Властелин колец - Джон Толкин

Идти пришлось долго. Пиппин попробовал было считать «энтийские шаги», но сбился на третьей тысяче. Как раз в это время Древобород начал замедлять шаг. Наконец он остановился совсем, поставил хоббитов на землю и, рупором поднеся ко рту ладони, протрубил в них: «Гу–умм! Гомм!» По лесу разнесся гул, отозвавшийся бесконечно повторяющимся эхом. Издалека послышалось такое же «Гумм, гум, гу–умм!». Но это было уже не эхо — это был ответ.

Древобород снова взял хоббитов на руки и пошел дальше; теперь он то и дело останавливался, чтобы послать в глубину леса новый призыв, — и с каждым разом ответный гул становился все ближе и громче. Наконец впереди выросла непроницаемая стена темных вечнозеленых деревьев, незнакомых хоббитам. Ветви начинались прямо от корней и были густо усажены темными, глянцевыми, как у остролиста, листочками — только без колючек. Соцветия с крупными лоснящимися бутонами оливкового оттенка упруго торчали кверху.

Древобород свернул влево, на утоптанную тропинку, ведущую к узкому проходу в этой великанской живой изгороди. За изгородью сразу начинался крутой спуск на дно большой балки, круглой, как чаша, широкой и очень глубокой, окаймленной темной стеной деревьев. Склоны и дно балки поросли травой; деревьев за изгородью уже не росло — только на самом дне чаши стояли три очень высокие и очень красивые серебристые березы. В балку спускались еще две тропы: одна — с востока, другая — с запада.

Несколько участников Совета прибыли чуть раньше. По двум другим тропам шагали новые. Два–три энта нагнали Древоборода по дороге. Хоббиты смотрели на энтов во все глаза. Они ожидали увидеть существ, как две капли воды похожих на Древоборода, думая, что энт от энта отличается не больше, чем хоббит от хоббита (во всяком случае, на взгляд чужака), и страшно удивились, обнаружив, что это совсем не так. Энты походили друг на друга не больше, чем деревья. Некоторые, казалось, были одной породы, но даже деревья одной породы растут каждое по–своему и претерпевают разные превратности судьбы; похоже было, что и с энтами происходило то же самое. Были здесь и энты разных древесных пород, не более схожие между собой, чем, например, бук с березой или дуб с елью. Явилось на Собор и несколько совсем древних энтов, бородатых и сгорбленных. Это были крепкие, матерые патриархи, но Древобород все равно выглядел старше всех. Много было высоких, могучих энтов, статных, одетых в превосходную, гладкую кору, похожих на лесные деревья в расцвете зрелости; но юношей и подростков не было вовсе, не говоря уже о детях. На широком травянистом дне балки собралось уже около двадцати обитателей Фангорна, и примерно столько же шествовало вниз по трем тропинкам.

В первую минуту Мерри и Пиппина поразила прежде всего разномастность собравшихся. У каждого кожа–кора была своего особого цвета, и друг от друга энты разнились необычайно. Они отличались обликом, пропорциями, ростом, толщиной, длиной рук и ног и даже количеством пальцев (от трех до девяти!). Только двое немного смахивали на Древоборода и были, по–видимому, сродни дубам или букам. Прочие энты напоминали другие деревья. Были тут и каштаны (смуглые, на коротких, могучих ногах, с растопыренными пальцами), и ясени (высокие, серые, многопалые и длинноногие), и ели (эти были выше всех), не говоря уже о березах, рябинах, липах… Но когда энты, окружив Древоборода, слегка наклонили головы и, пристально глядя на чужестранных гостей, тихо и мелодично загудели, между ними сразу же обнаружилось внутреннее родство. Главное, что объединяло их, — глаза: не такие, может быть, глубокие, не так много повидавшие, как у старого Древоборода, но одинаково вдумчивые, неторопливые, спокойные, и в глубине зрачков у них мерцали такие же зеленые искорки.

Когда все явились, участники Собора широким кругом обступили Древоборода — и завели разговор, странный и невразумительный. Энты принялись согласно гудеть и рокотать: один начинал, другой вторил, за ним вступали остальные — и вот уже хор загремел в полную мощь. Голоса то возвышались, то опадали в едином монотонном ритме. Иногда одна сторона круга смолкала; тогда нарастали голоса с другой стороны, накатываясь и откатываясь, словно морские волны, и постепенно стихая. Затем снова вступала противоположная сторона. Пиппин не мог разобрать ни слова. Ничего удивительного — ведь энты, скорее всего, держали совет на своем, энтийском языке. И все же их торжественное пение нравилось хоббиту, и поначалу он слушал во все уши; вскоре, правда, внимание его отвлеклось, и Пиппин начал всерьез побаиваться, что энты не успели еще пожелать друг другу доброго утра,– они ведь любят обстоятельность. Время шло, песня не смолкала… А что будет, если Древобород вздумает провести перекличку? Интересно, сколько дней это займет?

