Красное на красном - Вера Камша

— Мне жаль вас, Рокэ Алва, — вздохнул Вейзель, — сейчас вы и впрямь победили, но потом…

— Потом мы все умрем, и хватит об этом. Ричард, можете выходить из кустов, столь живо вас заинтересовавший разговор окончен. Где наши доблестные таможенники?

— Они нашли дохлого зверя… Того, кто людей таскал, это самка…

— И пошли искать щенят? Разумно, если людоедов приручить, их можно кормить незваными гостями. Идите, Вейзель, и готовьте штольни.

— Будь по-вашему, — наклонил голову артиллерист, — а кто повезет ультиматум?

— Или Жан, или Клаус. Кто не знаю, пусть бросают жребий.

— Таможенники?!

— Именно. Они не станут сюсюкаться с Белым Лисом и краснеть, вспоминая о моих злодействах. Кагету надо взять за глотку, вы этого не сумеете, они сумеют.

— Адгемар, каким бы он ни был, — монарх, он имеет право на наше уважение.

— Нет, не имеет, — отрезал Ворон. — Он проиграл и понимает это. Уверяю вас, кагеты будут ползать перед таможенниками на брюхе, хотя… можно их и уважить! Посольство возглавит член царствующего дома Бакрии, а барон Шеманталь будет его сопровождать. Пора в Равиате показать козлиное знамя, как-никак соседи!

4

Розы еще не отцвели, они по-прежнему были прекрасны и горды своей красотой, а Адгемар был все так же благообразен, только благость на его лице сменилась скорбью. Белый Лис оплакивал погибших, но Робер Эпинэ в скорбь казара не верил. Лису плевать и на убитых, и на утонувших в Бирисской долине, его заботит одно — как удержать пошатнувшуюся власть. Эпинэ смотрел на скорбного седого красавца, а перед глазами стояла огромная, измазанная в жидкой грязи глыба, из-под которой виднелись обрывок цепи и раздробленная женская нога. Луллаку и Мильже удалось выскочить самим и вывезти на своих конях детей и женщин. Разумеется, не всех. Вернуться за оставшимися было невозможно. Рокэ разбил армию Кагеты, но добил их сель, которого отродясь в этих краях не бывало. Долина Биры оживет нескоро, если вообще оживет.

Талигоец постарался отогнать от себя навязчивые видения. Когда Адгемар закончит свои плачи, нужно будет добраться до гоганов и занять у них денег на обратный путь. Он сделал все, что мог, но выше головы не прыгнешь, природа и та на стороне Ворона… А ведь когда-то в Талигойе верили, что Раканы угодны Кэртиане и им на помощь приходят скалы и волны, молнии и ветры. Вот они и помогли! Прав был Эрнани, отрекшийся от язычества, но как Создатель мог допустить такое?! Можно карать сильных, но дети, женщины, твари ни в чем не повинны, ибо созданы такими, какими созданы.

Белый Лис продолжал распинаться об ужасах и потерях, которые постигли Кагету. Если б Робер не был в Дараме и не спустился утром к уничтоженному селу, слова Адгемара его бы потрясли, но он видел и поэтому не хотел слышать, не хотел думать, не хотел вспоминать. Сделав над собой усилие, Робер принялся размышлять о Клементе. Его Крысейшеству может наскучить ждать хозяина, и он отправится на прогулку, а по Равиату бегают стаи голодных собак и еще более голодных кошек.

Нищих здесь тоже хватает, но кагеты, слава Создателю, крыс все еще не едят. Надо было запереть Клемента в сундуке, хоть ему это не понравится. Ничего, пошипел бы и перестал — хитрюга понимает, что возмущаться, когда тебя не слышат, глупо, хотя Адгемар вот говорит и, кажется, что-то важное.

— …я был потрясен, прочитав это письмо, потрясен и раздавлен. Вот оно, от вас у меня тайн нет, и потом те, кто привез ультиматум, не скрывают то, что в нем написано. Это еще одно унижение — прислать ко двору дикаря в шкурах, которого приходится называть принцем, и грубияна, которому Рокэ Алва властью Проэмперадора дал титул барона.

А Штанцлер надеялся, что Рокэ Алва проиграет, а не оправдавшего доверия Проэмперадора ждет казнь. Потому-то кансилльер и настоял на том, чтобы Рокэ дали полномочия. Надо полагать, Ворон и Дорак будут долго смеяться.

— Ваше Величество, вы хотите, чтобы я прочел письмо Рокэ Алвы?

— Да, — казар протянул талигойцу бумагу, — вот оно.

Почерк Ворона и его личную печать Эпинэ узнал сразу, в том, что это не подделка, сомнений не было, но и правдой написанное быть не могло:

«По поручению Его Величества короля Бакрии Бакны Первого я, Рокэ, герцог Алва, излагаю условия, в случае исполнения которых королевство Бакрия согласно заключить мир с Кагетской казарией.

Бакрия настаивает на признании своих прав на владение исконно принадлежащими бакранам землями по обе стороны священной для ее народа горы Бакра, а также Озерным плато, Барсовым ущельем, перевалами Окила и Гарза, Даргатским нагорьем и предгорными землями вплоть до Орги. Его Величество Бакна Первый требует разрыва союза между Кагетой и враждебными Бакрии Агарией и Гайифой. Бакрия готова подписать мирный договор не раньше 12-го и не позже 19-го дня месяца Осенних Ветров у южного подножия горы Бакра.

Если условия не будут приняты, Его Величество с прискорбием сообщает, что будет вынужден взорвать берег озера Змеиное Око, как взорвал одно из Барсовых Очей, дабы покарать враждебных народу бакранов бириссцев, коим дети Великого Бакры обязаны неисчислимыми бедствиями, и убедить сомневающихся и недоверчивых в своей твердости».

Значит, сель не был случайностью. Это дело рук Ворона, потому что бакранские козопасы вряд ли знают, что такое порох. Но кем же надо быть, чтоб сотворить такое?! Рокэ Алву называли безумцем, демонским отродьем, палачом, мерзавцем, но эти слова для него слишком мягкие. Его надо убить, как бешеного пса… Легко сказать, убить, эту тварь защищает сам Леворукий!

— Ваше Величество, — Робер почувствовал, что у него дрожат руки, — я… Это немыслимо!

— Вы не верите в их угрозы!

— Верю! Закатные твари! Верю! От Ворона можно ждать всего. Если с Бирой и вправду он…

— Сомнений нет. Потому они и не пошли за нами.

Зачем он спросил, ведь он и так знает, что это правда. Рокэ не полез бы с шестью тысячами в пасть к барсу, если б не знал, что может посадить зверя на цепь. После Биры его не посмеют ослушаться.

— Ваше Величество, что вы намерены предпринять?

— Я должен спасти мой народ, — с чувством произнес казар, — и ради этого не пожалею никого и ничего. Если б ценой моей жизни можно было отвести опасность от Кагеты, я бы не колебался ни мгновения, но долг от меня требует не умирать, а жить и действовать.

Я не могу допустить, чтобы Равиат постигла судьба Бирисской долины. Робер Эпинэ, я приму ультиматум. Я поеду к горе Бакра и буду унижаться перед дикарями и чудовищем, в котором не осталось ничего человеческого.