Оправа для бездны - Сергей Малицкий

– Оно смеется, – прошептала побелевшими губами Айра. – Упивается смертями и смеется. Как ребенок. Как мерзкий и гадкий ребенок.

– Что ты говоришь? – повернула к помощнице черное лицо Хайта.

– Уж больно проста эта рисская магия, – ответила Айра. – Хлопок в ладоши – и искра. Другой вопрос: что за дрянь в горшках вспыхивает, как древесный пух? Знаешь, что я тебе скажу? Сейчас на стене заживо сгорают сотни воинов. Не боишься, что останемся без работы? Или пепел тоже крючниц заставляют убирать?

– Пепел смоет дождь, – скривила губы Хайта и замолчала.

Таранный сарай медленно полз к стене. Из охваченных пламенем бойниц не вылетело ни одной стрелы, ни одного камня, а запасы разогретой смолы сгорали прямо в котлах.

Ворота и закладка сайдов были разбиты только к следующему утру. Борка все еще горела, но поднимающийся из бойниц черный дым сменился серым – словно всю черноту принял и впитал в себя камень. Едва таран пробил последний ряд камня, как в его обслугу полетели стрелы, но уцелевших защитников Борки было не больше сотни. Хенны смяли их, оставив убитыми не больше трех-четырех десятков воинов, но крючницам до трупов добраться так и не удалось. И не потому, что те сами поднялись и отправились в сторону Суйки, дойти до которой теперь ничто не мешало мертвецам, а потому что через узкие ворота в пределы Скира потекло хеннское воинство. Сначала быстрая конница, которая сотня за сотней просачивалась через проход вплоть до следующего утра. Затем обоз, запасные лошади, подводы с торопливо разобранными на части пороками, с погруженными на повозки катапультами и баллистами. Уже к вечеру второго дня появились ведомые рисскими колдунами тысячи оборванных, истерзанных ненавистью воинов, вооруженных только заостренными деревянными кольями, в которых Айра узнала тех, кого видела у храма Сето, – и они тоже проходили через стену до утра, и все это время она чувствовала в отдалении довольное урчание Зверя, который еще не насытился, но уже предвкушал трапезу, надеясь утолить разрывающую его жажду. Затем за почерневшую, исходящую едва заметным дымком стену двинулись подводы, нагруженные гигантскими вонючими горшками, переложенными соломой, но уже подходили следующие отряды конницы и опять обозные, пока наконец на пятый день старшая старуха не закричала что-то непотребное и не развернула караван крючниц в сторону ворот.

Таранный сарай риссы уже убрали, протащив его на ту сторону рва, и соорудили вместо него обычный бревенчатый мост. Понукаемая Хайтой лошадь втянула повозку под закопченную арку проездного тоннеля, и Айра после долгого перерыва вернулась в Скир, узнать который было не просто. Городка за борской стеной не существовало. Большая часть домов была разрушена, но и те, что оставались стоять, выгорели до черноты. Сквозь пустые оконные проемы зияло голубое небо. Караван крючниц пополз на север. На перекрестке, на котором дорога делилась на пути к Суйке и Омассу, хенны спешно сколачивали острог из поваленных деревьев, что никак не напоминало степняков, да и дальше, всю ту пару десятков лиг, что отделяли поверженное укрепление от первого сайдского города, караван двигался медленно. Хеннские дозоры следовали вдоль дороги и в ту, и в другую сторону – и никак не напоминали победителей и завоевателей. Лица многих из воинов были непривычно растерянны. Все разъяснилось, когда повозки крючниц встали на высоком берегу Дажа в паре лиг от башен Омасса. Хайта присела к костру возле Айры, помешала варево в котле, хлебнула, смешно выпячивая губы над деревянной ложкой, и выплеснула остатки в вытоптанную траву.

– Дурная это какая-то война, – прошипела после недолгого молчания.

– А бывает не дурная война? – поинтересовалась Айра.

– А тебя, как я посмотрю, не трогает она вовсе? – зло сплюнула Хайта. – Все одно выходит: если ты из Дешты, так соплеменники твои здесь гибнут!

– Я что-то должна сделать для них? – зевнув, поинтересовалась Айра, хотя в последние дни не могла сомкнуть глаз и не чувствовала сонливости.

– Вот уж не знаю. – Хайта задвинула носком сапога в костер выскочивший уголек и подняла тонкий нос к расцветающему звездами небу. – С другой стороны, что можно сделать против хеннов? Хенны как засуха, наводнение, стужа, испепеляющая жара. Хеннов можно только перетерпеть, если боги будут милостивы к терпящим.

Айра посмотрела на дорогу. Сумрак поглотил ее полностью, но топот, стук копыт, скрип повозок неслись непрестанным гулом.

– Сайды трусы, – наконец стиснула сухими пальцами черное лицо хеннка. – Они не желают биться с хеннами. Вот, – махнула она рукой в сторону Омасса, – заперлись в крепости и будут изжарены в ней так же, как и в Борке. Сотник сказал, что городок у крепости пуст. Стена поперек долины была брошена, как и жилища за ней. Все сайды ушли к северу – что ж, чем плотнее они будут стоять за стенами Скира, тем меньше стрел хеннов будет выпущено попусту.

– А потом? – спросила Айра.

– Что «потом»? – не поняла Хайта.

– Что будет потом, когда падет Скир и все сайды будут уничтожены? Что будут хенны делать тогда?

– Они вернутся в степь, – усмехнулась хеннка, странно блеснув зубами. – И их дети или внуки однажды вернутся в Оветту, чтобы вновь проредить ее обитателей. А что будешь делать ты?

– Я? – удивилась Айра. – Пока ничего. Я прислушиваюсь и присматриваюсь. Если останусь жива, попробую вернуться в Дешту. Рано или поздно она будет восстановлена, ведь так?

– Не знаю, – пробормотала Хайта и бросила на Айру быстрый взгляд. – Наша старшая приказала присматривать за тобой. Не нравишься ты ей, поэтому от повозки лучше не отходи. Да и незачем тебе шляться, работы у нас не предвидится, – если только хенны будут рубить сайдов на части, тогда придется повозиться с гнилой человечиной. Завтра мы встанем у Омасса, потому как дальше дороги нет. В лесах еще остались сайды, наверное, крестьяне или горожане: они пытаются ночами нападать на стоянки, но с ними будет покончено быстро.

– Значит, сайды все-таки не трусы? – медленно проговорила Айра.

– Если бы они не были трусами, они бы бились с хеннами лицом к лицу, – твердо сказала Хайта.

Хеннка бросила на помощницу еще несколько взглядов, но Айра не проронила ни слова. Она чувствовала, что напряжена, словно струна на сайдском боо, и что рог, на котором она натянута, рядом, и через него скользят смертные тени – скользят быстро, словно бурный поток горной реки, – и эта близость обжигает ее холодом.

На следующий день крючницы вошли в Омасс. Точнее, приблизились к нему, потому как города больше не было. Он был выжжен дотла, некоторые развалины еще слабо дымились, но, судя по всему, прогорели еще до прихода хеннов, хотя четыре обугленных, покосившихся порока говорили об обратном. Бесчисленные шатры окружали пепелище разноцветными куполами, раскинувшись лагерем вплоть до дальнего леса, но и среди них были видны спешно заделываемые прорехи. Караван крючниц начал забирать левее, уходя от серой громады Омасской крепости и пепелищ к белым холмам, и остановился на голом косогоре.