«Хотел бы я знать, как по–энтийски да и нет», — подумал он и широко зевнул.

Древобород не преминул это заметить.

– Хм! Хо, хэй, Пиппин! — пробасил он. Энты смолкли. — Я совсем забыл, что вы народ торопливый. Да и кому не наскучит слушать непонятные речи? Идите прогуляйтесь. Я вас представил, энты на вас посмотрели, согласились, что вы не орки, и порешили добавить в Список еще одну строчку. Больше мы пока ничего сделать не успели, но для Собора энтов и это едва ли не спешка. А вы, если желаете, пройдитесь по балке. Вон на том склоне есть родник — вода там хорошая, чистая, так что попейте, освежитесь. А нам надо еще кое о чем переговорить, прежде чем начнется главная работа. Я буду время от времени навещать вас и рассказывать, как идут дела.

Он поставил хоббитов на землю. Прежде чем отойти, Мерри и Пиппин низко поклонились энтам. Похоже, тех неслыханная гибкость незнакомцев весьма позабавила, если судить по общему гулу и вспыхнувшим в глазах энтов искрам; но вскоре все повернулись к пришельцам спиной и вновь завели свою нескончаемую песню, а хоббиты побрели по одной из тропинок наверх, к изгороди. Добравшись до выхода, они выглянули наружу и осмотрелись. Немного поодаль начинался заросший деревьями склон; вдали, над низкими лесистыми вершинами, светился снежно–белый горный пик. Обернувшись в другую сторону, хоббиты увидели уходящие в серую даль ряды деревьев. Там, на горизонте, светлела зеленая полоска, и Мерри догадался, что это начинаются роханские равнины.

– Интересно, в какой стороне Исенгард? — полюбопытствовал Пиппин.

– Знать бы, где мы, тогда я, может, и сказал бы, — вздохнул в ответ Мерри. — Гора — это, надо думать, Метедрас. А Исенгард, если я правильно помню, лежит по ту сторону хребта. Последний отрог Туманных Гор раздваивается на манер вилки. Между зубьями этой вилки как раз и прячется Исенгард. Видишь там, за хребтом, темную дымку? Может, это не дымка, а настоящий дым?

– А как он выглядит, этот Исенгард? — спросил Пиппин. — Смогут энты к нему подступиться или, может, нечего и пытаться?

– Не знаю, — сказал Мерри. — Исенгард — это что–то вроде площадки, окруженной не то скалами, не то холмами, а посредине стоит не то утес, не то столб, не то каменный остров, который называется Орфанк. На этом острове и выстроена Саруманова башня. Проникнуть в Исенгард можно только через ворота, — правда, я не знаю, одни они там или несколько, а из ворот, кажется, вытекает река — она течет откуда–то с гор в сторону Роханской Щели. Похоже, энтам этот орешек будет не по зубам… Но я тебе скажу, эти энты не так просты, как кажутся. С виду они вроде как безобидные, даже немного потешные — но это только с виду! Они, конечно, чудаки и увальни, и слишком долго терпят, если случается какая–нибудь неприятность, — так что неудивительно, что они такие грустные. Но их все–таки можно расшевелить. И если это случится — не хотел бы я оказаться в стане их врагов!

– Пожалуй, — кивнул Пиппин. — Я понимаю, что ты хочешь сказать. Одно дело — степенный, задумчивый старый бык, который лежит себе на траве и жует жвачку. И другое дело, если его раздразнить: тут уж уноси ноги! Причем перемена может произойти в одно мгновение. Интересно, удастся ли Древобороду их расшевелить? Он наверняка попытается. Только, боюсь, нелегко это, ох как нелегко! Возьми хотя бы самого Древоборода: как он вскинулся вчера вечером! И тут же спохватился…

Хоббиты постояли и повернули назад. Голоса энтов по–прежнему согласно возносились и опадали: совет шел своим чередом. Солнце поднялось выше и заглянуло в котловину, осветив верхушки трех берез и окатив противоположный склон прохладным золотым светом. Там, на склоне, хоббиты приметили в траве блестку родника и направились к ней, огибая балку по краю. Ох, и приятно же было ступать по мягкой прохладной траве, тем более что торопиться было решительно некуда! Вскоре они добрались до бьющего из земли ключа, глотнули чистой, холодной, ломящей зубы воды и уселись на замшелый камень рядом с родником, глядя на солнечные пятна и тени облаков, скользящие по дну котловины. Гул голосов по–прежнему стоял над Заколдованной Балкой. Хоббитам казалось, что они попали в какой–то иной мир, безмерно чуждый всему, что доводилось им видеть в прежней жизни. Сердце кольнула тоска по родным лицам, по привычным, знакомым голосам друзей. Как там они — Сэм, Фродо, Бродяга?