Советская фантастика 50—70-х годов (антология) - Сергей Плеханов

— Для этого надо прожить здесь две жизни…

— Чтобы уловить общее — нет. Иногда его можно почувствовать сразу, на одном дыхании. Как повезет. И как смотреть на все, что происходит вокруг. Ты здесь родился, ты ко всему привык, многое проходит мимо твоего внимания. Глаз постороннего зорче.

— Возможно… Но меня интересует одна частность — собираешься ты посещать Правителя?

— Пока нет. Пока это просто невозможно — мы стоим перед глухой стеной, и эта стена неприступна. Нужно найти хотя бы какой-то дефект в этой стене, дыру или щель, и только тогда…

— А если я знаю такой дефект?

Шан внимательно посмотрел на Сипа. Сип выдержал взгляд.

— У тебя завелись от меня секреты, Сип?

— Нет. Не завелись. Этот секрет был со мной всегда. На Свире, на Зейде, на Земле. Но этот секрет я открою только тому, кто поможет мне выполнить клятву.

— Какую клятву?

— Судить Великого Кормчего.

— Убить?

— Нет. Судить. И приговорить к смерти. И привести приговор в исполнение. Чтобы это не было убийством, нужны хотя бы двое…

Да, еще Тесман говорил, что у Бина свои счеты с Правителем. И вот теперь… Отговаривать — бесполезно. Согласиться на соучастие — нельзя. Остаться в стороне — нечестно. Обманывать — подло.

— Когда и кому ты дал клятву?

— Не надо об этом, Шан. Я забыл, что ты — человек Земли. Что ты — просто наблюдатель. Что для тебя все наши горести и беды — не более как трудный ребус, который надо решить, научный казус, который надо объяснить. Я забыл. Прости. Я не оставлю тебя, пока… Словом, забудем этот разговор. Я ничего не спрашивал.

— Бин…

— Я Сип. Прежний Сип.

— Жарко. Давай выпьем пива…

Они остановились под зеленым навесом против рыбного магазина. Пожилой гвардеец с жезлом дружелюбно им улыбнулся и подвинул кружку, освобождая место за столиком. Улыбка в Дроме — явление редкое, и Шан улыбнулся в ответ.

— Дежуришь?

— Разве это дежурство, септ-капитан? Хочешь спи, хочешь пиво дуй. А вот я работал в Олоне, воздушные верфи там, — вот где, действительно, держи ухо востро. Известное дело, работяги — у них свой закон. Держатся один за одного, косяком, — с ними лучше не связываться. Только когда подмога пришла — присмирели малость. Да и то…

Пиво было, что называется, на любителя — цвета спелой малины, горьковато-сладкое и почти без пены. Шан взял три кружки — себе, Сипу и говорливому блюстителю порядка.

— Благодарю, септ-капитан. Многовато будет… Ну да ничего, мне уже через час меняться.

— А ты за свою жизнь в разных местах бывал, наверное?

— Да, помотался. Я все больше по охране, для страха стою. Так не стало страха теперь, даже Вечного Дворца не боятся. Шалый народ стал.

— А почему, как ты считаешь?

— От жиру. Я говорю — от жиру. Заелись, на Правителя обнадежились. Он, мол, благодетель, всех накормит. Я последнее время в глуши, в Трижах существовал — молодые затерли. Так и там — дикари, обезьяны земляные, только и могут, что свою сатуру крупноплодную сажать да выкапывать — так и те. Не хотим по шестнадцать часов работать, хотим по десять. А этого не хотите?

Заметно приободрившись, ветеран грозно потряс жезлом, как боевой дубиной.

— А сюда меня сын перетащил, слава Кормчему. В «топорах» у меня сын… Здесь благодать. Конечно, тоже, как когда…

Что-то стряслось в рыбном магазине. Крик возмущения и боли, звон разбитого стекла, шум свалки, снова крик — тот же голос, но сдавленный, зовущий на помощь, ругань, глухие удары, снова звон стекла. Гвардеец поскучнел и прислушался, не спеша, однако, допил свое пиво.

— Опять что-то не поделили. Вот народ! Всего — выше горла, лопай — не хочу, так нет, каждый в рот соседу смотрит. Зависть, зависть… Не люблю драк. Никогда не поймешь, кто прав, кто виноват — все хороши. Пакость одна.

Шанин почувствовал на себе хмурый изучающий взгляд Сипа. Ему стало неуютно. Никаких действий — это легко приказать. А если бьют женщину? Ребенка? Ты чужой, тебе все равно — утверждало молчание Сипа… Нет, дорогой террорист. Очень не все равно. Очень.

— Надо прекратить это, — Шан одернул ремень. — Пойдем, дежурный.

Они не успели. Кто-то мелькнул в дверях, пытаясь выскочить на улицу, его перехватили, ударили спиной о притолоку, потом — мимо притолоки. Хрустнуло дверное стекло, посыпалось, окровавленное тело вывалилось на тротуар, а за ним вывалилась толпа разъяренных мужчин и женщин.

Коротышка в кожаном фартуке, увидев гвардейцев, бросился к ним:

— Это проник! Он оскорбил Кормчего! Он сказал про него такое!

Тротуар опустел мгновенно. Ни избиения, ни свидетелей — жара, звенят ситары, недопитое красное пиво на столике — и неподвижная человеческая фигура на тротуаре.

Коротышка уже сориентировался в чинах. Он прилип к Шану.

— Мне этот магазинчик после конфискации остался, почти даром — упекли одного тут. Вот я и всегда на страже. Способствую, так сказать. У меня на тайных проников нюх. Такой от природы дар имею — и все для Правителя. Я уже человек двадцать задержал, септ-капитан. Нюх мое прозвище. Вы запишите себе — Нюх с улицы Благодати…

— Готов, — подошел дежурный. — Вызвал машину, сейчас заберут…

Шанин предполагал в этот день съездить куда-либо на окраину, например, в рабочий пригород Дромы Силку. Было еще рано, до Силки часа три езды экспрессом, но они вернулись в гостиницу. Возвращались в открытом автобусе, который немилосердно дергало в ритме бесконечного автоконвейера. Люди стояли и сидели, отрешенно жуя, и согласно качались в такт рывкам. Обыкновенные лица, красивые и не очень. Добрые и не очень. Умные и не очень. Обыкновенные люди, которые полчаса назад неизвестно за что сообща убили человека.

— Ну, как дедуктивный метод, — спросил Сип, исподлобья поглядывая на Шанина. — Помогает?

— Поможет. В свое время. А завтра мы с тобой должны разыскать вот этого человека. Зовут его…

— Мос Леро…

Чтобы разобрать витиеватую надпись на почерневшей медной пластине, пришлось включить поясной фонарик. Шан махнул рукой таксисту, тот, круто развернув машину, дал полный газ, и через полминуты только серая пыль висела над петлей накатанной дороги.

Даже фары не включил. Еще врежется где-нибудь. Внизу уже совсем темно. Чудак!..

— Кто знает, Шан. Может быть, это мы начудили, отпустив машину раньше времени…

— Не думаю. Хотя, если хозяин под стать своему логову, думать о приятном отдыхе вряд ли придется…

Они звонили у бронированной калитки, врезанной в крепостной кладки каменную стенку, добрых пять минут, но за калиткой и за стеной царила нежилая тишина.