов… собираются пойти на сделку с врагом! Но то, что говорите вы, Ваша Светлость!..

— Я полагаю, Ваше Величество, что нам нужна помощь Трибунала. Потому что мои знания носят… академический характер. — Послу королевский крик всецело безразличен, он слышит только суть, и в этом удивительно похож на своего соседа слева. Пьер ловит себя на том, что одно и то же качество у Клода считает недостатком, а у Корво — достоинством. — Я могу только сказать, что над Марселем стечением обстоятельств и злой, хотя, судя по всему, нецеленаправленной волей епископа, был совершен колдовской обряд, известный как «порча земли». В нужной последовательности. Результат обычно страшен.